Петербургские повести Гоголя

Записки сумашедшего

Записки сумасшедшего Титулярный советник Аксентий Иванович Поприщин, 42 года, ведет записи на протяжении 4 с лишним месяцев. В дождливый день вторника 3 октября 1833 года Поприщин отправился на службу в одно из отделений Петербургского департамента, в надежде получить от казначея вперед денег из жалованья. По дороге видит прелестную дочь директора департамента. Нечаянно подслушивает разговор двух собачонок Меджи и Фидельки, принадлежащих двум проходящим мимо дамам. Сначала он удивляется, что может понимать собачью речь, но потом находит этому достаточно научное объяснение, в газетах читал о подобных чудесах, где-то рыба всплыла и что-то сказала, где-то коровы чаю попросили. Единственно, чему он потом еще больше удивился, так это когда одна собачка сказали другой, что писала ей. Он решил пойти за ними, и узнать, что они "такое думают". Живут они в 5-ом этаже дома Зверкова, что у Кокушкина моста. На следующий день Поприщин был у начальника в кабинете. Там встречает дочь директора, подает ей упавший на пол платок. Начальник так и не появился. Аксентии Иванович отправился домой, где по большей части лежал на кровати. Вечером ходил к ее подъезду, и ждал долго, "не выйдет ли сесть в карету, чтобы посмотреть еще разик, — но нет, не выходила". В течение месяца все замечают страсть Поприщина. Он тайно проникает в дом его превосходительства и разговаривает с собачонкой Меджи о барыне. Она уклоняется от разговора. Он решил па следующий день отправиться в дом Зверкова, допросить Фидель, и, если удастся, перехватить письма, которые писала к ней Меджи. 12 ноября Поприщин отправился в дом Зверкова. Ему открыла девушка, которая в тот раз гуляла с собачкой. Он увидел лукошко, перерыл солому, нашел там маленькие листочки, и убежал. Девушка подумала, что он сумасшедший. Б этот же день ему не удалось прочесть записки, так как Мавра (кухарка) убиралась. Па следующий день он только смог прочесть переписку. Из нее он узнает о награждении директора департамента очередным орденом, об ухаживании за его дочкой Софией некоего камер-юнкера Теплова, и о самом себе, уроде. Софи смеется над ним. Эти записки собачонок полны упоминаний о множестве случайных персонажей, вроде Бобова, похожего в своем жабо на аиста, или Лидиной, которая уверена, что у нее голубые глаза, а они зеленые. Он так разозлился на эти записи, что разорвал их в клочья. 5 декабря Поприщин читает в газете о попытке упразднить испанский престол в связи со смертью короля. Он долго думает об этом. В апреле он делает открытие, что он король Испании. Сначала он объявил Мавре о том, кто он. В департамент не пошел, три недели прогулял службу. Потом пришел, начал работать с бумагами. Когда появился директор, все начали вставать, а он не стал. На бумаге, где подписывается директор департамента, сделал крупную подпись: "Фердинанд VI И"." Нужно было видеть, какое благоговейное молчание воцарилось; по я кивнул только рукою, сказав: "Не нужно никаких знаков подданничества!" — и вышел". Поприщин отправился в директорскую квартиру, лакей не хотел его пускать, но он пробрался к Софии в уборную, она как раз в это время сидела перед зеркалом. Он не сказал ей, что он испанский король, но сообщил, что ее ждет счастье большое, и они будут вместе, несмотря па козни неприятелей. Сказал и ушел. "Ходил инкогнито по Невскому проспекту". Хотел сшить себе мантию, но портному заказать не решился. Поэтому решил сделать мантию самостоятельно из нового вицмундира, который надевал всего лишь два раза. Мантия готова, но Поприщин не одевает ее, так как еще не решился представиться ко двору. "До сих пор нет депутации из Испании. Без депутатов неприлично. Никакого не будет веса моему достоинству. Я ожидаю их с часа на час". Поприщина удивляет медлительность депутатов, он даже ходил на почту узнавать, не прибыли ли испанские депутаты. Далее в дневнике следует запись, что Поприщин в Испании, в Мадриде. К нему поутру явились депутаты испанские. Описывает свои впечатления об Испании, что странная земля, в первой комнате увидел множество люден с выбритыми головами. Странным ему показалось обхождение канцлера, который втолкнул его в небольшую комнату и сказал: "Сиди тут, и если ты будешь называть себя королем Фердинандом, то я из тебя выбью :оту охоту", затем канцлер ударил несколько раз палкой Поприщина. Тот решил, что это рыцарский обычай при вступлении в высокое звание, и решил заняться государственными делами. Так же Аксентий Иванович сделал "открытие", что Китай и Испания одна и та же земля, и что только по невежеству их считают за разные государства. Следующая запись датируется январем. Поприщин никак не может понять, что это за земля такая Испания. Ему выбрили голову, он кричал о своем нежелании быть монархом. Аксентию Ивановичу закрадывается мысль, что он попал в руки инквизиции. 25 января великий инквизитор пришел в комнату и начал звать Поприщина, спрятавшегося под стул. Потом его нашли и палкой выгнали из под стула. 

