Тема пророчества в лирике Пушкина

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 29 Февраля 2012 в 13:37, реферат

Краткое описание

В нашем реферате, обращаясь к стихотворениям Кюхельбекера, Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, мы акцентируем внимание на исследовании стихотворения «Пророчество» Кюхельбекера, потому как он первым из названных авторов обратился к теме пророчества, тем самым определив во многом дальнейшее развитие этой темы. Исследованием темы пророчества в русской литературе первой половины 19 в. занимались литературоведы Б.В. Томашевский, В.С. Непомнящий, И.А. Вацуро, С.А. Фомичёв и многие другие, обращая особое внимание на стихотворение А.С.Пушкина «Пророк» (1826г.). Эти исследователи рассматривали пророка как человека, обладающего способностью пророчества, то есть знанием высшей истины, предназначенной для того, чтобы её познали другие.

Содержимое работы - 1 файл

Тема пророчества в лирике ....doc

— 138.00 Кб (Скачать файл)

Как и Кюхельбекер, Грибоедов создаёт своего героя отличным от других, и мы можем сравнивать его с пророком, так как он стал выше людей, стал преемником Господа, обличителем зла и порока, С.А. Фомичёв пишет о герое Грибоедова: «Земной, не чуждый светской суеты, он легко уязвим, но в своих откровениях, истину которых не может заглушить ропот глупцов, он возвышается над суетой дня, вершит суд будущего».[30]

Кюхельбекер в статье «О направлении нашей поэзии, особенно лирической,  в последнее десятилетие» говорил о поэте: «Поэт бескорыстен; он ничтожным событиям собственной жизни радуется, не об их сетует; он вещает правду и суть промысла, торжествует о величии родимого края, мещет перуны в сопоставов, блажит праведника, клянёт изверга». [31]

Грибоедов описывает героя, а Кюхельбекер – поэта, но, несмотря на это, слова авторов имеют довольно сходный смысл. Герой-пророк и поэт вещают истину, проклинают неверных, «вершат суд будущего». Здесь утверждается упование пророка на Бога, веру и праведность.

  Пушкин, развивая в своём стихотворении тему пророчества, к идее всемогущества Всевышнего добавляет идею превозношения самого героя, в связи с чем меняется суть преображения героя в пророка. Герой у Пушкина не просто становится ближе к Богу, но поднимается на равную с ним высоту. Пророк теперь  также могуществен, он, как и Бог, может управлять жизнью человека: «У Пушкина пророк несёт людям мудрость, знание природы и законов, управляющих вселенной  и человеческими судьбами. Пушкин выражает не только своё понимание призвания поэта как обличителя пороков общества, как учителя жизни. Он показал в «Пророке» роль вдохновения, определяющего творчество подлинного поэта. Этот смысл стихотворения – рождение вдохновения – у Пушкина передан в библейской форме».[32]

Рождение вдохновения преображает пушкинского героя, здесь творец – это он. Именно он, поэт – пророк, будет «глаголом жечь сердца людей».

У Кюхельбекера мы видим непосредственно деятельность пророка, у Грибоедова – находим предысторию преображения и последующие действия героя, а у Пушкина – момент становления героя пророком. Только в пушкинском произведении подробно, детально, с использованием высокого библейского стиля описан сам миг преображения человека в пророка, миг, когда герой стоит на перепутье, перед самым важным выбором в его жизни. Весьма значимым является и то, что в отличие от остальных лирических героев, герой Пушкина сам желает стать духовным наставником человечества и сконцентрировать в себе весь дух Божий и всю Божью Волю:

 

                                                  Духовной жаждою томим,

                                                  В пустыне мрачной я влачился.[33]

 

Сравнивая временные планы стихотворений Кюхельбекера и Пушкина, мы можем сказать, что герой Кюхельбекера как будто давно «внял неба содроганье», перестал быть простым человеком, но, несмотря на это, продолжает вести обычную жизнь, влачась «в объятьях леностного мира». Ведь в первой строфе «Пророчества» Господь говорит об уже некогда данной «силе воздвигать народы». Пушкин тоже не посвящает читателя в то, сколько времени прошло с момента наделения героя высшим даром до того, как он услышал голос Бога. Но в «Пророке» перед речью Господа расположены строки:

 

                                                      Как труп в пустыне я лежал,

                                                      И Бога глас ко мне воззвал[34]

 

Таким образом, автором показан процесс и его завершение: герой пал на землю, лежал в неведении, а затем услышал глас Бога. Но в данном случае, благодаря языку, которым воспользовался Пушкин, процесс воспринимается читателем как момент, а строки «И Бога глас ко мне воззвал» представляют собой смену событий, именно отдельных событий, между которыми для нас проходит лишь краткий миг.

