Островский, Александр Николаевич

     Островский, Александр Николаевич - знаменитый драматический писатель. Родился 31 марта 1823 г. в Москве, где его отец служил в гражданской палате, а  затем занимался частной адвокатурой. Матери Островский лишился еще в  детстве и никакого систематического образования не получил. Все его  детство и часть юности прошли в самом центре Замоскворечья, бывшего  в ту пору, по условиям своей жизни, совершенно особым миром. Этот мир населил  его воображение теми представлениями  и типами, которые он впоследствии воспроизвел в своих комедиях.

     Благодаря большой библиотеке отца Островский рано ознакомился с русской литературой  и почувствовал наклонность к  писательству; но отец непременно хотел  сделать из него юриста. Окончив  гимназический курс, Островский поступил на юридический факультет Московского  университета. Окончить курс ему не удалось вследствие какого-то столкновения с одним из профессоров. По желанию  отца, он поступил на службу писцом, сначала  в совестный, потом - в коммерческий суд. Этим и определился характер первых его литературных опытов; в  суде он продолжал наблюдения над  знакомыми ему с детства своеобразными  замоскворецкими типами, напрашивавшимися на литературную обработку. К 1846 г. им было уже написано много сцен из купеческого  быта, и задумана комедия: "Несостоятельный  должник" (впоследствии - "Свои люди - сочтемся").

     Небольшой отрывок из этой комедии был напечатан  в № 7 "Московского Городского Листка" 1847 г.; под отрывком поставлены буквы: "А. О." и "Д. Г.", то есть А. Островский и Дмитрий Горев. Последний был провинциальный актер (настоящая фамилия - Тарасенков), автор двух-трех пьес, уже игранных на сцене, случайно познакомившийся с Островским и предложивший ему свое сотрудничество. Оно не пошло дальше одной сцены, а впоследствии послужило для Островского источником большой неприятности, так как дало его недоброжелателям повод обвинять его в присвоении чужого литературного труда. В № 60 и 61 той же газеты явилось, без подписи, другое, уже вполне самостоятельное произведение Островского - "Картины московской жизни. Картина семейного счастья". Эти сцены были перепечатаны, в исправленном виде и с именем автора, под заглавием: "Семейная картина", в "Современнике" 1856 г., № 4. "Семейную картину" сам Островский считал своим первым печатным произведением и именно с нее вел начало своей литературной деятельности.

     Самым памятным и дорогим днем своей  жизни он признавал 14 февраля 1847 г.: в этот день он посетил С.П. Шевырева и, в присутствии А.С. Хомякова , профессоров, писателей, сотрудников "Московского  Городского Листка", прочел эту пьесу, явившуюся в печати месяц спустя. Шевырев и Хомяков, обнимая молодого писателя, приветствовали его драматический  талант. "С этого дня, - говорит  Островский, - я стал считать себя русским писателем и уже без  сомнений и колебаний поверил  в свое призвание". Он пробовал силы также и в повествовательном  роде, в фельетонных рассказах  из замоскворецкого быта. В том  же "Московском Городском Листке" (№ 119 - 121) напечатан один из этих рассказов: "Иван Ерофеич", с общим заглавием: "Записки замоскворецкого жителя"; два другие рассказа той же серии: "Сказание о том, как квартальный  надзиратель пускался в пляс, или  От великого до смешного один только шаг", и "Две биографии" остались ненапечатанными, а последний даже не был окончен. К концу 1849 г. была уже написана комедия  под заглавием: "Банкрут". Островский читал ее своему университетскому товарищу А.Ф. Писемскому ; в это же время  он познакомился со знаменитым артистом П.М. Садовским , который увидел в  его комедии литературное откровение и стал читать ее в разных московских кружках, между прочим - у графини  Е.П. Ростопчиной , у которой обычно собирались молодые писатели, только что начинавшие тогда свою литературную деятельность (Б.Н. Алмазов , Н.В. Берг , Л.А. Мей , Т.И. Филиппов , Н.И. Шаповалов, Е.Н. Эдельсон ). Все они находились в близких, дружеских отношениях с Островским еще со времен его студенчества, и все приняли предложение Погодина работать в обновленном "Москвитянине", составив так называемую "молодую редакцию" этого журнала. Вскоре выдающееся положение в этом кружке занял Аполлон Григорьев , выступивший провозвестником самобытности в литературе и ставший горячим защитником и хвалителем Островского, как представителя этой самобытности.

