Ландшафты степей евразии как объект исторического степеведения

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 20 Марта 2013 в 15:42, реферат

Краткое описание

На основе историко-географического материала приведены сведения о воздействии кочевых народов на ландшафты
степной зоны Северной Евразии в доземледельческий период, т. е. до XVIII–XIX вв. Сделан вывод, что ландшафты
степного пояса представляли собой природно-антропогенные комплексы, сформировавшиеся в результате культурного
преобразования пространства кочевыми народами. Обоснованы задачи, стоящие перед новой областью знаний –
историческим степеведением.

Содержимое работы - 1 файл

12.pdf

— 1.24 Мб (Скачать файл)
Page 1
12
УДК 911.5:931
А. А. ЧИБИЛЁВ
ЛАНДШАФТЫ СТЕПЕЙ ЕВРАЗИИ КАК ОБЪЕКТ ИСТОРИЧЕСКОГО СТЕПЕВЕДЕНИЯ
На основе историко-географического материала приведены сведения о воздействии кочевых народов на ландшафты
степной зоны Северной Евразии в доземледельческий период, т. е. до XVIII–XIX вв. Сделан вывод, что ландшафты
степного пояса представляли собой природно-антропогенные комплексы, сформировавшиеся в результате культурного
преобразования пространства кочевыми народами. Обоснованы задачи, стоящие перед новой областью знаний –
историческим степеведением.
Ключевые слова: степной ландшафт, кочевое скотоводство, степные империи, курук, историческое степе-
ведение.
Based on historical-geographical evidence, this paper reports on the influence of the nomadic peoples on the landscapes
of the steppe zone in Northern Eurasia during the pre-agricultural period, i.e. in the 18–19
th
centuries. It is concluded that the
landscapes of the steppe zone constituted natural-anthropogenic complexes resulting from cultural transformation of space by the
nomadic peoples. A rationale is provided for the problems facing the new branch of knowledge, historical steppe science.
Keywords: steppe landscape, development dynamics, nomadic cattle-breeding, steppe empires empires, historical steppe
science.
Прошло более 115 лет после выхода (1892 г.) классической работы В. В. Докучаева «Наши степи
прежде и теперь» [1]. Эта книга заложила многие научные идеи и направления, которые с разной до-
лей успеха реализовались последователями ученого в ХХ в. Практически все исследователи сходились
на том, что степи исторически совсем недавно, в XVIII–XIX вв., а в Зауралье и на юге Западной Си-
бири (в том числе в Северном Казахстане) в начале и середине ХХ в., потеряли свой первозданный
об лик. О «прежних» степях времен первых землепроходцев и земледельцев вспоминали русские пи-
сатели XIX–XX вв. — о «былинных», «девственных», «первобытных» просторах. Наши естест во испы-
татели, и в первую очередь степеведы, дружно цитировали замечательных мастеров художест венного
слова — Гоголя, Майкова, Бунина, сожалея о «потерянных ландшафтах».
Но чем больше постигаешь суть степного ландшафта, чем глубже вникаешь в историко-геогра-
фические перипетии событий в степях Северной Евразии, и не за два-три последних столетия, а за
два-три тысячелетия, тем больше сомнений в представлениях о «девственности» и «первозданнос-
ти» просторов, которые осваивали первые земледельцы и переселенцы на всех исторических этапах.
И здесь, наверное, более уместно понятие «былинность», поскольку оно подразумевает закономерные
антропогенные изменения степных ландшафтов во времени. Изучение этих изменений является, по
на шему мнению, предметом исследования особой отрасли современной географии — исторического
сте певедения.
Степная ландшафтная зона, протянувшаяся с востока на запад более чем на 8 тыс. км, в течение
многих веков играла важную роль в истории Евразии, России и, в конечном счете, Старого Света.
Эт ногенез значительной части народов Северной Евразии связан с историко-географическим про-
странством степей. Начиная с эпохи раннего металла (V–начало II тысячелетия до н. э.), степные и
лесостепные просторы континента становятся колыбелью кочевого скотоводства. К IV тысячелетию
до н. э. в степях Северной Евразии доместицированы лошади и крупный рогатый скот. Культура раз-
ве дения мелкого рогатого скота была привнесена с территории Ближнего Востока. На рубеже IV и
© 2009 Чибилёв А. А. (orensteppe@mail.ru)

