Сниженная лексика в немецком языке

Здесь же мы можем  говорить об экспрессивной функции. Сниженная лексика выступает  в этом случае как достаточно сильное  экспрессивное (стилистическое) средство оживить, сделать более эмоциональной  речь говорящего, реже – пишущего. C одной стороны, это может иметь  место в дружеской беседе, в  застолье и т.д.

(Hast du einen Musikwunsch, fragt Clara mich. – Musik geht  mir am Arsch vorbei, sage ich [Zeh 2003: 80].

«Хочешь послушать  какую-нибудь музыку?» - спросила меня Клара. –  «Музыка мне до задницы», - сказал я.),

а с другой стороны  – в обстановке публичности: на митинге, во время встречи с аудиторией, часто в популистских целях.

Так, умело играя  на мазохизме среднестатистического  обывателя-неудачника, девушка-модератор  позволяет себе ненормативную лексику  в адрес определенной части своих  слушателей, одновременно подчеркивая  свой демократизм: я такая же, как  и вы, я тоже не люблю этот мир, я говорю на том же языке, что и  вы, вы ведь не оскорбитесь, если я назову вас так, как вы зачастую сами называете  друг друга?

Этот пример иллюстрирует одновременно с номинативной и экспрессивной и следующую  функцию сниженной лексики –  индентифицирующую. Здесь лексика выступает в качестве кода – сигнала окружающим, что говорящий, органично употребляющий сниженную лексику и фразеологию, – свой. Чаще всего эту функцию выполняют жаргонизмы:

Ich arbeite an einem Bericht für den Kultursender der Radio-Kooperation Mitteldeutschland, leiert Clara.

Ja, ja, sagt Erwin, und der Hefenbruader do sitzt im Öl und schlogt Wellen.

Er zeigt auf mich.

Wie bitte, sagt Clara.

Der Kleinkriminelle, sage ich, ist wohl zum SpaB hier [Zeh 2003: 327].

«Я работаю  над докладом для Вестника культуры Объединения радиостанций  Центральной Германии», – забубнила Клара.

«Ага-ага, - сказал Эрвин, - а малыш-шушер тута для телевизора».

Он показал  на меня.

«Извините, что?» - сказала Клара.

«А мелкий преступник, - сказал я, - тут просто для удовольствия».

В данном случае художник Эрвин употребляет не просто диалектную лексику, но и воровской  жаргон, так что Макс вынужден «переводить» сказанное им для Клары, которая  до этого момента без труда  понимала речь Эрвина. 

Более прочих индефицирующий аспект характерен для речи Джесси. Душевнобольная девушка – пример вечного ребенка. Ее речь изобилует выражениями, которые понятны только близким ей людям:

Cooooper, sagte sie, ich glaube, die Tiger sind wieder da.

Das ist doch Unsinn, sage ich, hör auf damit [Zeh 2003: 22].

«Кууууупер, - сказала она, - я думаю, тигры вернулись».

«Вот глупость, - сказал я, - ты прекращай с этим!»

Она находит  удовольствие в том, чтобы называть Макса Купером (имя, на которое в  детстве он хотел поменять свое), ведь  только ей позволено так обращаться к нему. Die Tiger ‘тигры’ – обозначение для криминальных компаньонов ее отца, weiBe Wölfe ‘белые волки’ – брат и отец, Goldfische  ‘золотые рыбки’ – сумасшедшие, беззаботные люди.

Интересно то, что  названия глав романа, в которых  главный герой погружается в  воспоминания о погибшей девушке, практически  полностью повторяет язык-код  Джесси, построенный на наименованиях  представителей животного мира: Tieger, Von Zugvögeln ‘перелетных птиц’, WeiBe Wölfe и так далее. Интимность детского кодированного языка служит в этом случае литературным приемом, еще раз показывающим нам всю значимость воспоминаний о Джесси для главного героя, его желание не просто уйти в эти воспоминания, но и так обозначить их, чтобы это было понятно только ему и его погибшей возлюбленной.

В этом случае мы можем говорить об эстетической функции  сниженной лексики, которая находит  свое применение не в устной коммуникации, а в литературе – как реализация эстетической функции «неканонизированной  речи» в художественном тексте. (Традиции «речевого натурализма» в немецкой литературе восходят к первой половине двадцатого века и связаны с проблематикой двух мировых войн, участницей которых была Германия:

Hat einen ganz schönen Balkon. Kann man auf Kaffe trinken, sagte Timm [Borchert].

