Смысл сатиры в романе «История одного города» М.Е. Салты-кова-Щедрина

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 24 Апреля 2012 в 11:50, реферат

Краткое описание

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин - уникальное явление в отечественной и мировой литературе. Степень воздействия его творчества на общественное сознание, на духовное состояние русского общества второй половины XIX и XX века чрезвычайно велика. Страстный обличитель социального зла, беспощадный сатирик, он стал учителем многих писателей нового века, переживших революцию (Е.И.Замятин, В.В.Маяковский, М.А.Булгаков, А.П.Платонов) и явившихся свидетелями реан

Содержание работы

Введение
1. Смысл сатиры в романе «История одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина.
2. Образ одного из градоначальников в романе.
3. Смысл – финал романа.
Заключение.
Список литературы

Содержимое работы - 1 файл

реферат.doc

— 77.50 Кб (Скачать файл)


4

 

Содержание.

 

Введение

1.                           Смысл сатиры в романе «История одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина.

2.                           Образ одного из градоначальников в романе.

3.                           Смысл – финал романа.

Заключение.

Список литературы

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин - уникальное явление в отечественной и мировой литературе. Степень воздействия его творчества на общественное сознание, на духовное состояние русского общества второй половины XIX и XX века чрезвычайно велика. Страстный обличитель социального зла, беспощадный сатирик, он стал учителем многих писателей нового века, переживших революцию (Е.И.Замятин, В.В.Маяковский, М.А.Булгаков, А.П.Платонов) и явившихся свидетелями реанимации застарелых болезней российской государственности (бюрократизм, головотяпство, взяточничество), видоизменившихся, принявших другую личину, но оставшихся неизменными по сути.

Салтыков-Щедрин порою подчеркнуто социологичен в своей творческой позиции. Он пристально интересовался уходом с исторической арены дворян-душевладельцев, к которым генетически принадлежал и сам. Пафос его произведений направлен против крепостного права. В лучших традициях писателей-народников, со многими, из которых он был дружен (Н.А.Некрасов, Г.И.Успенский), писатель оплакивал бесправие русского мужика, одновременно восхищаясь нравственно-духовным потенциалом русского народа.

Щедриноведение конца 1980-90-х годов ознаменовалось, во-первых, пристальным вниманием к общечеловеческим проблемам, отраженным в творчестве сатирика, а во-вторых, к поэтике их воплощения. Именно в эти десятилетия наметился поворот к всеохватному филологическому исследованию живой ткани его произведений, их структуры. Литературоведы пытаются установить объективно-исторические закономерности развития щедринского реализма, определить индивидуальные качества и типологические черты отдельных произведений, то есть исследовать поэтику Щедрина в целом.

Но, изучая самый широкий спектр вопросов и проблем, связанных с особенностями тематики поэтики творческого наследия великого писателя, щедриноведы пока не создали работ, специально посвященных выявлению символической природы рассказа «История одного города», его мотивной структуры. Обращенностью к этой проблеме определяется актуальность данного исследования.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1. Смысл сатиры в романе «История одного города».

«История одного города» — это, наверное, самое известное произведение Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Здесь сатира направлена против тех пороков российской государственности, которые существовали на протяжении веков. Еще И.С. Тургенев писал, что «История одного города» — это, «в сущности, сатирическая историй русского общества». Здесь город Глупов — это Российская империя в миниатюре, а глуповские градоначальники пародируют конкретных русских императоров. В этом городе власть делает все, чтобы жители не могли жить нормальной жизнью. Немного передохнуть обывателям удается лишь тогда, когда градоначальника, одержимого манией издания все новых и новых законов, сменял тот, кто отвергал все и всяческие законы и предоставлял населению наслаждаться прелестями естественно-растительного существования. Ведь все вновь вводимые законы только увеличивали тяготы, возложенные на горожан. Однако и жизнь «по законам естества» счастья не приносит. Так, в правление подполковника Прыща, прекратившего «все дела», совсем недолго длилось сказочное изобилие, когда «пчела роилась необыкновенно, так что меду и воску было отправлено в Византию почти столько же, сколько при великом князе Олеге». Глуповцы быстро возвращаются к варварскому состоянию. Прыща, который оказался с фаршированной головой, просто съел местный предводитель дворянства, чье «естество» требовало пищи и в . чьем желудке, «как в могиле, исчезали всякие куски».