Page 2

13
III ты сячелетий до н. э. осваивается колесный транспорт, разрабатываются месторождения меди на
Северском Донце и в степном Приуралье. По геоэкологической шкале все эти масштабные новации
в среде степняков относятся к переломному моменту в естественной истории Северной Евразии: в
среднем голоцене холодные степи бореального облика повсеместно сменяются степными ландшаф-
тами современного типа. В дальнейшем наблюдались периоды холодной и теплой аридизации, но
глобальных изменений природно-климатических условий не зафиксировано.
Переход к кочевому скотоводству был предопределен, во-первых, заселением степей, во-вторых,
изменением климата в сторону аридизации, в-третьих, приручением лошади для верховой езды и раз-
витием коневодства. Кочевое скотоводство давало возможность максимально использовать природные
ресурсы степей, получать прибавочный продукт, развивать обмен, социально дифференцироваться
племенам, в результате чего возникли предпосылки для становления государственности.
По мнению Г. В. Вернадского [2], открытые ландшафты степей и пустынь, подобно морю, спо-
соб ствовали развитию торговых и культурных отношений между сравнительно обособленными об-
ластями оседлой земледельческой культуры Евразии (Китаем, Хорезмом, Средиземноморьем). Имен-
но кочевники представляли тот подвижный людской элемент, который регулярно вносил изменения
в этническое и антропологическое разнообразие населения Внутренней, Центральной и Передней
Азии, России и значительной части Европы [3–5].
Исследователями XIX–XX вв. территория степной и горно-степной Евразии — от Маньчжурии
до Юго-Восточной Европы — традиционно рассматривалась как мировая периферия оседлых ци ви-
лизаций. Начальные этапы формирования этнокультурного пространства степной Евразии являются
объектом пристального внимания археологов. Палеогеографы, особенно палеопочвоведы и палео кли-
матологи, достигли существенных успехов в изучении ландшафтной динамики региона, установив
при этом, что географические границы степей, а точнее их разновидностей, менялись в зависимости
от изменения климатических условий, от смены длительных периодов повышенной увлажненности
не менее длительными засушливыми периодами.
В IV–II вв. до н. э. скифское культурное наследие было трансформировано сармато-савроматами
в Заволжье и Юго-Восточной Евразии, кушанами в Центральной Азии, гуннами во Внутренней Азии
и Южной Сибири [6]. Именно в это время на востоке евразийских степей в противостоянии с китай-
ской державой династии Цинь (230–221 гг. до н. э.) началось формирование кочевнического поли-
тического союза хунну, который Г. В. Вернадский [2], Олов Йанзе [7] и Рене Груссе [8] обозначили
понятием «степная империя», вкладывая в него представления о своеобразных государственных об-
разованиях номадов, занимавших географическое пространство Великой степи. Ответной реакцией
китайской державы на появление степной империи хунну явилось строительство Великой Китайской
стены (214 г. до н. э.).
На протяжении почти двух тысячелетий оседлые цивилизации Евразии не прекращали попыток
отгородиться от неспокойных соседей «противостепными» защитными линиями: валы и укрепления
князя Владимира (X в.), Тульские засеки, Белгородская черта, казачьи оборонительные линии, «вал
Перовского» в Зауралье и т. д. Ландшафтно-исторический анализ создания евразийских укрепитель-
ных (пограничных) линий впервые был дан П. Н. Савицким [9].
Империя хунну, объединявшая территории Маньчжурии, Монголии, Джунгарии и Прибайкалья,
просуществовала около двух веков, но из-за постоянных военных столкновений как с Китаем, так и
с другими кочевыми народами, в начале первого столетия до н. э. пришла в упадок. В результате
миграции тюркских племен в Восточный Казахстан и Семиречье, а также в Урало-Каспийские степи
возникали военно-политические союзы гуннских, сарматских и угорских племен. В 70-е гг. IV в.
непосредственно на восточных границах Римской империи Аттилой была создана новая европейская
кочевническая Гуннская империя.
Следующая эпоха степных империй связана с Тюркскими каганатами (рис. 1). Первый Тюркский
каганат основан в 552 г. Затем сформировались Западный и Восточный Тюркские каганаты, после
распада которых в 682 г. возник Второй Тюрский каганат. Эти кочевнические государственные обра-
зования охватили полосу горных и равнинных степей от бассейна Сунгари и Великой Китайской
стены на востоке до Приазовья и Северного Крыма на западе.
Основной отраслью хозяйства тюрков и соседних с ними народов было кочевое скотоводство.
Они разводили овец, лошадей, верблюдов и яков. Важное место в жизни древних тюрков занимала
охота на диких лошадей, дзеренов, маралов, горных козлов, косуль, соболей, белок, сурков. Во мно-
гих районах Южной Сибири существовали центры добычи и обработки железа. Между поселениями
и ставками кочевников сформировалась развитая дорожная сеть. Поэтому можно заключить, что
Великая степь во времена Тюркских каганатов испытывала более значительное воздействие человека,
чем в предшествующие периоды.
После распада Тюркских каганатов (Второй Тюркский каганат прекратил существование в 744 г.)
в IX–начале XII вв. в степях Евразии продолжает господствовать кочевничество (у карлуков, печене-

