Жанровые истоки "Слова о полку Игореве" в свете сравнительного фольклора

ЖАНР «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ». Еще до опубликования и особенно после опубликования памятника его жанровую природу определяли по-разному, а именно как песню, поэму, героич. поэму, «трудную», т. е. воинскую, повесть, былину, ораторскую речь («слово») и т. д. Уже первые издатели памятника параллельно с названием оригинала «Слово о плъку Игоревѣ, Игоря сына Святъславля, внука Ольгова» напечатали: «Пѣснь о походѣ Игоря, сына Святославова, внука Ольгова». В 1797 Н. М. Карамзин, сообщая миру об открытии в России нового лит. памятника, говорил о нем как об «отрывке поэмы». Позже В. Г. Белинский отрицал возможность отнесения «Слова» к жанру героич. поэмы (Полн. собр. соч., т. 5, с. 347), Ф. И. Буслаев, наоборот, считал «Слово» ист. поэмой с элементами древ. мифологии. М. А. Максимович везде называл «Слово» песней, а С. П. Шевырев подчеркивал, что это произведение представляет собой повествование, «переход от песни к повести». В новейшее время А. И. Никифоров рассматривал «Слово» как былину, И. П. Еремин — как «произведение ораторского искусства», как «памятник светского эпидейктического красноречия Киевской Руси».

Неоднозначность мнений указывает на то, что «Слово» — очень своеобразное среди всех других памятников Древней Руси лит. произведение. Д. С. Лихачев отмечает: «„Слово“ очень близко к плачам и славам (песенным прославлениям). И плачи и славы очень часто упоминаются в летописях XII—XIII веков. „Слово“ близко к ним и по своей форме и по своему содержанию, но в целом это, конечно, не плач и не слава. Народная поэзия не допускает смешения жанров. „Слово“ — произведение книжное, но близкое к этим жанрам народной поэзии. Это, по-видимому, особый род книжной поэзии, может быть еще не успевший окончательно сложиться» («Слово о полку Игореве» — героический пролог русской литературы, с. 37). Этой точки зрения придерживается большинство соврем. исследователей памятника, т. к. в нем имеются черты ритмичности, стихового строя и др. признаки поэтич. организации текста.

Жанровые истоки "Слова о полку Игореве" в свете сравнительного фольклора1

Абаев В.И. "Избранные труды". 1995. В 4 т.
Т. 1, стр. 509-537

"Начало искусства слова - в фольклоре"

Если бы когда-нибудь был создан компендиум по сравнительно-историческому литературоведению, подобный тем, какие существуют по сравнительно-историческому языкознанию, эпиграфом к нему следовало бы взять мудрые слова А. М. Горького, сказанные на первом съезде Союза советских писателей: "Начало искусства слова - в фольклоре". Действительно, истоки едва ли не любой национальной литературы оказываются тесно связанными с народной поэзией, мифологией, героическим эпосом, историческими легендами, сказаниями, песнями, обрядовой и лирической поэзией народа.

Было бы слишком долго перечислять примеры, когда на заре рождения письменной литературы можно ясно видеть процесс ее "отпочкования" от устной народной словесности.

Не только поэмы Гомера представляют обработку народных эпических сказаний о Троянской войне и приключениях Одиссея, но и древнегреческая драматургия - Эсхил, Софокл, Эврипид - в основном театрализованные мифы и сказания.

Такие шедевры латинской литературы, как "Метаморфозы" Овидия, "Энеида" Вергилия, имеют все тот же источник: мифы и сказания.

Монументальная эпопея Фирдоуси "Шахнамэ" ("Книга царей"), которая знаменует и начало, и вершину новоперсидской литературы, в первой своей части целиком, основана на народной иранской мифологии и фольклоре.

Данте в "Божественной комедии" использовал распространенный фольклорный мотив: сошествие героя в потусторонний мир.

Вся западноевропейская средневековая светская литература - испанская, провансальская, французская, кельтская, англосаксонская, немецкая, скандинавская - родилась и расцвела на дрожжах фольклора. "Невольно думается, что рыцарская поэзия провансальцев, оказавшая такое могущественное влияние на характер всей литературы средневековой и новой Европы, была пробуждена к жизни отзвуком сказочного рога, в который протрубил у Ронсеваля умирающий Роланд" [1, с. 220]. Легенды о короле Артуре и рыцарях круглого стола, обработанные Кретьеном де Труа (XII в.) и другими средневековыми авторами, содержат разительные сюжетные совпадения с народными осетинскими сказаниями о герое Батрадзе из Нартовского цикла [2]. Тот же путь от мифа и фольклора в литературу проделала "Песнь о Нибелунгах" [3], поэма о Гудруне [4] и другие творения германского средневековья.

Связь начальных этапов литературного процесса с народным творчеством повторяется повсюду с такой железной закономерностью, что любой исследователь древнелитературных светских памятников всегда должен считаться не только с вероятностью, но, можно сказать, неизбежностью выявления в них элементов фольклора в содержании и форме.