Невский проспект Здесь встретишь все, что хочешь. Утром он для служащих; с 12 — для  гувернеров и детей; с 2-х часов  дня — для родителей, общества. Невский проспект — это выставка людей. В 3 часа здесь обедающие чиновники, а с 4-х пусто, но вечером гуляют искатели счастья — молодые секретари. Так гуляли художник Пискарес и поручик Пирогов. Увидели они дам, и пошел каждый за своей. Пискарев пошел за брюнеткой. Она довела его до дома, пригласила. Он вошел и увидел развратное общество. Убежал к себе домой. И видит он сон: она — благородная дама, присылает за ним, его везут в дом, где она блистает. Она же на всех смотрит гордо, лишь на него с тоской. Танец, движение глазами. Он в сюртуке, запачканном краской. Она: "Вам странной показалась наша встреча, я хочу открыть вам тайну", но пожилой человек ее уводит. Он распихивает всех, пытается ее догнать, но просыпается. Он страстно желает продолжения сна, и с этого момента жизнь во сне для него становится дороже жизни наяву. Наяву он как бы спит, но во сне оживает. Узнает об опиуме, берет его, обещает написать за это картину. Приходит домой, употребляет опиум и засыпает. Видит ее у окна деревенского дома. Просыпается и думает: "Лучше бы тебя вовсе не было...". Регулярно принимает опиум. Сон, где она его жена, у них дети. Он решает жениться на ней, и тем самым спасти ее со "дна". Нашел тот дом, и сделал ей предложение: "Я буду работать, ты рукоделием". Она ему отвечает, что она не может работать, что желает роскоши. Он убегает и дома бритвой режет себе горло (но по лицу видно, что мучился от неверного пореза). Пирогов прапорщик, только возведенный в этот чин, и потому гордящийся им. Он побежал за немкой глупой, женой Шиллера, жестяночного дел мастера. Гофман —- друг его — пьян. Гофман хочет отрезать нос Шиллеру из-за табака (сколько денег на него уходит). На другой день Пирогов заказал Шиллеру шпоры, оправу к кинжалу и сам приходит узнать о работе. Пристает к немке, и узнает от нее, что в воскресенье днем мужа нет дома. В воскресенье приходит к немке, когда мужа нет, пристает к ней, целует, и тут является пьяный муж и Гофман, и выкидывают Пирогова за ноги и за руки с лестницы. Пирогов собирается отомстить за это, но, поев пирожных, успокаивается. Шиллер следил за ним, а утром ожидал полицию... 

     2. РЕАЛЬНОЕ И ФАНТАСТИЧЕСКОЕ  В «ПЕТЕРБУРГСКИХ ПОВЕСТЯХ»: ПРАКТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ 

     2.1 Особенности «Петербургских повестей» Н. Гоголя 

     Петербургские повести — это общее название ряда повестей, написанных Николаем Васильевичем Гоголем, и название сборника, из них составленного. Объединены общим местом действия — Санкт-Петербургом 1830—1840-х годов.