Page 3

14
гов, кипчаков, монголов). В то же время возникают очаги с комплексной земледельческо-скотовод-
ческой экономикой и развитыми ремеслами: Кыргызский каганат в верховьях Енисея, Уйгурский
каганат, Волжская Булгария, Алания и Хазарский каганат, Венгрия.
Следующая по времени степная империя связана с экспансией монголо-татарского суперэтноса,
начавшейся в 1206 г. после провозглашения верховным ханом всех монголов Темучина под именем
Чингисхан. Ему удалось создать громадное государство, простиравшееся от Китая до Южной Руси и
охватившее практически все степное и лесостепное пространство Северной Евразии, а также при-
лежащие страны. Кочевки монголов представляли собой «курени», когда несколько сотен кибиток
рас полагалось в виде кольца. Такие подвижные поселения свободно перемещались по огромному
степному пространству, оказывая колоссальное воздействие на местный растительный и животный
мир, способствуя концентрации синантропных видов, а также переносу растений-интервентов из од-
них регионов в другие.
Вместе с тем, правила поселения в традиции монгольских народов подразумевают, что место по-
кинутой стоянки не должно быть отмечено следами человеческой деятельности. При смене стойбищ
эле менты хозяйственного пространства перевозились с жилищем на новую стоянку [10]. Земля в ве-
рованиях монгольских народов представлялась в прошлом богиней (Дэлхэйн эзэн — хозяйка земли
вселенной), а ее тело отождествлялось с земной поверхностью, по отношению к которой соблюдался
ряд запретов — запрещалось «царапать лик земли», т. е. копать землю, рвать цветы и траву, двигать
кам ни. Даже тропинки и дороги прокладывались так, чтобы ущерб, наносимый земле, был мини маль-
ным [11]. Поэтому правомерно рассматривать воздействие монголов на природную среду как куль-
турное преобразование пространства.
Империя монголо-татарского суперэтноса существовала около столетия, а затем, как и пред шест-
венники, стала распадаться на отдельные орды-улусы (Золотая Орда, Белая Орда, улус Чагатая и др.).
К середине XV в. и Золотая Орда распадается на несколько тюркских государств: Крымское, Казан-
ское, Астраханское, Сибирское, Казахское ханства, а также Большую Орду (в степях между Волгой и
Днеп ром) и Ногайскую Орду (в нижней и средней частях бассейна р. Яик). К концу XVI в. под уда-
рами ка за ков заканчивает свое существование последняя кочевническая империя Великой степи —
Ногай ская Орда [12].
Воздействие номадов на природу степей в золотоордынское время остается недооцененным. Прак-
тически не изучены многочисленные поселения (в том числе средневековые города и укрепления),
ко торые свидетельствуют об оседло-кочевническом образе жизни народов этой эпохи. Кроме коче-
вого и полукочевого скотоводства в средние века в степи развивались отгонно-пастбищное, придо-
линно-стойловое и оседлое скотоводство с вольным выпасом. Развивались ремесла, земледелие, в том
числе оро шаемое, добывалось строительное сырье. Степные поселения городского и сельского типа
эпохи сред невековья в настоящее время либо представлены малозаметными руинами, либо заняты
со вре менными населенными пунктами — крупными городами (например, Саратов, Волгоград, Орен-
бург, Уральск, Уфа, Челябинск и др.), датой основания которых считается появление здесь русских
Рис. 1. Степи Северной Евразии к эпоху Тюркских каганатов (по [6] с дополнениями).