«У нее великолепный балкон (здесь: грудь). На таком можно  сидеть и пить кофе», - сказал Тимм.

Sperren Sie doch Ihre Augen auf, Sie bockender Strohwisch! [Remarque]

«Протрите-ка глаза, чучело огородное!»)

Мы можем сказать, что все вышеперечисленные нами примеры в выбранном нами произведении-источнике  выполняют эстетическую функцию, и  с этой целью и были использованы автором.

Таким образом, мы можем сделать следующие выводы.

1. Стилистические  кластеры сниженной лексики и  фразеологии выполняют различные  функции в языке молодежи. Носитель  языка сам бессознательно определяет  функциональную нагрузку употребляемой  им в процессе общения лексемы.  Интенция говорящего (пишущего) может быть самой разнообразной: от дружески-грубофамильярных до явно оскорбительных.

2. Экспрессивно  окрашенная лексика и фразеология,  наделенная эмоционально-оценочной  коннотацией, характеризуются известной  аморфностью значения, подвижностью  его оценочных рамок, вплоть  до противоположных оценок. Такое  значение в сильной степени  окрашено субъективным отношением  говорящего (пишущего) к окружающей действительности.

3. Только контекст  или анализ ситуации речи может  помочь в расшифровке экспрессивной  окраски, эмоционально-оценочного  содержания высказывания, экспрессивно  окрашенных, оценочных слов этого  высказывания.

2.3. Источники  пополнения регистра сниженной  лексики

В рассмотренных  нами в предыдущей части работы примерах представлена сниженная лексика, различная (изначально) по сфере своего употребления (студенческий, воровской жаргоны, диалект) и по своему происхождению (заимствованная лексика, переосмысленные понятия  и т.д.). Наиболее полное представление  о любом лексическом регистре невозможно без рассмотрения источников его пополнения. Регистр сниженной  лексики немецкого языка отличается своей «всеядностью» в отношении  используемого лексического фонда, яркостью создаваемых здесь неологизмов, оригинальным переосмыслением существующих лексем, но, по мнению большинства современных  исследователей, в современном молодежном сленге намечается тенденция  стремления к «примитивизации  языкового материала». Г. Эманн связывает данный процесс с понижением квалитета молодежной поп-культуры, являющейся одним из основных факторов влияния на подрастающее поколение. Спустя  пятнадцать лет после таких кумиров, как Штефан Реммлер, Нэна, “Extrabreit”  и Фалько, молодежь получила новых героев “Big Brother-Generation[4]”:  Штефанa Раабa, “Freundeskreis”, “Die Fantastischen Vier”, “Massive Tone”, “Fettes Brot” и др. Обходясь минимальным количеством слов, они тем не менее выражают чувства молодежи, что позволяет лингвистам говорить о «прагматически банальной лексике при положительной валентности (способности сочетаться/положительно воспринимать) со стороны реципиентов» [Ehmann 2001: 9].

Говоря об общих  особенностях молодежного сленга (1.2.2), мы упомянули  о том влиянии, какое оказывает на современный немецкий язык и особенно на речь молодежи англоязычная ПК продукция и развитие web-коммуникаций. В той же мере на молодежный язык влияет и популяризация английского языка в музыкальной культуре (многие немецкие исполнители предпочитают петь на английском языке).

Jetzt nehme ich die Musik dahinter wahr, das ist Claras Lieblingsstück, watch me like a game-show, you’re sick and beautiful, ich dreh mich zur Bar um [Zeh 2003: 426].

Теперь сквозь эти голоса до меня стала доходить музыка, это была любимая песня  Клары: “Watch me like a game-show, you’re sick and beautiful”; я повернулся к бару.

При столь активном влиянии иноязычной культуры одним  из основных источников пополнения регистра сниженной лексики остаются заимствования. Лидирующие позиции здесь занимают заимствования из английского языка:

Joint  ‘сигарета (с марихуаной)’,

konnäckten ‘соединять/ся (с помощью электронных средств связи)’,

auf  Double-Timer ‘правильно распределив свое время’,

faxen ‘совершать глупости’,

Lessness ‘искусство из малого получать многое’,

Looser ‘ненадежный человек/терятель’,

Mega-Deal ‘большой бизнес и одновременно большая, хорошая вещь’,

Mc-Job ‘непрестижная, низкооплачиваемая работа’,

hi-heissen ‘зваться (об имени, употребляемом при приветствии)’,

Hunk ‘проблемный субьект’,

happyenden ‘хорошо заканчивать/ся’,

Antibabypille ‘противозачаточные средства’,

peaken ‘взобраться на гору (жаргон сноу-бордистов)’,

Handy ‘сотовый телефон’ и т.д.

