Андрей Рублёв

Ангелы составляют как бы светоносное кольцо вокруг беломраморной поверхности стола. Краски Рублёва имеют не только цветосилу, но и светосилу. Большие цветовые пятна сияют на фоне светлых, нежных полутонов. В живописи Рублёва сами изображения излучают свет, на место резких бликов приходят нежные плави. Некоторые исследователи вообще считают колорит иконы самым замечательным достижением художника. Надо сказать, что до 20-х годов нашего века об этом известно не было — икона впервые была частично раскрыта в 1905 году, а полностью — только после революции. Знаменитый рублёвский небесно-синий голубец — самое яркое и звучное цветовое пятно в иконе. Первоначально, когда сохранялся золотой фон и золото нимбов, когда не были потёрты охряно-золотистые краски ангельских крыльев и престола, его звучание было ещё более сильным. Синий цвет — цвет сапфира и лазурита — всегда асоциировался с небесной синевой и, следовательно, с местом пребывания Божества. Библейские «сыны Израилевы» зрят под ногами Бога «нечто подобное работе из чистого сапфира и как само небо ясное» (Исход 24,10). По словам Исаака Сирина, небесный цвет выражает «чистоту ума при молитвенном изумлении».Эта мысль повторяется и в других сочинениях: «Если кто желает видеть обновление ума, пусть лишит себя всех помыслов и тогда увидит себя подобным сапфиру или небесной краске». Новгородцы, которые по рассказу Василия Калики видели рай на земле, сначала увидели Деисус, написанный прямо на горе лазоревой краской (впрочем, это была самая дорогая привозная краска, а для практического ума новгородца дорогой и самый хороший могли быть близкими). Павел Флоренский так определил суть Троицы: «Вот тот неизъяснимый мир, струящийся широким потоком прямо в душу созерцающего от Троицы Рублёва, эту ничему в мире не равную лазурь — более небесную, чем само земное небо(...) эту невыразимую грацию взаимных склонений, эту премирную тишину безглагольности, эту бесконечную друг перед другом покорность — мы считаем творческим содержанием Троицы».

Творчеством прирастает жизнь — творчество и есть создание чего-то нового, что становится неотъемлемой частью самой жизни. Даже простое  произведение искусства, а не только являющая образ иного мира икона, само становится фактом окружающей действительности. И оно начинает жить своей жизнью и этой нашей реальной жизнью. С  каждым новым человеком, смотрящим  на Троицу, молящимся перед Троицей, в ней прибавляется что-то новое  — в этом магическое очарование прославленных и намоленных икон. Чем дольше живёт икона, тем больше нарастает на ней смыслов. Мы уже не можем увидеть её глазами современника Рублёва, но и при нашем взгляде на неё мы чувствуем то магическое очарование, которое оказывается выше богословских догматов и чистого любования. Мощь явленной нам любви Божией к человеку до сих пор обжигает нас и заставляет снова и снова пытаться понять бесконечный смысл этого произведения. Одного из самых светлых образов в истории мировой культуры, созданного во времена тёмные и жестокие. «Троица бо един Бог Вседержитель. Его же славу небеса поведают, земля же владычество его, море державу его и всяко чувственная и умная тварь величество его проповедуют всегда», — сказано в молитве Евфимия Тырновского. И вот это ощущение «чувственной и умной твари», которое приходит перед рублёвской Троицей, поднимают человека и помогают ему жить. «Радость святой печали» есть в этой иконе, по словам древнего автора.

Смерть и время  царят на земле,

Ты владыками их не зови —

Всё, кружась, исчезает во мгле,

Неподвижно лишь солнце любви.

(В.Соловьев)

Смерть и время  пощадило этот образ любви. Вообще с  большими произведениями у времени  совершенно особые отношения. Для произведений Рублёва оно стало сотворцом некоторых его произведений. Оно порождает новые смыслы и толкования. Возможно, что и Троица первоначально выглядела не совсем так — во всяком случае её копии и подражания не соответствуют в точности образцу. Возможно, копировали не её, а некий другой, близкий вариант рублёвской Троицы. Возможно, при копировании «исправляли» какие-то детали в духе привычной традиции. А возможно, и сама Троица выглядела не совсем так — скажем, есть некоторые основания полагать, что на столе первоначально могли находиться три чаши, и потому новизна этого момента иконографии — заслуга времени. Также, как в целом убедительная и красивая теория о влиянии исихазма и исихастском понимании света была построена одним исследователем на основании необыкновенного изображения пещеры — белой, светящейся в иконе «воскрешение Лазаря» в праздничном чине иконостаса Благовещенского собора, а теперь выясняется, что не только неизвестно, принадлежала ли эта икона кисти Рублёва, но что пещера была — чёрная, просто красочный слой в этом месте оказался полностью утрачен и на его месте мы видим светящуюся белизну левкаса. «Доработало» время и одну из замечательных икон Рублёва — «Спаса» из так называемого Звенигородского чина.

Три иконы из поясного деисусного чина были обнаружены иконописцем-реставратором Г.Чириковым в 1918 году в сарае возле собора на Городке в Звенигороде. Об исполнении Рублёвым этой работы нет никаких, даже косвенных исторических свидетельств. Тем не менее, авторство Рублёва почти бесспорно. Архангел Михаил чрезвычайно близок к ангелам Святой Троицы — одинаковы черты ликов, форма и рисунок причёски, похожи очертания силуэтов и рисунок лёгкой, имматериальной ткани.

Образ звенигородского Спаса близок к Христу Вседержителю из рублёвских росписей 1408 года. Оба произведения воспроизводят один и тот же тип, и отличия касаются в основом характера выражения: Христос-Судия в сцене Страшного Суда и созерцательный Христос из Деисуса. Красочный слой на этой иконе во многом утрачен, но истинные произведения искусства отличает некое благородство утрат. Конечно, мы никогда не узнаем, какова была одежда Христа и что было написано в раскрытом Евангелии в его руках, но теперь он глядит на нас снова издалека, эта даль времён стала ощутимой, нашла своё материальное выражение. И опять — застывшее движение: фигура дана в трёхчетвертном развороте, а части лица — строго анфас; противоречивая гармония мощной шеи и тонкого с некрупными чертами лица; изумительная гармония светлых нежных холодных красок...

Вполне может быть, что Рублёв — отчасти мифическая фигура, что то, что создал он, не сохранилось, а то, что приписывается  ему, сделано кем-то другим. Но —  ангелы останутся. И они-то и есть истинное выражение души и веры целого народа, его представления о прекрасном и святом. Мы не видим ангелов  сейчас — но рубеж XIV-XV века был временем взлёта человеческого духа на Руси и, может быть, именно на этом взлёте было дано увидеть ангелов, дано увидеть  настоящее. Ангелы есть и сейчас —  только мы их не видим. Но напоминанием и утешением нам останутся  произведения того времени.