Page 4

15
или казачьих крепостей. Такой компонент степи, как многомиллионные стада диких копытных жи-
вотных, почти полностью заместился примерно таким же количеством домашнего скота.
Постепенно Китай, Россия и Османская империя приступают к переделу земель мобильных ско-
товодов. Экстенсивное и подвижное скотоводство в своем традиционном виде уже не могло спо соб-
ствовать сохранению кочевнических государственных образований. По мере становления Российско-
го государства на его границах формируются казачьи укрепительные линии, которые к середине XIX в.
протянулись от Приднестровья до Амура и Уссурийского края. Правители России, понимая, что ко-
чевническое скотоводство является не только способом производства, но также и образом жизни,
ор га низуют инвазию носителей земледельческих традиций в ареалы обитания номадов и после дова-
тельно проводят антикочевническую колониальную политику [13] (рис. 2).
Продолжением этой политики становятся переселенческие инициативы Российской Империи в
XIX–начале XX вв. и принуждение кочевых народов к оседлости (принудительная седентаризация) в
период коллективизации (1930-е гг.). Завершающий этап стирания следов кочевничества в евразий-
ской степи осуществлен во время советской целинной компании 1950–1960 гг. [14–16].
Особый интерес с точки зрения исторического степеведения представляет собой такой элемент
земельного права практически всех кочевых народов Великой степи, как «курук» (монг. — хориг, ка-
зах. — корык). Курук в историческом контексте отражал многофункциональное явление, подразу ме-
вавшее создание заповедных, запретных территорий: наиболее ценных пастбищных участков, ре зер-
ватов животных для ханской охоты, мест для отдыха войск, военных учений, а также для погребения
лиц ханского рода и т. д. [17, 18]. Создание куруков — территорий с ограничениями доступа во все
эпохи кочевых империй — свидетельствует о том, что живая природа степей еще со времен государст-
венных образований хунну нуждалась в специальной охране. Следовательно, идея степных станций-
за по ведников, высказанная В. В. Докучаевым и реализованная в 1898 г. Ф. Э. Фальц-Фейном в
районе Ас ка ния-Нова, имеет более чем двухтысячелетнюю предысторию.
Таким образом, на протяжении почти двадцати веков — от государственных образований гуннов
до Ногайской Орды — Великая степь испытала на себе мощное воздействие сменявших друг друга
степ ных империй, которые и определили тот ее облик, который застали естествоиспытатели XVIII–
XIX вв. и первые переселенцы из европейских губерний России.
Кочевое и полукочевое скотоводство, доминировавшее на открытых пространствах степных им-
перий, являлось интегрирующим фактором для равнинных экосистем. Численность и состав скота
ре гулировались сезонными колебаниями погоды, джутами и другими стихийными бедствиями [4, 13].
Существует множество формул расчета потребности в его видах у кочевых народов. По данным
С. И. Руденко [19] у семьи из пяти человек должно быть поголовье, соот ветствующее 25 лошадям
(одна лошадь равнялась шести головам крупного рогатого скота или же шести овцам и шести козам).
Рис. 2. Размещение казачьих войск в степной зоне Российской Империи в XVIII в.

начале ХХ в.
1 — степная зона Евразии; 2 — земли казачьих войск (казачества).