Почти полностью  потеряли свою актуальность итальянский  и французский язык. Практически  все лексемы французского и итальянского происхождения, используемые на сегодняшний  день в молодежном сленге, были заимствованы в конце девятнадцатого – в  начале двадцатого века: der Louis ‘сутенер’, busirieren ‘содомировать’, die Razzia ‘облава’, Bambino ‘детка’ – и относятся уже к «высокому слогу» внесалонной лексики.         

 Традиционно  активным источником пополнения  регистра сниженной лексики, по  мнению Л. Сокола, остается идиш, что объясняется тесной диффузией  германской и гебраистской культур. На заимствованиях из идиш хотелось бы остановиться подробнее в связи с многочисленностью этой лексической группы.

Известно, что  язык идиш, на котором говорят евреи-ашкенази, во многом сформировался на основе немецкого и других европейских языков. В немецком языке (как, впрочем, и в английском, и во французском) некоторые термины Тапаха вошли в употребление очень рано. Многие были заимствованы через труды церковных писателей. В большей степени, чем другие западноевропейские языки, не исключая английского, немецкий язык богат словами и выражениями, главным образом в части арго, которые вошли речь из языков идиш и Juden-Deutsch (западного идиш, разговорного языка немецких евреев).

Несмотря на периодическое «очищение» немецкого  языка (включая «борьбу за чистоту  немецкой речи», сопутствовавшую этническим чисткам в фашистской Германии), большое число гебраизмов и идишизмов все еще присутствует в немецких словарях и другой литературе. Еврейские слова и выражения часто можно встретить в произведениях немецких классиков, таких, как Гейне, Шамиссо и др. [Сокол 2003: 1]    

Наряду с зафиксированными в словарях лексемами: StuВ ‘бред’, Kaffer ‘дурак’, Schmonzes ‘пустая болтовня’ – встречаются и довольно интересные случаи словообразования, такие как Schickserl ‘бикса, глупая баба’, где Schickse, слово еврейского происхождения, приобретает диалектное звучание благодаря окончанию  –rl.

Schickserl, sagt er, geh scheissen. I kenn den Typen [Zeh 2003: 325].

«Баба, - сказал он, - иди на фиг. Я знаю этого типá».

В общем же, употребление многих гебраизмов не ограничивалось и не ограничивается только еврейскими носителями по причине тесной связи  еврейских общин с криминальными  кругами немецкого общества. Сходные  процессы происходили в дореволюционной  России, и многие ныне существующие молодежные сленгизмы имеют криминально-гебраистские корни: пацан (от еврейского ‘потц’ – половой член).        

 С заимствованиями  из других языков через криминальную  и околокриминальную среду связана новая тенденция в языке современной немецкой молодежи, а именно появление языка Kanakisch. Слово ‘Kanakе’ полинезийского происхождения и означает «человек». В Германии оно стало ругательством, применяемым в адрес иностранцев, особенно турецких эмигрантов, значительно повышающих криминогенную обстановку в ФРГ.  Однако на сегодняшний день немецкие турки второго и третьего поколения не без гордости сами именуют себя подобным образом. Kanakisch (пестрая смесь турецкого и немецкого языков) превратился в новый молодежный язык Германии, он звучит на школьном дворе, по телевидению, в кафе, в кино и литературе. Немецко-турецкие выражения быстро расширяют сферу своего употребления. Нередко немецкие родители могут услышать от разгневанного чада подобную тираду:

“Was guckst – Bin isch Kino, oder was?”  

«Чего уставилась? Я тебе что кино или как?!»

Словарь языка  Kanakisch состоит примерно из 300 слов. Почти треть этих слов относится к выражениям, которые связаны с отправлением естественных потребностей и сексуальной сферой. Вторая треть – к автомобильным маркам, их моделям и вариантам. Оставшаяся треть – к моделям сотовых телефонов и к словарному минимуму, необходимому для того, чтобы тебя поняли немцы.