Экономика Русской православной церкви

Экономика Русской  православной церкви 

«Свечной ящик»  — единственный вид «церковного  магазина» в советское время  — постепенно уходит в прошлое. Вместо десятка видов свечей, крестиков, нескольких бумажных иконок и книжек — свечные ящики теперь предлагают сотни наименований продукции. Во многих храмах в дополнение к «свечным ящикам»  открылись магазинчики — «церковные лавки», которые далеко вышли за рамки традиционного церковного ассортимента. Они предлагают широкий  выбор аудио- и видеокассет с  православной тематикой, специальную  одежду (от платков и юбок для  женщин до крестильных комплектов для  младенцев), пищу (мед, кагор, пищевые  добавки, травы), гончарные, ювелирные  и сувенирные изделия, паломнические  путевки

Трехслойный пирог церковной экономики

В экономическом  отношении Русская православная церковь представляет собой гигантскую корпорацию, объединяющую под единым названием десятки тысяч самостоятельных  или полусамостоятельных экономических агентов. Точное число этих агентов определить невозможно, но только по официальным данным РПЦ имеет не менее 19 тысяч приходов, каждый из которых зарегистрирован как самостоятельное юридическое лицо[1], и примерно такое же число священников. Кроме того, есть еще приблизительно 500 монастырей, около 130 епархиальных управлений, а также неизвестное число коммерческих структур, действующих при храмах или контролируемых отдельными священниками.

Совокупный ежегодный  доход церковных структур (включая  наличные деньги, зарабатываемые РПЦ, и спонсорские пожертвования) составляет сумму около 500 миллионов долларов. В масштабах российской экономики  это немного — недельный доход  от экспорта нефти или годовой  оборот одного крупного металлургического  комбината, но и не то чтоб мало —  можно год кормить десяток  дотационных регионов.

Несмотря на такой  размах экономической деятельности, РПЦ, как и другие общественные организации, — и в отличие от большинства  корпораций — по уставу не ставит своей  целью извлечение прибыли, а декларирует  первоочередность идеологических (вероучительных) задач. Примат идейного над материальным оставляет решение экономических вопросов как бы на втором плане. Поэтому пакет «базовых услуг» (служба в храме, исповедь, причастие, а также иногда обряды крещения и отпевания) предлагается потенциальному потребителю вроде бы бесплатно, хотя реально тот оплачивает их, покупая требующиеся для ритуалов свечи. Дополнительные услуги — специальные «службы» (поминовение, чтение акафистов святым и т. п.) и «требы»[2] (крещение, отпевание, освящение жилья и предметов и т. п.), — а также ритуальные предметы и литература оплачиваются отдельно.

Казалось бы, экономика  РПЦ находится в прямой зависимости  от количества приходящих в храмы  людей. Однако в реальности примат идеологии  позволяет решать экономические  задачи во многих случаях без оглядки  на реальное число прихожан: в благоприятных  для церкви условиях — через контакты с властями и бизнесом, в неблагоприятных (например, в нищей провинции) —  за счет мужества и стойкости духовенства, выражающихся в том числе и в готовности служить бесплатно.

Современное экономическое  устройство РПЦ основано на принципах  архаичного «вотчинного» уклада[3], когда  жесткое административное подчинение по вертикали Патриархия—епархия—приход (монастырь) обеспечивается за счет предоставления нижестоящим этажам широких экономических  прав, или, используя ту же средневековую  терминологию, «кормлений». В результате в экономическом плане церковь  как организация образует «трехслойный пирог», на каждом уровне которого имеются  свои источники доходов и способы  ухода от налогов. Конечно, существуют формальные механизмы перечисления средств по вертикали вверх (в  значительной мере как реликт отношений, навязанных советским государством), однако они практически не используются. На последнем Архиерейском соборе 2000 года. Патриарх пожаловался, что перечисления епархий составляют всего 5% бюджета. Патриархии и этих денег хватает  только на два месяца нищенского финансирования Московской и Санкт-Петербургской  семинарий[4]. А еще через год  и вовсе московские духовные школы (включавшие академию и семинарию) были переданы на кошт Троице-Сергиевой  лавры — крупнейшего и богатейшего  российского мужского монастыря, на территории которого они и расположены.

