Исторические воззрения М.В. Ломоносова

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 26 Января 2012 в 14:57, статья

Краткое описание

Существовала ли история как наука на Руси? Некоторые ответят, что да. Но это не очень точный ответ на данный вопрос. Как все мы знаем, создателем истории был древнегреческий ученый Геродот, именно с него начинается история как наука. А как же все начиналось у славян? С крещением Руси к нам приходит не только новая вера, но и письменность. Летописи и повести становятся первыми сочинениями исторического жанра. Это важный источник информации о былых годах нашей страны. Самая древняя летопись, дошедшая до нас – «Повесть временных лет»

Содержимое работы - 1 файл

Ломоносов - историк.doc

— 60.00 Кб (Скачать файл)

                        Сведения об авторе:   Василевский Владимир Владимирович

                                                                   Институт экономики и бизнеса, спец. 080100,

                                                                   1 курс. Тел.:8 962 936 29 81

                         Научный руководитель:  профессор кафедры гуманитарных

                                                                   и   социально-экономических наук

                                                                    Горбунова Е.Ю. Тел.: 8 926 762 31 44

«Исторические воззрения М.В. Ломоносова»

     Существовала  ли история как наука на Руси? Некоторые ответят, что да. Но это  не очень точный ответ на данный вопрос. Как все мы знаем, создателем истории был древнегреческий  ученый Геродот, именно с него начинается история как наука. А как же все начиналось у славян? С крещением Руси к нам приходит не только новая вера, но и письменность. Летописи и повести становятся первыми сочинениями исторического жанра. Это важный источник информации о былых годах нашей страны. Самая древняя летопись, дошедшая до нас – «Повесть временных лет» монаха Нестора – повествует об исторических событиях, доводя их изложение до начала ХП века. Именно она ляжет в основу последующих летописных сводов. И вплоть до ХУП века летописи будут оставаться традиционной формой исторических сочинений. Но летописцы только отчасти являлись историками, опираясь на провиденциализм – объяснение исторического процесса как осуществление замысла Бога, характерное для средневековья, которое лишь в конце ХУП века постепенно уступает место поиску реального истолкования исторических событий. Исторический процесс предстает цепью событий, а не просто их суммой.

     И лишь с появлением одного из великих ученых России, история начинает существовать как полноценная наука, опираясь на научные принципы и методы исследования прошлого. Таким ученым и стал Михаил Васильевич Ломоносов. Будучи еще учеником славяно-греко-латинской академии и студентом академии он увлекся русской историей, к коей интерес пронес через всю жизнь. В истории он ищет родственные души, которые не знают покоя, а день и ночь трудятся на благо государства Российского. Под впечатлением от деятельности князей Киевских он начинает работу над своей книгой «Российская история».

     Писатель  ХVIII века Ф. Эмин говорил, что Ломоносов «лучше и основательнее описал нашу древность, нежели чужестранные историки …». А.С. Пушкин, который в первую очередь упоминает Михаила Васильевича как «историка», говорил, что он первый углубляется в историю Отечества, химик, механик, и, подводя итог, Пушкин говорит, что «Ломоносов создал первый университет. Он, лучше сказать, был сам первым университетом». Так много он сделал для научной жизни России.

     Откуда  у Михаила Васильевича появился такой интерес к истории? По-видимому, он возник еще тогда, когда он жил на русском Севере, где много пелось былин (где их называли старинами), а отец и его товарищи рассказывали юноше о славных событиях недавнего прошлого, которые тоже стали историей: о Петровском времени, о приезде молодого царя на Двину.

     Во  время учебы в Славяно-греко-латинской академии, Михаил Васильевич знакомится с первыми историческими источниками России. Учась в Москве и Киеве, Ломоносов получил доступ к рукописным и печатным сокровищам монастырских библиотек, где хранились, помимо церковных книг, русские летописи, хронографы, другие исторические книги и сборники. В 1736 г., будучи уже студентом Петербургской академии наук, он «поглотил» еще одно книжное собрание – собрание академической библиотеки. И в Германии, куда Ломоносов был отправлен в конце того же года для изучения химии и горного дела, в круг его чтения попадала историческая литература. Так, в письме Д.И. Виноградову 7 апреля 1841 г., посланном из Марбурга в Фрейберг, он просил своего товарища прислать ему, наряду с другими книгами «Истории и известия о великом княжестве Московском» П. Петрея де Эрлезунда. Пройдут годы и в своей «Российской истории» Ломоносов напишет, имея в виду и это сочинение: «… в России толь великой тьмы невежества не было, какую представляют многие внешние писатели».