     Комедия Островского, под измененным заглавием: "Свои люди - сочтемся", после долгих хлопот с цензурой, доходивших до обращения  к самым высшим инстанциям, была напечатана во 2-й мартовской книге "Москвитянина" 1850 г., но не разрешена  к представлению; цензура не позволяла  даже и говорить об этой пьесе в  печати. На сцене она явилась только в 1861 г., с переделанным против напечатанного  окончанием. Вслед за этой первой комедией Островского в "Москвитянине" и других журналах ежегодно стали  появляться и другие его пьесы: в 1850 г. - "Утро молодого человека", в 1851 г. - "Неожиданный случай", в 1852 г. - "Бедная невеста", в 1853 г. - "Не в свои сани не садись" (первая из пьес Островского, попавшая на сцену  Московского Малого театра, 14 января 1853 г.), в 1854 г. - "Бедность не порок", в 1855 г. - "Не так живи, как хочется", в 1856 г. - "В чужом пиру похмелье". Во всех этих пьесах Островский явился изобразителем таких сторон русской  жизни, которые до него почти вовсе  не затрагивались литературой и  совершенно не воспроизводились на сцене.

     Глубокое  знание быта изображаемой среды, яркая  жизненность и правда изображения, своеобразный, живой и красочный  язык, отчетливо отражающий в себе ту настоящую русскую речь "московских просвирен", учиться которой Пушкин советовал русским писателям - весь этот художественный реализм со всей простотой и искренностью, до которых  не поднимался даже Гоголь , был встречен в нашей критике одними с бурным восторгом, другими - с недоумением, отрицанием и насмешками. В то время  как А. Григорьев, провозглашая себя "пророком Островского", неустанно  твердил, что в произведениях  молодого драматурга нашло выражение "новое слово" нашей литературы, именно - "народность", критики  прогрессивного направления укоряли  Островского за тяготение к допетровской старине, к "славянофильству" погостинского  толка, видели в его комедиях даже идеализацию самодурства, называли его "гостинодворским Коцебу". Чернышевский резко отрицательно отнесся  к пьесе "Бедность не порок", усмотрев в ней какую-то сентиментальную  слащавость в изображении беспросветного, якобы "патриархального", быта; другие критики негодовали на Островского  за то, что он возводит на степень "героев" какие-то чуйки и сапоги бутылками.

       Свободная от эстетической и  политической предвзятости театральная  публика бесповоротно решила  дело в пользу Островского.  Талантливейшие московские актеры  и актрисы - Садовский, С. Васильев, Степанов, Никулина - Косицкая , Бороздина и другие, - принужденные до тех пор выступать, за единичными исключениями, или в пошлых водевилях, или в переделанных с французского ходульных мелодрамах, написанных, к тому же, варварским языком, сразу почувствовали в пьесах Островского веяние живой, близкой и родной им русской жизни и отдали все свои силы правдивому ее изображению на сцене. И театральная публика увидела в исполнении этих артистов действительно "новое слово" сценического искусства - простоту и естественность, увидела людей, живущих на сцене без всякого притворства.

     Своими  произведениями Островский создал школу  настоящего русского драматического искусства, простого и реального, настолько  же чуждого вычурности и аффектации, насколько чужды ей все великие  произведения нашей литературы. Эта  его заслуга была прежде всего  понята и оценена в театральной  среде, наиболее свободной от предвзятых теорий. Когда в 1856 г., по мысли великого князя Константина Николаевича , состоялась командировка выдающихся литераторов  для изучения и описания различных  местностей России в промышленном и  бытовом отношениях, Островский взял на себя изучение Волги от верховьев  до Нижнего. Короткий отчет об этой поездке появился в "Морском Сборнике" 1859 г., полный - остался в бумагах  автора и впоследствии (1890) был обработан  С.В. Максимовым , но до сих пор остается ненапечатанным.

     Несколько месяцев, проведенных в непосредственной близости к местному населению, дали Островскому много живых впечатлений, расширили и углубили знание русского быта в его художественном выражении - в метком слове, песне, сказке, историческом предании, в сохранявшихся еще  по захолустьям нравах и обычаях  старины. Все это отразилось в  позднейших произведениях Островского  и еще более упрочило их национальное значение.