Дебет: безнал

Доходы РПЦ как  организации мы делим на наличный денежный оборот и безналичную помощь. Как известно, сейчас РПЦ в России одновременно восстанавливает что-то около девяти тысяч храмов. Государственные, общественные и коммерческие организации, частные лица оказывают ей в этом содействие. Столкнувшись в начале 1990-х годов с нецелевым использованием пожертвованных средств (самая скандальная  история — полностью разворованный  фонд строительства храма на месте  расстрела семьи Николая II в Екатеринбурге), спонсоры теперь помогают церкви строительными  материалами, оплатой коммунальных расходов и услуг. Абсолютно все  крупные проекты по возведению и  реконструкции храмов за последнее  десятилетие профинансированы либо государством, либо подобными спонсорами. Пожалуй, нет ни одного, даже небольшого храма, реконструкция которого была проведена на его собственные  деньги или средства епархии. Важно, что по законодательству спонсор, жертвуя  деньги на благотворительность, уменьшает  свою налогооблагаемую базу на сумму  пожертвования (но не более 3% от прибыли).

Другим источником безналичного дохода является широко распространенная трудовая помощь со стороны верующих людей: роспись  храма «во имя Христа» или  постройка иконостаса по «православным  расценкам» могут обойтись на порядок  ниже средних цен, хотя при этом труднее  гарантировать их качество.

Еще одним видом  доходов церкви является пожертвование  продуктов «на канон» — специальный  стол в храме. Как правило, «на  канон» кладутся хлеб, сладости, домашние соленья, которые потом либо используются на кухне приходского дома, либо в благотворительной столовой (если она есть), либо для раздачи бомжам и малоимущим. Особенно большое значение «канон» имеет для монастырей, которые в настоящее время  не способны полностью обеспечить себя продуктами питания. Бывший учащийся семинарии  в Троице-Сергиевой лавре рассказывал  автору, что был поражен, попав  в кельи монахов, поскольку «они все были заставлены баночками с  какой-то едой, которую им приносили  их постоянные прихожанки на службу».

Результаты подобной спонсорской и волонтерской помощи, при которой священники не получают на руки денег, меж тем как православная инфраструктура восстанавливается, зачастую бывают очень значительными и  могут намного превышать прямые доходы церкви. В качестве типичного  примера можно привести один из подмосковных приходов, имеющий маленькую общину и годовой оборот всего в 1,5 тысячи долларов. Однако на другом берегу реки располагается небольшой городок, богатым жителям которого, по словам старосты церкви, «нравится показывать своим гостям рукой на храм и говорить: „Вот видите кованную решетку? Я поставил!“» Благодаря стараниям такого рода спонсоров и бесплатному труду членов общины приход за четыре года сумел провести капитальный ремонт и возвести несколько хозяйственных построек.

Вычислить объемы подобной помощи и оценить ее точно не представляется возможным. Однако очевидно, что она  составляет не менее двух-трех сотен  миллионов долларов ежегодно (не считая эксклюзивных проектов типа московского  храма Христа Спасителя). Она заметно  превышает суммарный наличный оборот всей церкви и является как бы вторым церковным бюджетом.

Дебет: наличные деньги

Впрочем, сама церковь  считает помощь жертвователей делом  ненадежным и временным. Гораздо  большее значение для нее имеют  постоянные источники дохода, от которых  духовенство и приходы получают наличные средства.

На низовом, приходском уровне постоянный доход складывается из трех составляющих: прибыль (до 6000% (шесть  тысяч процентов))[5] от продажи свечей (60–70% всего оборота храма), продажи  «товара» (литература, иконы, крестики и прочее), исполнения треб и служб. Две последние составляющие совокупно  дают примерно 30–40% дохода. При этом в крупных и известных храмах процент дохода от свечей ниже (хотя цены на свечи выше), за счет престижности исполнения треб именно в «главном»  храме города (области). Непостоянными  и, как правило, никак не учитываемыми доходами храма являются «кружечный сбор» (деньги, собираемые во время  службы, которые тут же делятся  между священником и работниками  храма) и упоминавшиеся выше пожертвования  частных и корпоративных благотворителей. Так, например, предметом большого скандала в Москве в 1998 году стал отказ игумена  Мартирия (Багина) из храма Всех Святых на Кулишках передать приходу трехкомнатную квартиру в центре города, пожертвованную ему лично одним из банков. Епархиальное начальство, ставшее инициатором скандала, в правовом отношении ничего не смогло поделать с не желавшим «делиться» строптивым монахом и в результате ограничилось церковно-административными мерами, запретив его в служении.