Но и периоды «цивилизации» в истории Глупова ничуть не лучше. Законодательная деятельность градоначальников сводились к тому, чтобы «испытывать, достаточно ли глуповцы тверды в бедствиях». В результате горожане «перестали стыдиться, обросли шерстью и сосали лапы», а на вопрос: «Но как вы таким манером жить можете?» — отвечали: «Так и живем, что настоящей жизни не имеем». Здесь не имеет принципиальной разницы, правит ли сентиментальный Грустилов или солдафон Угрюм-Бурчеев — последствия всегда практически одинаковы. Прототипом Грустилова послужил Александр I, а прототипом Угрюм-Бурчеева — Николай I. Грустилов, подобно Александру, «отличался нежностью и чувствительностью сердца» и «умер от меланхолии в 1825 году». Он мечтает о преобразованиях, а в итоге только возвысил дань с откупа, то есть взятки с откупщиков государственных монополий, до пяти тысяч рублей, да и «злаков на полях» не прибавилось. Другой градоначальник, Беневоленский, пародирует ближайшего соратника Александра I, М.М. Сперанского, пытавшегося проводить либеральные реформы, по обвинению в связях с Наполеоном сосланного в Сибирь, а по возвращении в Петербург сделавшегося сторонником самодержавия. Беневоленский, согласно «Описи градоначальникам», «был мудр и оказывал склонность к законодательству», «ввел в употребление, яко полезные, горчицу, лавровый лист и» прованское масло», а также «первый обложил данью откуп, от коего и получал три тысячи рублей в год». Однако законотворчество градоначальника свелось к постановлениям о том, что «всякий человек да опасно ходит; откупщик же да принесет дары» и что «всякий да печет по праздникам пироги, не возбраняя себе таковое печение и в будни». Беневоленский даже подумывал о конституции, однако, как и всякий российский властитель, споткнулся в части о правах населения, хотя часть, посвященную обязанностям, «сознавал очень ясно». Деятельность градоначальника, сосланного за якобы призвание Наполеона в Глупов и самостоятельное издание законов, автор подытоживает следующим образом: «Так окончил свое административное поприще градоначальник, в котором страсть к законодательству находилась в непрерывной борьбе с страстью к пирогам. Изданные им законы в настоящее время, впрочем, действия не имеют». Как показывает Щедрин, все законы в Глупове и в России либо бездействуют, либо только ухудшают положение народа. Начальники же всех уровней заботятся в первую очередь не о законодательстве, а о насыщении собственного желудка.