     Не  ограничиваясь жизнью замоскворецкого  купечества, Островский вводит в круг действующих лиц мир крупного и мелкого чиновничества, а затем  и помещиков. В 1857 г. написаны "Доходное место" и "Праздничный сон до обеда" (первая часть "трилогии" о Бальзаминове; две дальнейшие части - "Свои собаки грызутся, чужая не приставай" и "За чем пойдешь, то и найдешь", - появились в 1861 г.), в 1858 г. - "Не сошлись характерами" (первоначально написано в виде повести), в 1859 г. - "Воспитанница". В том  же году появились два тома сочинений  Островского, в издании графа  Г.А. Кушелева-Безбородко . Это издание  и послужило поводом для той  блестящей оценки, которую дал  Островскому Добролюбов и которая  закрепила за ним славу изобразителя "темного царства". Вчитываясь теперь, по истечении полувека, в  статьи Добролюбова, мы не можем не видеть их публицистического характера.

     Сам Островский по своей природе был  вовсе не сатирик, даже почти не юморист; с истинно эпической объективностью, заботясь только о правде и жизненности  изображения, он "спокойно зрел на правых и виновных, не ведая ни жалости, ни гнева" и нимало не скрывая  своей любви к простому "русачку", в котором даже среди уродливых  проявлений быта всегда умел находить те или иные привлекательные черты. Островский и сам был таким "русачком", и все русское находило в его  сердце сочувственный отзвук. По собственным  его словам, он заботился прежде всего о том, чтобы показать на сцене русского человека: "пусть  видит себя и радуется. Исправители  найдутся и без нас. Чтобы иметь  право исправлять народ, надо ему  показать, что знаешь за ним и  хорошее". Добролюбов, впрочем, не думал  навязывать Островскому определенных тенденций, а просто пользовался  его пьесами, как правдивым изображением русской жизни, для собственных, вполне самостоятельных заключений.

     В 1860 г. явилась в печати "Гроза", вызвавшая вторую замечательную  статью Добролюбова ("Луч света  в темном царстве"). В этой пьесе  отразились впечатления поездки  на Волгу и, в частности, посещение  автором Торжка. Еще более ярким  отражением волжских впечатлений явилась  напечатанная в № 1 "Современника" 1862 г. драматическая хроника: "Козьма Захарьич Минин-Сухорук". В этой пьесе  Островский впервые взялся за обработку  исторической темы, подсказанной ему  как нижегородскими преданиями, так  и внимательным изучением нашей  истории XVII века. Чуткому художнику  удалось подметить в мертвых  памятниках живые черты народного  быта и в совершенстве овладеть языком изучаемой эпохи, на котором он и  впоследствии, ради шутки, писал целые  письма. "Минин", получивший одобрение  государя, был, однако, запрещен драматической  цензурой и мог появиться на сцене  только 4 года спустя.

     На  сцене пьеса не имела успеха вследствие своей растянутости и не всегда удачного лиризма, но критика не могла не заметить высокого достоинства отдельных  сцен и фигур. В 1863 г. Островский напечатал  драму из народной жизни: "Грех да беда на кого не живет" и затем  снова вернулся к картинам Замоскворечья  в комедиях: "Тяжелые дни" (1863) и "Шутники" (1864). В то же время  он был занят обработкой начатой  еще во время поездки на Волгу  большой пьесы в стихах, из жизни XVII века. Она появилась в № 1 "Современника" 1865 г. под заглавием: "Воевода, или  Сон на Волге". Эта превосходная поэтическая фантазия, нечто вроде  драматизированной былины, заключает  в себе ряд ярких бытовых картин давно минувшего, сквозь дымку которого чувствуется во многих местах близость к быту, и доныне еще не отошедшему всецело в прошедшее. Волжскими  же впечатлениями навеяна и комедия "На бойком месте", напечатанная в  № 9 "Современника" 1865 г. С половины 60-х годов Островский усердно  занялся историей Смутного времени  и вступил в оживленную переписку  с Костомаровым , изучавшим в то время ту же эпоху.