Page 5

16
Кроме того, были необходимы дополнительные тягловые и верховые животные по числу членов семьи.
И. М. Майский [20] полагал, что монгольская семья начала XX в. должна была иметь 14 лошадей,
три верблюда, 13 голов крупного рогатого скота и 90 овец и коз. По И. Г. Георги [21], казахская семья
среднего достатка обладала 30–50 лошадьми, 100 овцами, 15–25 головами крупного рогатого скота,
20–50 козами и несколькими верблюдами.
Важнейшее значение для номадов Северной Евразии имела лошадь, в степи она была незамени-
ма, как верблюд в пустыне [13]. По приблизительным подсчетам при колебании численности народов
Великой степи от 5 до 12 млн чел. на этих пространствах выпасалось не менее 25–30 млн лошадей,
более 10 млн голов крупного рогатого скота и до 80 млн голов овец и коз. Нетрудно представить,
какое механическое воздействие оказывали на степные ландшафты эти многомиллионные стада до-
машних копытных, характер выпаса которых существенно отличается от диких копытных (сайгаков,
куланов, тарпанов и др.). Находясь в постоянных перемещениях в пределах своего жизненного про-
странства, кочевые народы выработали уникальные способы освоения пастбищно-степных угодий,
со четая два основных принципа: линейно-динамический и концентрический.
Динамическое освоение земельной территории осуществлялось развитыми кочевниками через
раз деление территории на сегменты (части пространства), в которых осуществлялась конкретная хо-
зяй ственная деятельность и для которых свойственны определенные типы пастбищ [20]. Принципы
кон центрического освоения пространства в традициях тюрко-монгольских кочевых народов прояв -
лялось в форме жилища (юрта), организации поселений, зимовищ, стоянок повозок, в прокладке и
тер минологическом обозначении кочевого маршрута в виде круга. Кругом назывался маршрут тради-
ционного кочевания [22]. Орбитальное распределение пастбищных угодий для разных видов скота
во круг стойбища остается актуальным и для современных районов пастбищного скотоводства в Рос-
сии, Ка захстане и Монголии. Именно концентрический принцип организации территории — свое-
образного ландшафтного землеустройства пастбищно-степных угодий — предопределял «круг» как
формо об разующее начало представлений кочевников об окружающем их мире и отражал их стрем-
ление жить в согласии и гармонии с природой.
На основании вышеизложенного можно констатировать, что современная наука еще не овладела
методами идентификации многообразных следов и последствий взаимодействия природы и человека
на территории Великих равнин Северной Евразии в период так называемых «степных кочевнических
империй». Изучение этих последствий имеет важное значение при разработке основ устойчивого при-
родопользования и территориального развития степных регионов в современных условиях.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Докучаев В. В. Наши степи прежде и теперь. — М.; Л.: Сельхозиздат, 1936. — 117 с.
2. Вернадский Г. В. Начертание русской истории. Ч. 1. Приложение П. Н. Савицкого «Геополитические за-
мет ки по русской истории». — Прага: Евразийское книгоиздательство, 1927. — Переизд. М.: Айрис-пресс,
2002. — 368 с.
3. Аджи М. Европа, тюрки, Великая степь. — М.: Мысль, 1998. — 334 с.
4. Мордкович В. Г. Сибирь в перекрестье веков, земель и народов: очерки этно-экологической истории регио-
на. — Новосибирск: ИД «Сова», 2007. — 396 с.
5. Россия и Степной мир Евразии: Очерки / Под ред. Ю. В. Кривошеева. — СПб: Изд-во Санкт-Петерб. ун-та,
2006. — 432 с.
6. Кляшторный С. Г., Савинов Д. Г. Степные империи древней Евразии. — СПб: Изд-во Санкт-Петерб. ун-та,
2005. — 346 с.
7. Janse O. L’empire des steppes et Les relalions entre L’Europe et L’Extreme-Orient dans L’Antiguite’ // Revue des
Arts Asiatigues. — Paris, 1935. — Vol. 9. — P. 9–26.
8. Grousset R. L’empire des Steppes. — Paris, 1939. — 186 р.
9. Савицкий П. Н. Геополитические заметки по русской истории: Приложение к книге Г. В. Вернадского
«Начертание рус ской истории». Ч. 1. — Прага: Евразийское книгоиздательство, 1927. — Переизд. М.: Айрис-
пресс, 2002. — С. 303–339.
10. Цэренханд Г. Традиции кочевого стойбища у монголов // Из истории хозяйства и материальной культуры
тюрко-монгольских народов. — Новосибирск, 1993. — С. 62–74.
11. Кульпин Э. С. Цивилизация Золотой Орды // Монгольская империя и кочевой мир. — Улан-Удэ, 2004. —
С. 44–71.
12. Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. — М.: Изд-во Вост. лит-ры, 2002. — 752 с.
13. Хазанов А. М. Кочевники и внешний мир. 3-е изд., доп. — Алматы: Дайк-Пресс, 2002. — 604 с.
14. Чибилёв А. А. Лик степи: эколого-географические заметки о степной зоне СССР. — Л.: Гидрометеоиздат,
1990. — 191 с.
15. Чибилёв А. А. Уроки целины // Наука. Общество. Человек: Вестн. УрО РАН. — 2004. — № 3. — С. 109–116.
16. Чибилёв А. А., Левыкин С. В. Ландшафтно-экологические последствия освоения целины в Заволжье и Казах-
ста не // Тезисы докл. науч.-практ. конференции, посвященной 40-летию целины. — Оренбург, 1994. —
С. 52–54.

Page 6

17
17. Дмитриев Ю. И. Среднеазиатские куруки в эпоху Шибанидов (по материалам XVI века) // Тюркологический
сборник. — 2005. — С. 143–158.
18. Дробышев Ю. И. Обычное право казахов: экологический комментарий // Тюркологический сборник, 2005:
Тюркские народы России и Великой степи. — М.: Изд-во Вост. лит-ры, 2006. — С. 159–188.
19. Rudenko S. I. Studien Liber das Nomaden tum // Jn.Viehwirtschaft and Histenkultur. — 1969. — P. 19–32.
20. Пространство в традиционной культуре монгольских народов / Нанзатов Б. З., Николаева Д. А., Содном-
пилова М. М., Шагланова О. А. — М.: Изд-во Вост. лит-ры, 2008. — 341 с.
21. Георги И. Г. Описание всех в Российском государстве обитающих народов. — СПб: Шнор, 1799. — Ч. 2. —
341 с.
22. Шинкарев Л. Монголы: традиции, реальность и надежды. — М., 1981. — 142 с.
Поступила в редакцию
14 января 2009 г.
Институт степи УрО РАН,
Оренбург

Информация о работе Ландшафты степей евразии как объект исторического степеведения