В стихотворении же Кюхельбекера изменён порядок строк, и его первая строка, синонимичная с пушкинской, (когда герой был призван Богом), стоит в самом начале. Только затем мы видим длительный процесс —  пророк влачит свою жизнь в мертвящем сне. И в этом случае мы определяем слово «влачишь» как  означающее нечто длящееся долго, незавершённое. Поэтому для читателя в стихотворении «Пророк» между моментом преображения героя и призывом Бога проходит миг, то есть пророк сразу же обретает значимость для мира, а в «Пророчестве» герой будто давно наделён способностью к прорицанию, но до сих пор не был востребован.

Кюхельбекер не переносит своего героя в какой-то особый мир, не подчиняет особым законам, оставляет в обществе обыкновенных людей, в том же времени и пространстве, где герой существовал ранее. К тому же, время для кюхельбекеровского пророка достаточно определённо, потому как в основе данного произведения лежит событие, произошедшее в  конкретный исторический период.

В произведении же Пушкина практически нет конкретики. Пушкин говорит о пророке в широком смысле слова, о его потенциальном назначении, а не о конкретном предсказании будущего. В «Пророке» нет ни одного указателя времени, и даже то, что пустыня мрачная,  указывает не на тёмное время суток, а на темноту и угрюмость духовного состояния лирического героя. Иначе говоря, Пушкин абстрагирует своего героя от реальной исторической ситуации.

Если Кюхельбекер даёт в своём стихотворении описание вполне представляемых вещей, добавляя большую образность и сохраняя буквальность, то у Пушкина образы в большинстве случаев не являются представлением реальности, а служат лишь символами для обозначения предметов и явлений.  «Всеведенье» пушкинского пророка следует понимать не буквально, а как способность поэта в момент творческого вдохновения к восприятию тех явлений жизни и мироздания, которые в обычном состоянии им не воспринимаются. Самые образы, передающие всеведенье поэта-пророка, символичны: «горний ангелов полёт», то есть небо, бесконечность окружающих миров; «гад морских подводный ход», «дольней розы прозябанье» - всё это основные стихии вселенной».[35]

Следует заметить, что тема пророческого дара, миссии провозглашения правды возникает  у Пушкина ещё до написания «Пророка»,  во время работы над циклом «Подражания Корану». Уже в первом из стихотворений этого цикла намечена тема пророка, посланного для утверждения высшей истины:

 

                                                 Не я ль язык твой одарил

                                                  Могучей властью над умами?

                                                  Мужайся ж, презирай обман,

                                                  Стезею правды бодро следуй,

                                                  Люби сирот и мой Коран

                                                  Дрожащей твари проповедуй[36]

 

Но образ пророка здесь приглушён и как бы отодвинут на второй план образом Бога. В «Пророке» же первостепенным является образ самого героя, именно его преображение описывает автор, его перерождение и обретение нового смысла жизни. Все действия в произведении направлены на героя, а образ Бога появляется лишь в финале. Но, несмотря на такое превосходство пророка, он не отделён от людей, не противопоставлен суетному миру, а, напротив, создан для его  очищения, избавления от пороков и злобы. Таким образом, герой будет находиться в тесной связи с простыми людьми, но, непременно, превосходить их.

Отличную  ситуацию мы видим в одноимённом стихотворении Лермонтова, написанном в 1841 году, который метафорически изображает поэта в образе пророка, однако не в философски обобщённом плане (как у Пушкина), но более конкретно. Сравнивая данные стихотворения, отметим, что в пушкинском «Пророке» упор делается на независимость героя от мнения толпы, более того, ни разу в тексте не упоминается кто-либо из жителей «суетного мира», не даётся  ничья оценка героя, кроме авторской, как бы затекстовой; в то время как у Лермонтова тема, связанная с поэтом, а в частности тема поэта-пророка, — это всегда тема взаимоотношений личности с обществом. В данном случае говорить об отношениях между героем и остальными людьми довольно затруднительно, потому что здесь в большей степени мы видим отношение людей к пророку, нежели его отношение к людям. В отличие от пушкинского пророка, пророк Лермонтова отделён, далёк от людей, не понят ими, (что в духе лермонтовской поэзии), он не поднимается на недостижимую высоту, не возвышается над миром. В Лермонтовской энциклопедии объясняется интересный стиль Лермонтова, непохожий на стиль и манеру написания других авторов: «Лермонтов намеренно отказывается от торжественной приподнятости стихотворения Пушкина, насыщенного славянизмами и архаизмами, и с большим искусством сочетает в своём стихотворении черты библейского стиля с простотой слога, разговорными интонациями».[37] Этот особенный стиль Лермонтова делает насмешку над героем более жёсткой.

