Якобинская диктатура

Якобинцы игнорировали этот запрет. В июне 1793 г., через неделю после захвата власти, они декретировали переход общинных земель к крестьянам. По желанию крестьянских сходок эти земли могли быть поделены между всеми членами общины.

Другим декретом Конвента, изданным по инициативе Комитета общественного  спасения (17 июля 1793 г.), безвозмездно уничтожались «все сеньориальные подати» и все оброки, носившие феодальный характер. Вместе с ними уничтожалась десятина в пользу церкви.

С этого времени феодальные путы были действительно и навсегда сняты  с крестьянства. И это дало себя знать. Лихорадочная горячность новых  земельных собственников, увидевших наконец осуществление своих многовековых чаяний, преобразила французскую почву: уже следующие весна и лето принесли обильный урожай.

Легко понять, отчего крестьянские сыновья  с такой готовностью вливались  в ряды революционной армии: им было что защищать!..

Вместе с тем якобинцы не отменили закона Ле-Шателье. Они установили не минимум, а максимум зарплаты для рабочего (в полтора раза больше по сравнению с заработной платой 1790 года). Они категорически запретили «всякие коалиции или сборища рабочих».

Весьма вероятно, что у них  не было никакого сколько-нибудь определенного  плана действий в отношении рабочего класса. Будем помнить, что не только в это время, но и в более  позднее - вплоть до середины XIX века - рабочие  редко выступали как самостоятельная  политическая сила. В 1793 году они еще  не очень выделялись среди остальной  массы городского бедного люда - плебса.

И все же именно якобинские декреты  и якобинская энергия спасли пролетариат  от голодной смерти. Якобинцы распространили максимум на все предметы первой необходимости: продажа товаров должна была сократиться, но зато был достигнут главный выигрыш: приостановлен рост цен на товары. В деревню были посланы продовольственные отряды, изымавшие излишки продовольствия вооруженной рукой. В интересах справедливого распределения были изобретены продовольственные карточки.

Нельзя не сказать еще об одном  акте якобинского Конвента - отмене рабства в колониях.

Формула декрета гласит: «Жители  колоний без различия расы являются французскими гражданами и пользуются всеми правами, установленными конституцией».

Государственный идеал якобинцев рисует нам конституция 1793дода.

Написанная в течение нескольких дней, она отразила в себе борьбу противоположных начал: государственной  теории Руссо (якобинцы считали себя его последователями) и практической политики якобинцев.

Руссо отрицал централизацию власти, отказывался признать парламент  полномочным законодательным учреждением, издевался над «разделением властей». Поскольку теория и практика революционного правительства оказывались несовместимыми с конституционным режимом, его  введение было отложено. Конституция 1793 года не стала действующей. Но без  нее не может быть полного представления  о якобинской диктатуре и ее целях.

Конституция 1793 года открывается «Декларацией прав человека и гражданина». Здесь  провозглашается принцип суверенитета народа: «Всякий, кто присвоит себе верховную власть, принадлежащую  народу, пусть будет немедленно умерщвлен  свободными людьми». Касаясь прав человека, «Декларация» заявляла: «Угнетено все  общество, если угнетен один из его  членов. Угнетен каждый член общества, если угнетено все общество». И наконец: «Когда правительство нарушает права  народа, восстание составляет для  народа... самое священное из прав и самую необходимую из обязанностей».

Все это не мешало, конечно, подтверждению  права частной собственности, ибо  революция и при якобинцах  осталась революцией буржуазной. К  основным положениям конституции относятся: а) всеобщее избирательное право  для мужчин, достигших 21 года (кроме  лиц, находившихся в личном услужении); б) прямые выборы в Законодательное  собрание; в) тот, кто имеет право  выбирать, имеет право замещать все  выборные должности; г) Законодательный  корпус состоит из одной палаты. Он избирается на один год; д) Законодательный  корпус издает два рода актов: одни, называемые законами, другие - декретами. Последние вступают в силу по их принятии; для законов требуется утверждение народа.

Впервые в истории нового времени  делалась попытка ввести в практику законодательства постоянный плебисцитарный механизм. Эта идея как-то примиряла  теорию Руссо и реальную

политическую практику.

К числу законов были отнесены акты законодательного корпуса, имеющие  своим предметом: каждое новое общее  деление французской территории, налоги, денежную систему, гражданское  и уголовное законодательства и  т. д. Они вступали в силу, если не вызывали протеста большинства первичных  собраний выборщиков (в течение 40 дней после издания).