     Петербургские повести составляют как бы особый этап в творчестве Гоголя и историки литературы говорят о втором, «Петербургском», периоде в его литературной деятельности.

     «Петербургские повести» Гоголя – новый шаг в развитии русского реализма. В этот цикл входят повести: “Невский проспект”, “Нос”, “Портрет”, “Коляска”, “Записки сумасшедшего” и “Шинель”. Над циклом писатель работает между 1835 и 1842 годами. Объединены повести по общему месту событий – Петербургу. Петербург, однако, не только место действия, но и своеобразный герой указанных повестей, в которых Гоголь рисует жизнь в её различных проявлениях. Обычно писатели, рассказывая о Петербургской жизни, освещали быт и характеры знати, верхушки столичного общества.

     Гоголя  привлекали мелкие чиновники, мастеровые (портной Петрович), нищие художники, “маленькие люди”, выбитые из колеи  жизни. Вместо дворцов и богатых  домов читатель в гоголевских  повестях видит городские лачуги, в которых ютится беднота.

     Основная  задача, которую ставил Гоголь в  Петербургских повестях, – создать психологический портрет времени и человека, “с его маленькими радостями, маленькими горестями, словом, всей поэзией его жизни”[2, c.75]. Более глубокому пониманию текста способствуют реалии гоголевской эпохи, на фоне их и разворачиваются события в жизни героев. Имея под собой реальную основу, события у Гоголя связываются с настоящими фактами, географическими названиями и историческими лицами, а сама столица государства является отдельным, очень широко представленным, достоверным образом. В описании Петербурга звучит наравне с объективной оценкой жизни XIX века личностное восприятие автором северной столицы, выражены чувства и ощущения Гоголя, связывавшего свои надежды с этим городом.

     Сама  столичная публика очень многообразна: от прислуги и лакеев, от темных чухонцев и чиновников самого разного ранга  до людей высшего света, также  среди персонажей имеются и реальные исторические лица (Екатерина II), литераторы и журналисты (Булгарин Ф.В., Греч Н.И.). Пройдя сам чиновничью службу в одном из департаментов, Гоголь дает весьма достоверную справку о чиновничьих рангах и офицерских чинах. В “Невском проспекте” мы читаем: “… титулярные, надворные и прочие советники… коллежские регистраторы, губернские и коллежские секретари…” Этот список представляет собою деление чиновников по рангам, введенное Петром I в 1722 году, где все чиновники гражданского ведомства делились на 14 классов. В этой же повести мы читаем о повытчике – судебном человеке, следившем за порядком и хранением поступающих бумаг; о камер-юнкерах и камергерах – придворных званиях для лиц, имевших чин 3-4 классов; о квартальных надзирателях, или капитан-исправниках – так эта должность называется в “Шинели” – полицейских чиновниках, в ведении которых находились определенные кварталы города; о столоначальниках, о Главном штабе и Государственном совете – высших органах Российской империи, располагавшихся в Зимнем дворце[21, c.85].

     В повести “Нос” наши познания чинов и столичных государственных учреждений углубляются, и мы узнаем о должности обер-полицмейстера, начальника полиции Петербурга, об экзекуторе, столоначальнике, Сенате и Управе благочиния.

     Многие  факты из жизни Петербурга нашли  отражение в произведениях Петербургского цикла и несут в себе авторскую оценку, например, Екатерининский канал, “известный своею чистотою” (речь идет о Екатерининском канале, куда спускались сточные воды, о чистоте его Гоголь говорит иронически)[14, c.165].

     Введение  в текст повестей примет архитектуры Петербурга делает произведения живыми, яркими, достоверными. Строящаяся церковь, перед которой останавливаются два толстяка, не что иное, как заложенная в 1883 году по проекту А.П. Брюллова лютеранская церковь, отличавшаяся необычной по тем временам архитектурой. Сравнивая рот иного едока с величиною арки Главного штаба, Гоголь имеет в виду здание на Дворцовой площади, построенное по проекту архитектора Росси и поражающее своими размерами.