Но самые злые времена для глуповцев наступают с приходом на пост градоначальника бывшего полкового палача (прохвоста) Угрюм-Бурчеева. Он разрушил до основания город и перенес его на новое место. У этого градоначальника «был взор, светлый как сталь, взор, совершенно свободный от мысли и потому недоступный ни для оттенков, ни для колебаний/Голая решимость — и ничего более... Нельзя сказать, чтоб... естественные проявления человеческой природы приводили его в негодование: нет, он просто-напросто не понимал их». Подобно своему прототипу, императору Николаю Павловичу, прозванному в народе Николаем Панкиным, Угрюм-Бурчеев стремится во всем обществе, как и в армии, ввести палочную дисциплину. Он превратил город в пустыню, поскольку «пустыня и представляет в его глазах именно ту обстановку, которая изображает собой идеал человеческого общежития». Угрюм-Бурчеев вводит в Глупове своеобразный «казарменный коммунизм». Сам Щедрин отмечал позднее, что данный градоначальник, «не называя себя коммунистом, вменял себе, однако ж, за честь и обязанность быть оным от верхнего конца до нижнего». Угрюм-Бурчеев — человек крайне опасный, ибо, как замечает автор, «нет ничего опаснее, как воображение прохвоста, не сдерживаемого уздою и не угрожаемого непрерывным представлением о возможности наказания на теле. Однажды возбужденное, оно сбрасывает с себя всякое иго действительности и начинает рисовать своему обладателю предприятия самые грандиозные. Погасить солнце, провертеть в земле дыру, через которую можно было бы наблюдать за тем, что делается в аду, — вот единственные цели, которые истинный прохвост признает достойными своих усилий. Голова его уподобляется дикой пустыне, во всех закоулках которой восстают образы самой привередливой демонологии. Все это мятется, свистит, гикает и, шумя невидимыми крыльями, устремляется куда-то в темную, безрассветную даль...» Самого инфернального из глуповских градоначальников происшедший разлив реки натолкнул на мысль заиметь собственное море: «И так как за эту мысль никто не угрожал ему шпицрутенами, то он стал развивать ее дальше и дальше. Есть море — значит, есть и флоты: во-первых, разумеется, военный, потом торговый. Военный флот то и дело бомбардирует; торговый — перевозит драгоценные грузы. Но так как Глупов всем изобилует и ничего, кроме розог и административных мероприятий, не потребляет, другие же страны, как-то: село Недоедово, деревня Голодаевка и проч., суть совершенно голодные и притом до чрезмерности жадные, то естественно, что торговый баланс всегда склоняется в пользу Глупова. Является великое изобилие звонкой монеты, которую, однако ж, глуповцы презирают и бросают в навоз, а из навоза секретным образом выказывают ее евреи и употребляют на исходатайствование железнодорожных концессий». Однако с природой Угрюм-Бурчееву совладать не удается, и вода раз за разом прорывает возводимую по его приказу плотину. Разочарованный градоначальник распорядился после этого перенести Глупов на новое место. Здесь Салтыков-Щедрин пародирует историю николаевской России, милитаризованной и развивающей внешнюю торговлю за счет голодающего населения, но бездарно проигравшей Крымскую войну, в ходе которой был потерян Черноморский флот. Полицейское государство, создаваемое Николаем I, доказало свою неэффективность так же, как крахом закончились предприятия Угрюм-Бурчеева.

Автор «Истории одного города», отвечая своим критикам, неоднократно повторял, что сам народ творит столь неприглядную историю России, долготерпением, покорностью и благодушием поощряя правящие классы сохранять в неприкосновенности самые уродливые общественные институты и творить произвол. Писатель подчеркивал, что, если народ «производит Бородавкиных и Угрюм-Бурчеевых, то о сочувствии не может быть и речи; если он выказывает стремление выйти из состояния бессознательности, тогда сочувствие к нему является вполне законным, но мера этого сочувствия все-таки обусловливается мерою усилий, делаемых народом на пути к сознательности». К сожалению, и сегодня многое из того, что Михаил Евграфович говорил о глуповцах, вполне применимо к русскому народу. А среди российских начальников не перевелись Грустиловы и Беневоленские, Прыщи и Фердыщенки, Угрюм-Бурчеевы и Бородавкины.

 

 

2. Образ одного из градоначальников в романе.

«История одного города» — в сущности, сатирическая история русского общества», — писал И.С.Тургенев. Вся жизнь города Глупова нелепа, противоречит нормальной человеческой жизни. Его правители — злобные, жестокие куклы; цель их — уничтожение всего мыслящего. Фами­лии-клички указывают на паразитизм и враждебность их носителей всему человеческому и прогрессивному. Градо­начальники Глупова: Органчик (Брудастый), Прыщ (Фар­шированная голова), Бородавкин, Негодяев, Перехват-За­лихватский, Угрюм-Бурчеев - олицетворяют самодержавие и произвол.

Градоначальник Василиск Бородавкин, знаменитый «войнами за просвещение», за внедрение в быт глуповцев горчицы и персидской ромашки, предстает тоже злобной, бездушной куклой и свои дикие войны ведет при содейст­вии оловянных солдатиков. Но поступки Бородавкина от­нюдь не более фантастичны, чем поступки любого прави­теля-самодура. Бородавкин «спалил тридцать три деревни и с помощью сих мер взыскал недоимок два рубля с полтиной».