Правительство, названное Исполнительным советом, избиралось сложным путем: департаментские собрания выборщиков выдвигали кандидатов; Законодательный  корпус назначал из их числа членов Совета. Все чиновники и все  судьи выбирались гражданами.

Поскольку якобинская конституция  не была введена в действие, не представляется возможным сколько-нибудь убедительная ее характеристика и особенно в том, что относится к структуре  государственных органов, законодательству и т.п.

Нет убедительных оснований верить тому, что конституция была бы введена  в действие без существенных корректив.

После всего сказанного можно понять, почему якобинскому правительству удалось в короткий срок сделать так много.

Интервенция была отбита. Французская  революционная армия торжествовала  победу над коалицией, перенеся военные  действия за пределы страны. Вандея и Бретань были усмирены, продовольственные  трудности преодолены.

Но чем ближе подвигались  якобинцы к концу временного режима, тем острее становились противоречия в их собственных рядах.

С резкой критикой политики Робеспьера и его людей выступили «правые» во главе с Дантоном и Демуленом. Они требовали отмены максимума и введения свободной торговли. Они возражали против общественных работ для безработных, поскольку эти работы осуществлялись за счет налогоплательщиков: против постройки больниц и приютов для престарелых; против снабжения за государственный счет хлебом бедных граждан - против всего того, что под давлением «бешеных» делала Коммуна и что поддерживалось якобинцами.

Особенно дантонисты ополчились против террора. Они считали его излишним. Демулен говорил: «Посредством гильотины вы хотите искоренить своих врагов? Можно ли себе представить большую глупость? Можно ли возвести на эшафот одного хотя бы, не создавая десятка новых врагов из его семьи или его друзей?»

С резкой критикой Дантона и его  единомышленников выступило крайнее  левое крыло якобинцев - эбертисты. Глава последних - Эбер - клеймит Демулена в своей газете как «жалкого интригана, осла, человека, которого надо отправить на эшафот». Он обвиняет его в желании создать «новую Вандею», в шпионаже, называет «агентом, состоящим на жалованье» у Англии. В ответ на это Демулен пророчески грозит Эберу участью жирондистов. Достается и Робеспьеру. Эбертисты критикуют его «умеренность», называют «усыпителем» (за то, что он не дал казнить 76 человек жирондистов и был против исключения Дантона из якобинского клуба).

Некоторое время Робеспьер и  руководимый им Комитет общественного  спасения пытаются лавировать между  теми, кто желал ослабления террора (дантонисты), и теми, кто требовал его усиления (эбертисты). Но полумеры не устраивали эбертистов. Они подняли мятеж. За разгромом эбертистов последовали неизбежные аресты и казни. Вслед за тем были нанесены удары по Коммуне (ее состав был назначен Комитетом общественного спасения).

Разгром левых сил активизировал  правое крыло якобинизма, ставшего выразителем интересов буржуазии. Комитеты решают арестовать дантонистов. Через 7 дней после казни эбертистов - в том же трагическом жерминале - Конвент принимает декрет против дантонистов, и после четырехдневного разбирательства революционный трибунал выносит им смертный приговор.

Расправа над эбертистами и  Коммуной способствовала охлаждению плебейских элементов Парижа и Франции к  режиму якобинской диктатуры. Разгром  дантонистов увлек в сторону контрреволюции умеренные буржуазные и мелкобуржуазные круги.

В этой благоприятной обстановке созревал заговор, направленный на свержение  революционного правительства.

Заговорщики выступили открыто 9 термидора (в июле) 1794 года. Поддержанные Конвентом, они добились приказа об аресте Робеспьера и его коллег по Комитету. На следующий  день, то есть 10 термидора 1794 года, вожди  якобинского правительства, вожди  Коммуны, объявленные вне закона, были отправлены на гильотину и казнены. Буржуазный Париж торжествовал окончание  революции.

Ф. Энгельс справедливо замечает: «Террор стал совершенно излишним после  победы при Флерюсе, 24 июня 1794 года (между тем именно в это время террор был усилен.). Эта победа не только освободила границы, но передала Франции Бельгию и косвенным образом левый берег Рейна. Робеспьер стал тогда также лишним и пал 24 июля».

В другом месте Энгельс замечает еще определеннее: террор был по существу военной мерой до тех пор, пока вообще имел смысл. Когда в борьбе трех сил: Коммуны с ее крайним направлением, Дантона и Робеспьера - победил последний, «террор сделался для него средством самосохранения и тем самым стал абсурдом»