     Что подвигло Ломоносова на труды по русской  истории? Пристально всматриваясь в  прошлое своей страны, он, прежде всего, искал родственные души: мудрых ее созидателей, строителей и воителей, вождей и духовных пастырей народа, просветителей. Таким виделся Ломоносову конечно же Петр Великий. Обращаясь к истокам Руси, Ломоносов и там находил единомышленников – великих князей киевских Владимира I (Святого) и Ярослава Мудрого, в правление которых было создано могущественное Древнерусское государство, влиявшее на судьбы Европы.

     Исторические  параллели Ломоносов прочерчивал более чем определенно. И в этом смысле его «История» может быть названа исторической публицистикой. От давно усопших государей он требовал того же, чего и от современных: в созидательной государственной работе нельзя останавливаться ни на день, ни на шаг (актуальность исторического знания).

     Однако  это не значит, что интерес Ломоносова к истории имел лишь прикладной характер и «приметы» приводились им только с целью пропаганды преимуществ просвещенного абсолютизма. Он достаточно объективен как исследователь и подчас мыслит онтологически, как философ. Свою задачу он видел в том, чтобы «соблюсти похвальных дел достойную славу и, принося минувшие деяния в потомство и глубокую вечность, соединить тех, которых натура долготою времени разделила». Он отдавал себе отчет в том, что не может с точностью описать все исторические процессы, нежели многие явления природы, происходившие у него на глазах.

Объекты естественнонаучного и исторического исследования имеют определенное сходство и даже «сродство», однако Ломоносов говорит и о принципиальной невозможности получения полного знания о «древности», о прошедших временах. Историку всегда недостает исторических данных, многое так и остается в «курении и мраке», и ему, смотрящему из совсем другого мира, не следует торопиться с суждениями о якобы познанной им «простоте» древней жизни. Это стремление к предельно возможной «ясности» ради истины, – в сочетании с пониманием, что есть все-таки пределы человеческого познания, – характерная черта Ломоносова-мыслителя, ученого и поэта.

     В своей «Древней российской истории» Ломоносов выступает не только как  историк-аналитик (это дается ему  труднее всего), не только как изысканный стилист, выразительно и сжато рассказывающий стране о ее прошлом. Он пытается выстроить собственную концепцию отечественной истории. Он видит «общее подобие в порядке деяний российских и римских» народов.

     Так славян он отождествляет с венедами, вендами, антами, – автохтонными жителями Восточно-Европейской равнины. Варяги-россы – одно из славянских племен, происходящее от роксолан и мигрировавшее от Черного моря на территорию будущих Белоруссии, Курляндии и Пруссии. Чудь происходит от скифов (здесь Ломоносов следует за Байером, повторяя его ошибку. Ибо скифы, как и сарматы – народы иранского корня, и ни к славянам, ни к финно-уграм не имеют отношения). Конечно же, судить Ломоносова-историка надо по меркам того века. Да, он, в отличие от Миллера, стремится не опровергнуть красивые старинные легенды, а найти им подтверждение. Но там, где он не находит никаких, прямых или косвенных свидетельств, подтверждающих пусть даже самые приятные с точки зрения национального самолюбия сказки, он, скрепя сердце, отвергает их (например, о грамоте, которую, дал Александр Македонский славянам, или о происхождении Рюрика от императора Августа).

     Способность к анализу и критике исторического материала у Ломоносова была, конечно, ниже, чем у Миллера или Байера, но все же он возвышается в этом отношении над большинством русских и восточноевропейских писателей своей эпохи.

     Историк дает «бессмертие множеству народа», но в связи с проблемой достоверности  его выводов крайне важным для  Ломоносова становится вопрос о методе исторических разысканий. Необходимые сведения содержатся в документах, но последние «спорят» друг с другом, порой свидетельствуя о прямо противоположном. Критика источников, по Ломоносову, обязана учитывать их во всей полноте и разнообразии, опираясь при этом на те из них, которые могут быть признаны заслуживающими наибольшего доверия. Разновременные свидетельства – даже разделенные столетиями – историк также сличает «между собою для наблюдения сходств в деяниях российских».