     Печать  времени лежит и на рассказанных Гоголем слухах и сплетнях, в частности “вечном анекдоте о коменданте, которому пришли сказать, что подрублен хвост у лошади Фальконетова монумента” (“Шинель”). В данном случае говорится о памятнике Петру I, “Медном всаднике”, работы французского скульптора Фальконе.

     Разнородная столичная публика также несет  на себе приметы своего времени. Из повестей Гоголя мы узнаем названия лавок  и модных магазинов, читаем об особенностях одежды петербуржцев. Перечень торговых заведений и всевозможных лавок  был хорошо известен современникам Гоголя, а ныне составляет увековеченную гениальным писателем историю Петербурга начала XIX века. Так во что же были одеты современники молодого Гоголя? Это и салопы (верхняя женская одежда в виде широкой длинной накидки с прорезями для рук), и пестрядевые халаты из грубой домашней материи пестрого цвета, и рединготы (длинное пальто широкого покроя), и фризовые шинели, сшитые из грубой ворсистой ткани типа байки, именуемой фризом, и демикотоновые сюртуки из плотной хлопчатобумажной ткани.

     На  головных уборах иных дам нередки  были плюмажи, то есть украшения из перьев. А в одеянии мужчин были стремешки, род штрипок, иначе говоря, тесьмы, пришитой к штанинам брюк снизу  и продеваемой под подошву  обуви.

     Многие  лавки и магазины, рынки и рестораны шагнули с Петербургских улиц в произведения Гоголя да так и остались в них, например, магазин Юнкера – один из модных магазинов (“Нос”), Щукин двор – один из столичных рынков (“Портрет”).

     Не  остались в стороне и события  общественно-политической жизни столицы. В 30-е годы в Петербургских театрах изменился театральный репертуар, и на сцене появляется бытовой водевиль с героями чиновниками, актерами, купцами. В “Невском проспекте” мы читаем: “Русский народ любит изъясняться такими резкими выражениями, какие они, верно, не услышат даже в театре”. Иронично выставляет писатель помещаемые в газетах “важные статьи” о приезжающих и отъезжающих как постоянный отдел, в котором печатался список лиц, как правило, значительных, чиновных, приехавших или выбывших из столицы[21, c.87].

     Не  оставил автор без внимания пользовавшиеся у широкого читателя успехом псевдоисторические произведения Булгарина и Греча, а также лубочные повести Орлова, которые служили мишенью для  насмешек литературных критиков. Когда  Гоголь говорит о том обществе, к которому принадлежал Пирогов, называя его “каким-то средним классом общества”, писатель прибавляет: “В высшем классе они попадаются очень редко или, можно сказать, никогда. Они любят потолковать об литературе; хвалят Булгарина, Пушкина и Греча и говорят с презрением и остроумными колкостями об Орлове”. Не менее яркие приметы столичной жизни того времени – популярные водевили из простонародной жизни, так называемые “Филатки”, продержавшиеся на сцене Александринского театра до 50-х годов XIX века, а также первая крупная частная газета в России “Северная пчела”, тираж которой доходил до 10 000 экземпляров[14, c.168].

     Петербургские повести составляют как бы особый этап в творчестве Гоголя и историки литературы не без оснований говорят о втором, Петербургском, периоде в его литературной деятельности.

     Арабески» положили начало целому циклу гоголевских  повестей. К трем повестям, включенным в этот сборник, несколько позднее  прибавились «Нос» и «Шинель». Эти пять вещей составили цикл Петербургских повестей. Они разнообразны по своему содержанию и отчасти даже — стилевой манере. Но вместе с тем они связаны ясно выраженным внутренним единством. Идейная проблематика, характеры героев, существенные черты поэтического своеобразия гоголевского ви́дения мира — все это создает ощущение общности, объединяющей пять произведений в целостный и стройный художественный цикл.

     Особняком среди гоголевских повестей стоят  «Коляска» и «Рим», включенные, однако, самим писателем в третий том  подготовленного им первого своего собрания сочинений в 1842 году, рядом с Петербургскими повестями.