Лирический герой бежит от общества, которое стало для него чуждым, он не находит в нём приюта:

 

 

                                            Посыпал пеплом я главу,

                                             Из городов бежал я нищий,

                                             И вот в пустыне я живу,

                                             Как птицы, даром божьей пищи;[38]

 

Тогда как пророк у Пушкина призван именно для блага людей, для того, чтобы провозглашать истину, освобождать от злобы и грязи, «Глаголом жечь сердца людей», очищая от ненависти и пороков.

Принято считать стихотворение Лермонтова как бы продолжением пушкинского «Пророка»: «В стихотворении «Пророк» своё развитие пушкинской темы Лермонтов подчёркнуто начинает именно с того момента, на котором остановился его предшественник». [39] Но при сравнении текстов произведений создаётся ощущение, что отдаление лермонтовского героя от людей, его жизнь в пустыне и отчуждённость, желание приблизиться к Богу, являются признаками того самого томления духовной жаждой, о котором говорил Пушкин в начале стихотворения. Герой Лермонтова обладает скрытым даром провидения, но Господь до сих пор не воззвал его, не поднял его на равную высоту, поэтому общество не видит в нём провозвестника божьего, провозгласителя свободы, истины и любви, оно смеётся над ним, тем самым, уходя от правды. Герой Лермонтова, как и пушкинский, не находит уже гармонии в обществе людей, он обретает ее лишь во взаимоотношениях с природой, важно сказать, что здесь пророка слушают звёзды, а не люди. Сейчас он обращается лишь к звёздам, которые видят в нём божий дух, но герой не наделён способностью открыть свою душу человеку. Лермонтовскому пророку душно в окружающем мире, он пытается вырваться из него, но сам момент освобождения, призвания Богом и преображения не показан Лермонтовым, в отличие от Пушкина. Таким образом, мы видим, что ситуации в данных произведениях развиваются не последовательно, а параллельно, то и дело опережая друг друга. И настоящий момент перерождения показан именно Пушкиным.

В одноимённых стихотворениях Пушкина и Лермонтова мы находим спор двух поэтов, один из которых утверждает истину и красоту духа, а другой подробно и довольно жёстко описывает страдания на пути к обретению этого самого духа. Вот как комментируется полемика между авторами в Лермонтовской энциклопедии: «Перед Лермонтовым остро встала проблема соотношения своей поэтической системы с пушкинской. Лермонтов прошёл через разные стадии творческого освоения Пушкина — от прямого подражания и ученичества в юношеских поэмах «Черкесы» и «Две невольницы» до идейной полемики, выраженной в стихотворении «Пророк». [40]

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Таким образом, ознакомившись с трудами некоторых литературоведов и опираясь на проделанную исследовательскую работу, мы можем сделать вывод о том, что тема пророчества является одной из наиболее значимых в творчестве поэтов первой половины 19 века. Обращаясь именно к этой теме, авторы ставили перед собой задачу разрешения первостепенной для них проблемы — назначения поэта и его места в мире, взаимоотношений между миром горним и земным, суетным миром.

Для  В.К.Кюхельбекера пророческие мотивы связаны с его собственной судьбой и основаны на реальности, однако при этом несут глобальный философский смысл Божественного предопределения. А.С.Грибоедов принимает дар вдохновения и возможность языком поэзии проникать в тайны будущего непременно как милость и благодать Божью.

У А.С.Пушкина пророк – это и есть творец, способный одним только словом касаться человеческого сердца,  это поэт по призванию, процесс творения ведёт к обретению им истинных ценностей, очищению духовной сферы, обострению чувственного восприятия мира, преображению. 

Лермонтов, отталкиваясь от пушкинского «Пророка», решает тему пророчества по-своему: пророк отринут людьми, и автор не даёт ответа на вопрос, в чём причина конфликта.

Рассмотрение темы пророчества в лирических произведениях интересно тем, что позволяет обнаружить своеобразие видения авторами смысла жизни на земле, истины времени, мира в целом и самих себя, потому что именно лирического героя мы наиболее часто отождествляем с самим автором., а также позволяет раскрыть религиозные воззрения поэтов, их отношение к Богу и вопросу Божественного предопределения.

Целесообразно наряду с мотивом пророчества принимать во внимание сопутствующие мотивы, как, например мотив преображения у Пушкина, мотив избранничества у Грибоедова и – изгнанничества в стихотворении Лермонтова, потому как это позволяет воссоздать целостность художественных образов в произведениях. В нашем реферате мы анализировали лишь несколько произведений; на самом деле круг авторов, обращавшихся к теме пророчества намного шире, как и обширен круг исследований о них. Данная тема получила развитие в творчестве Н.А. Некрасова, Ф.И. Тютчева и других авторов серебряного века.

25

 



Информация о работе Тема пророчества в лирике Пушкина