     Вскоре  мы видим профессора химии среди членов учрежденного тогда при Академии наук Исторического собрания, задачей которого было рассмотрение трудов по истории и другим гуманитарным наукам. По поручению императрицы Елизаветы Петровны, которая вдруг обнаружила, что нет описания истории Отечества, Ломоносов займется написанием истории Государства Российского.

     В 1747 г. исторические взгляды Ломоносова были впервые запечатлены на бумаге – в протоколе академической канцелярии «Рассмотрение спорных пунктов между господином профессором Миллером и господином комиссаром Крекшиным …».

     Обсуждения  эти, как и многие другие академические  заседания тех лет, были бурными. К 1749-1750 гг. относятся записки Ломоносова в связи с дискуссией по сочинению Г.-Ф. Миллера «Происхождение имени и народа российского». Автор к тому времени уже получил почетное назначение – российского историографа.

     Споры вокруг этого труда продолжалось на 29-ти заседаниях Исторического собрания. Почти полгода. Ломоносов не соглашался с Миллером, приводя документальные свидетельства в пользу своих идей – о древности пребывания славян в Европе, о славянской природе русской государственности.

     Попутно следует сказать о «немцах», идейных  противниках Ломоносова-историка, Герарде  Фридрихе Миллире и Августе Людвиге  Щлецере, появившемся в России позднее, в 1761 г. Это были достойные противники, серьезные оппоненты, исследователи, внесшие заметный вклад в изучение истории России. Богатейший материал содержит Миллеровское «Описание Сибирского царства …». Шлецеровский «Нестор» открыл западному миру выдающийся древнерусский историко-литературный памятник. Однако их работы, несмотря на обилие документарного материала и новизну наблюдений, изобилуют неточностями, ошибочными положениями. Укорял Ломоносов немцев за неуважение к русским источникам, плохое их знание, за недостаточность знания языка. Лингвистические замечания Ломоносова, действительно, неоспоримы.

     Сокрушительный крах потерпела в 1764 г. попытка Шлецера вывести многие русские слова из германских языков. И своими изысканиями в области русской грамматики, итоги которых были заранее предопределены твердым убеждением немцев, что русский язык есть варварский язык, есть Knechtsprache («язык холопов»), и по этой причине содержавшими, как отмечается в литературе, «нелепые, обидные для русских филологические открытия». Шлецер преследовал цель наглядно показать русским и западноевропейцам истинность еще одного такого же твердого убеждения своих сородичей – убеждения в первенствующей роли их далеких предков в истории восточных славян и, прежде всего, конечно, в становлении у них государственных институтов.

     Начало  русской истории, по убеждению Ломоносова, уходит в глубокую древность, потому и названа первая часть его  работы «О России прежде Рюрика». Он утверждал, что у предков восточных славян уже была своя государственность. Ломоносов обнаруживает у ранних славян довольно высокий по тем временам уровень общественной организации, большое количество городов, развитые торговые отношения с соседями и отдаленными народами. Археологические и лингвистические достижения нашего века успешно «работают» на Ломоносовскую концепцию, укрепляя и расширяя ее доказательную основу.

     Определяя этническую принадлежность древних  народов, Ломоносов порой приходил к выводам, которые современная  наука не подтверждает. Например, к славянам он причислял сарматов, частично – варягов, прибалтийские народы. Утверждение Ломоносова о том, что Рюрик и его братья были славянами – «варягами-россами», из племени роксолан (к этой точке зрения неожиданно примкнул и Миллер) – и отождествление их с «пруссами» также не выдержало испытания временем. Ныне историки убеждены, что эти пришельцы в Новгородскую и Киевскую землю – скандинавы; рациональное зерно в так называемой норманской теории все-таки было.

     Спор  их стал прелюдией к бесконечному противостоянию норманистов и антинорманистов. Дискуссия этих научных школ шла, как известно, по двум направлениям: 1) о происхождении варягов 2) и о той роли, которую они сыграли в формировании Киевской Руси. Первый вопрос можно считать разрешенным, так как раскопки утверждают, что в Старой Ладоге и в других местах, есть присутствие скандинавов. А вот по второму вопросу есть несколько мнений: например, Р.Г. Скрынников и другие ученые говорят о «восточной Нормандии», первоначально создавшейся почти без участия автохтонного населения, другие (А.Н. Сахаров) считают, что у славян к моменту прихода Рюрика уже существовала собственная государственная власть и речь могла идти в лучшем случае о смене династии.

Информация о работе Исторические воззрения М.В. Ломоносова