В произведениях, предшествующих «Истории одного города», Щедрин писал о том, что на «физиономии обще­ства» вскакивают гнусные прыщи, свидетельствующие о его гнилости, внутренней болезни. Именно таким олице­творением болезни эксплуататорского строя и является градоначальник Прыщ. Основная черта градоначальника Прыща (он же Фаршированная голова) — животность. Прыщ неизменно возбуждает аппетит у предводителя дво­рянства — его голова, начиненная трюфелями, распростра­няет соблазнительный запах. В эпизоде, где предводитель дворянства съедает голову градоначальника, Прыщ окон­чательно лишается человеческого облика: «Градоначальник вдруг вскочил и стал обтирать лапками те места своего тела, которые предводитель полил уксусом. Потом он закрутился на одном месте и вдруг всем корпусом грохнулся на пол». Даже образ Угрюм-Бурчеева — этот символ угнетения и произвола — вобрал в себя многие конкретные черты антинародных правителей России. Образы градоначальни­ков лишены психологической глубины. И это не случайно. Угрюм-Бурчеевым чужды чувства горя, радости, сомнения. Они не люди, а механические куклы. Они — полная противоположность живым людям, страдающим и мысля­щим. Градоначальников Щедрин рисует в резко саркасти­ческой и гротесковой манере, но иногда он пользуется и иронией, и даже веселым юмором.

Щедрин всей душой любил угнетенный народ России, но это не мешало ему осуждать его невежество, покорность. Когда Щедрина обвиняли в том, что он глумится над народом, писатель отвечал: «Мне кажется, что в слове «народ» надо отличать два понятия: народ исторический и народ, представляющий собою идею демократизма. Перво­му, выносящему на своих плечах Бородавкиных, Бурчеевых и т.п., я действительно сочувствовать не могу. Второму я всегда сочувствовал, и все мои сочинения полны этим сочувствием».

3. Смысл – финал романа.

В «Истории одного города» Щедрин предсказал гибель самодержавия. Униженные, доведенные до отчаяния глуповцы в конце концов начинают понимать невозможность своего существования в условиях деспотического режима Угрюм-Бурчеева. Писатель ощутимо передает нарастание гнева народа, атмосферу, предшествующую взрыву. Карти­ной этого мощного взрыва, потрясшего город, Щедрин заканчивает свою хронику. Угрюм-Бурчеев исчез, «словно растаяв в воздухе», и «история прекратила течение свое», история мрачного города, его забитых и покорных обита­телей, безумных правителей. В жизни освобожденного народа начинается новый период. Подлинная история че­ловечества бесконечна, она подобна горной реке, остано­вить могучее движение которой оказался бессилен Угрюм-Бурчеев. «Река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему один берег ее был крут, а другой представлял луговую низину, на далекое пространство заливаемую в весеннее время водой». С пред­чувствием великих исторических перемен в Глупове связан светлый взгляд Щедрина на будущее, ярко воплотившийся в его книге.

Символическая гибель Глупова означает гибель российского самодержавия, любого другого деспотического режима. Но писатель твердо убежден, что строителями новой жизни будут другие люди, не глуповцы.  Грозное «оно», это «неслыханное зрелище», приходит извне: «Север потемнел и покрылся тучами; из этих туч нечто неслось на город: не то ливень, не то смерч. Полное гнева оно неслось, буровя землю, грохоча, гудя и стеня и по временам изрыгая из себя какие-то глухие, каркающие звуки»; «Оно близилось, и, по мере того как близилось, время останавливало бег свой». Очистительный ураган истории несет гибель Угрюм-Бурчееву и полностью разрушает Глупов.

«Когда цикл явлений истощается, – писал Салтыков-Щедрин в 1863 году в статье «Современные призраки», – когда содержание жизни беднеет, история гневно протестует против всех увещаний. Подобно горячей лаве проходит она по рядам измельчавшего, изверившегося и исстрадавшегося человечества, захлестывая на пути своем и правого, и виноватого. И люди, и призраки поглощаются мгновенно, оставляя вместо себя голое поле. Это голое поле представляет истории прекрасный случай проложить для себя новое и притом более удобное ложе».

Информация о работе Смысл сатиры в романе «История одного города» М.Е. Салты-кова-Щедрина