Два восьмисотлетия

На наше столетие пришлись два знаменательных литературных юбилея: 800 лет грузинской романтической поэмы "Витязь в барсовой шкуре" Шота Руставели и 800 лет "Слова о полку Игореве". Памятники очень разные. Но есть у них и нечто общее. Роднит их прежде всего то, что оба они - произведения мирового значения. В них гений грузинского и русского народов раскрыл себя в таком совершенстве и покоряющей силе, когда он рвет рамки национальной ограниченности и приобретает общечеловеческое звучание. Достоевский был прав, говоря о "всечеловечности" Пушкина. Но он был неправ, считая эту "всечеловечность" особенностью только русского национального гения. Вершина национального - всегда и вершина человеческого. И в этом смысле всечеловечны и поэмы Гомера, и Данте, и Шекспир, и Гете.

"Слово", как и "Витязь", полноправно вошло в сокровищницу мировой литературы. Вот что пишет о "Слове" английская литературная энциклопедия.

"Анонимная русская повесть (tale) в ритмической прозе обычно датируется 1187 годом. Это - замечательное произведение с любой точки зрения, и если оно оригинально (genuine), должно рассматриваться как шедевр (masterpiece) древнерусской литературы. Оно содержит мощный пропагандистский призыв против разъединенности русских правителей перед лицом врагов. Его стиль - в высшей степени образный, метафоричный (allusive), иносказательный (digressive), украшен поэтическими и риторическими приемами (devices), иногда темен. В нем распознаются многие черты и приемы устной героической поэзии. Но тщательно сотканная (closely textured) и искусная (sophisticated) манера указывает на письменное, а не импровизационное происхождение... Архаической чертой "Слова" является скудость христианских упоминаний" [5, с. 727-728].

Сопоставляя "Слово" с "Витязем в барсовой шкуре", следует отметить, что оба шедевра созданы в феодальном обществе и, что для нас здесь особенно важно, оба имеют фольклорную основу.

О фольклорных связях "Витязя" я говорил в лекции, прочитанной в Коллеж де Франс в феврале 1966 г. [6]. Я пытался показать, что фольклорную основу грузинской поэмы составляет распространенный народно-эпический сюжет о похищении и возвращении женщины. В настоящей статье я хотел бы поделиться некоторыми соображениями о жанровой природе "Слова о полку Игореве" в связи с типологически близкими фольклорными жанрами. Моя задача облегчается тем, что связь "Слова" с народной поэзией давно признана и не вызывает сомнений. Здесь достаточно сослаться на превосходную статью В. П. Адриановой-Перетц "Слово о полку Игореве" и устная народная поэзия" [7]. Но до сих пор "Слово" сравнивалось почти исключительно с произведениями русской и славянской, отчасти европейской народной поэзии. Думается, что более широкий сравнительно-фольклорный фон, в частности, привлечение некоторых кавказских и иранских материалов, позволит глубже проникнуть в жанровые истоки памятника и уверенно отделить в нем   н а р о д н о е   от наносного   д р у ж и н н о-к н я ж е с к о г о.

С момента открытия рукописного списка "Слова" в конце XVIII века не раз высказывались сомнения в его подлинности, в последнее время французским славистом А. Мазоном [8], А. А. Зиминым [9], Дж. Л. И. Феннелем [10], К. Тростом [11]. Вопроса о подлинности или поддельности "Слова" я здесь не буду касаться. Считаю, что этот вопрос решен окончательно и бесповоротно. Решен в пользу подлинности. Особенно убедительно в работах Р.Якобсона [12] и Д.С.Лихачева [13]. Веские аргументу в пользу подлинности дало изучение тюркизмов в "Слове". Установлено, что значительная их часть могла быть усвоена только в домонгольский период. А это исключает зависимость "Слова" от "Задонщины". Речь может идти только об обратной зависимости [14].

Пять аспектов филологического разбора

Сочетая черты литературы и фольклора, "Слово о полку Игореве" подлежит рассмотрению как в сравнительно-литературном, так и в сравнительно-фольклорном плане. В том и другом случае это - художественный текст и, как всякий текст, он требует разбора в пяти аспектах:

л и н г в и с т и ч е с к о м:  язык, диалект; лексика, грамматика;

т е к с т о л о г и ч е с к о м:  история текста, критика текста;

ф и л о л о г и ч е с к о м  (в узком смысле): жанр, композиция, стиль, поэтика, выразительные средства;

р е а л ь н о - и с т о р и ч е с к о м:  время и место создания; социальные и политические реалии; личность автора;

и д е о л о г и ч е с к о м:  идейная атмосфера; мировоззрение автора; идейный пафос произведения.

Следует помнить всегда, что ни один из этих аспектов нельзя брать изолированно. Они всегда тесно между собою связаны. И даже в тех случаях, когда вас интересует один какой-либо аспект, надо постоянно иметь в поле зрения четыре других и перекрестно сверять и контролировать свои выводы.