     Результатом этой работы были две напечатанные в 1867 г. драматические хроники: "Дмитрий  Самозванец и Василий Шуйский" и "Тушино". В № 1 "Вестнике Европы" 1868 г. появилась еще историческая драма, из времен Ивана Грозного , "Василиса Мелентьева", написанная в сотрудничестве с директором театров Гедеоновым . С этого времени начинается ряд  пьес Островского, написанных, по его  выражению, в "новой манере". Их предметом служит изображение уже  не купеческого и мещанского, а  дворянского быта: "На всякого  мудреца довольно простоты", 1868; "Бешеные  деньги", 1870; "Лес", 1871. Вперемежку с ними идут и бытовые комедии "старой манеры": "Горячее сердце" (1869), "Не все коту масленица" (1871), "Не было ни гроша, да вдруг алтын" (1872). В 1873 г. написаны две пьесы, занимающие среди произведений Островского  особое положение: "Комик XVII столетия" (к 200-летию русского театра) и драматическая  сказка в стихах "Снегурочка", одно из замечательнейших созданий русской  поэзии. В дальнейших своих произведениях 70-х и 80-х годов Островский обращается к быту различных слоев общества - и дворянского, и чиновничьего, и купеческого, причем в последнем  отмечает перемены воззрений и обстановки, вызванные требованиями новой русской жизни.

     К этому периоду деятельности Островского  относятся: "Поздняя любовь" и "Трудовой хлеб" (1874), "Волки  и овцы" (1875), "Богатые невесты" (1876), "Правда - хорошо, а счастье  лучше" (1877), "Последняя жертва" (1878), "Бесприданница" и "Добрый барин" (1879), "Сердце не камень" (1880), "Невольницы" (1881), "Таланты  и поклонники" (1882), "Красавец-мужчина" (1883), "Без вины виноватые" (1884) и, наконец, последняя, слабая по замыслу  и исполнению, пьеса: "Не от мира сего" (1885). Кроме того, несколько пьес написано Островским в сотрудничестве с другими  лицами: с Н.Я. Соловьевым - "Женитьба Белугина" (1878), "Дикарка" (1880) и "Светит да не греет" (1881); с П.М. Невежиным - "Блажь" (1881). Островскому  принадлежит также целый ряд  переводов иностранных пьес: "Усмирение  своенравной" Шекспира (1865), "Великий  банкир" Итало Франки (1871), "Заблудшие  овцы" Теобальдо Чикони (1872), "Кофейная" Гольдони (1872), "Семья преступника" Джакометти (1872), переделка с французского "Рабство мужей" и, наконец, перевод 10 интермедий Сервантеса, изданных отдельно в 1886 г. Оригинальных пьес им написано всего 49.

     Все эти пьесы дают замечательную  по своей жизненности и правдивости  галерею самых разнообразных  русских типов, со всеми особенностями  их повадки, языка и характера. В  отношении собственно драматической  техники и композиции пьесы Островского  нередко слабы: художник, глубоко  правдивый по своей природе, и  сам сознавал свое бессилие в изобретении  сюжета, в расположении завязки и  развязки; он говорил даже, что "драматург  и не должен придумывать, что случилось; его дело - написать, как это случилось  или могло случиться; тут вся  его работа; при обращении внимания в эту сторону у него явятся живые люди и сами заговорят". Рассуждая о своих пьесах с  этой точки зрения, Островский сознавался, что у него самое трудное дело - "выдумка", потому что всякая ложь ему противна; но без этой условной лжи драматическому писателю обойтись невозможно. То "новое слово" Островского, за которое так горячо ратовал  Аполлон Григорьев, по существу своему заключается не столько в "народности", сколько в правдивости, в непосредственном отношении художника к окружающей его жизни с целью вполне реального  ее воспроизведения на сцене.

     В этом направлении Островский сделал дальнейший шаг вперед по сравнению  с Грибоедовым и Гоголем и  надолго утвердил на нашей сцене  ту "натуральную школу", которая  при начале его деятельности уже  господствовала в других отделах  нашей литературы. Талантливый драматург, поддержанный не менее талантливыми артистами, вызвал соревнование в своих  сверстниках, пошедших тем же путем: драматургами однородного направления  явились Писемский, А. Потехин и  другие, менее заметные, но в свое время пользовавшиеся заслуженным  успехом писатели. Всей душой преданный  театру и его интересам, Островский уделял немало времени и труда  также и практическим заботам  о развитии и усовершенствовании драматического искусства и об улучшении  материального положения драматических  авторов. Он мечтал о возможности  преобразовать художественный вкус артистов и публики и создать  театр-школу, одинаково полезную как  для эстетического воспитания общества, так и для подготовки достойных  деятелей сцены.