Это в полной мере относится и к нашей задаче; хотя нас в данном случае занимает прежде всего проблема жанра, нам для нашей цели придется апеллировать и к лингвистическим данным (в частности, уточнять значение и употребление некоторых ключевых слов и терминов), и к текстологическим (цельность или многослойность текста, возможные деформации и пр.), и к историческим реалиям, и к идейному содержанию.

Такой метод можно назвать комплексно-экзегетическим.

Что означает "полк (пълкъ)" и что означает "слово"?

Лингвистическому разбору подлежит прежде всего название памятника: "Слово о полку Игореве".

На титульном листе первого издания "Слова о полку Игореве" стояло:

Ироическая песнь

о походе на половцев

удельного князя Новагорода-Северского

Игоря Святославича,

писанная старинным русским языком

в исходе XII столетия

с переложением на употребляемое ныне наречие.

Москва

1800

С тех пор слово полк (пълкъ, плъкъ) в названиях этого памятника неизменно переводится "поход" ("Слово о походе Игоря"). Это значение укрепилось и в переводах на другие языки. Передо мной переводы "Слова" на два столь далеких друг от друга языка, как английский и осетинский. В первом пълкъ переводится "campaign" [15], во втором - "стæр" ("поход" с оттенком "военная экспедиция за добычей") [16]. Значение "поход" действительно встречается в древнерусском, но сравнительно редко. Обычно пълкъ употребляется как синоним слов "воин", "войско", также "отряд", "полк", "воинство". В "Материалах" И. И. Срезневского под словом пълкъ из общего числа 60 примеров только в 9 случаях с известной уверенностью распознаются значения "война", "поход" [17,111, с. 1747-1749]. В близком по времени к "Слову" "Повести временных лет" слово пълкъ (плъкъ) встречается 16 раз и почти исключительно в значении "войско", "боевой порядок" [18, с. 279, 284 сл.]. В самом тексте "Слова" из двенадцати случаев только в двух можно говорить о значении "поход" ("плъци Олговы"; "въ ты рати и въ ты пълки"). См. еще [19, с. 166-7] и [20, с. 37-49].

Старослав. рlъкъ в переводах с греческого передает греч. phalanx и parataxis (боевой строй, войско). Сюда же болг. пълк, сербскохорв. пук "народ", "толпа", чеш., словац. pluk "куча" и пр. Этимологически слово полк связано с германской лексической группой: древневерхненем. folk, англосакс, folc "войско", "отряд", нем. Volk "народ", "нация".

Из приведенных данных следует, что название памятника "Слово о плъку Игоревъ" вполне допускает альтернативный перевод: "Слово о войске Игоря"2.

Решение этого вопроса во многом зависит от того, как понимать термин "Слово" как название древнерусского литературного памятника. Одно связано с другим.

Просматривая памятники, носящие название "Слово", легко убедиться, что они не могут быть подведены под один какой-нибудь определенный жанр. Это - сочинения самого разнообразного содержания: нравоучительные, хвалебные ("Похвальное слово флоту Российскому" Феофана Прокоповича), проповеди и поучения, ораторская речь и т. п. [21]. Но есть у них все же один объединяющий признак: повествовательный элемент в них либо вовсе отсутствует, либо играет второстепенную роль. Оно и понятно. Ведь для произведений повествовательного жанра существовали другие, весьма обычные и употребительные наименования, прежде всего "Повесть": "Повесть временных лет", "Повесть о Куликовой битве", "Повесть о Мамаевом побоище" и мн. др. [17, 134-135]. Повествовательный момент преобладал также в "Сказаниях", "Житиях" и некоторых других жанрах.

Если бы автор "Слова" имел в виду повествование о походе Игоря, он всего вернее назвал бы свое произведение "Повестью", а не "Словом". Весьма авторитетные словари русского языка: словарь под ред. Д. Н. Ушакова (1940), четырехтомный академический словарь (1961), приписывают "слову" в числе других значений - "повествование", но единственным примером, иллюстрирующим это значение, оказывается... "Слово о полку Игореве". Таким образом составители этих словарей оказываются в данном случае в положении барона Мюнхгаузена, вытаскивающего себя из болота за собственные волосы. При этом они игнорируют тот бросающийся в глаза факт, что в "Слове" повествовательный элемент играет третьестепенную роль.

Вопрос, стало быть, стоит так: какой неповествовательный жанр может скрываться под названием "Слово" нашего памятника? Поскольку "Слово" посвящено скорбному событию, трагической гибели русского войска в битве с половцами, речь может идти только о слове-оплакивании. Но оплакивать можно погибших воинов, а не факт похода как таковой. Поэтому понимание "Слова" как "Плач" подсказывает и понимание слова "полк" как "воинство", а не "поход".

В итоге мы приходим к выводу, что "Слово о полку Игореве" всего вероятнее "дешифруется" не как "Повествование о походе Игоря", а как "Плач о войске Игоря". Соответственно английский перевод следует озаглавить не "Song of Igor's Campaign", a "A Lament for Igor's Army", осетинский - не "Кадæг Игоры стæрыл", а "Хъарæг Игоры 'фсадыл"3.