В непостоянные доходы мы можем отнести и побочную коммерческую деятельность священников — от мастерских по производству надгробных камней и  челночной деятельности до алкогольных  минизаводов и операций с ценными бумагами. Особо широкое распространение в последние годы получил и такой вид церковного бизнеса, как сдача лишних, в том числе недавно возвращенных, помещений в аренду. Примечательный в этом отношении случай произошел в Ульяновске в 1999–2000 годах. Там епархиальное управление отсудило у городских властей принадлежавшее ей до революции здание, в котором ныне размещается кафе-мороженое «Баскин-Роббинс», вложившее, естественно, в реконструкцию свои средства. Получив здание под церковные нужды, епархия предложила мороженщикам заключить договор на аренду, но уже с новыми собственниками. В результате начавшегося скандала областной суд пересмотрел свое решение, а судья, принявшая решение в первой инстанции, была исключена из коллегии за пристрастное отношение к делу. 

Хотя наличные доходы храмов очень сильно разнятся в зависимости  от их местоположения, степени «раскрученности», компетентности клира и экономической ситуации в регионе, можно с уверенностью говорить о том, что годовой оборот мелкого сельского храма составляет не менее тысячи долларов, городского — от трех тысяч, крупные храмы в райцентрах получают от 8 тысяч, кафедральный собор или другие большие храмы в областных центрах — от 80 тысяч. То же можно сказать и о монастырях: наряду с крупными и известными обителями, запахивающими десятки гектаров земли, принимающими тысячи паломников и туристов в день и имеющими обороты в сотни тысяч долларов, имеется много мелких, клир которых живет только за счет высаженной по весне картошки и «канона».

Суммарный годовой  оборот наличности семи с половиной  тысяч приходов РПЦ на территории России достигает 100–150 миллионов долларов.

Доходы епархиальных управлений

Епархиальные управления имеют свои источники дохода, лишь отчасти связанные с деятельностью  приходов. Налог на приходы (если он собирается) и прибыль от работы епархиального склада дают по нашим  расчетам чистую прибыль примерно в 100 тысяч долларов в год. При этом, в отличие от приходов, епархиальное управление, как правило, очень мало тратит на оплату текущих расходов и даже выплату зарплаты своим  сотрудникам, перекладывая эту задачу на плечи кафедрального собора. Если учитывать, что сейчас на территории России примерно 70 епархий, то получается, что минимальный годовой доход  епархиальных управлений равен примерно 7–8 миллионам долларов. При этом распределяется он крайне неравномерно: епархиальные управления центральной  России — такие, как Воронежское, Нижегородское или Московское областное, насчитывающие каждые более чем  по 300 приходов и несколько известных  монастырей, — оперируют несколько  иными суммами, чем Магаданское  или Абаканское, где число приходов не превышает двух десятков.

Доходы от прочих источников деятельности — от организации  демонстрации «гастролирующих святынь» до собственных заводов (самый известный  — «Святой источник») — учету  не поддаются и могут значительно  превышать суммы, получаемые в виде налога с приходов. Хотя, впрочем, именно по «Святому источнику» прибыль епархии  известна. В соответствии с договором, заключенным еще в 1994 году, Костромская  епархия получает фиксированный  доход в размере 250 тысяч долларов в год[6]. А в Екатеринбурге оппозиционеры  из числа местных священников, бунтовавших  из-за попыток епископа поставить  под свой контроль финансовые потоки нескольких богатых приходов и принадлежавшей одному из монастырей ювелирной фабрики, публично раскрыли сведения, что епархиальное управление в ходе демонстрации «гастролирующей  святыни» за месяц заработало около 130 тысяч долларов.

К тому ж епархиальный архиерей (сиречь епископ) входит в  областную «верхушку» и в этом качестве имеет персональных спонсоров  среди представителей как старого промышленного генералитета, так и новой бизнес-элиты, которым престижно иметь в качестве «друга семьи» главное духовное лицо региона. Информация о таких контактах, как правило, не афишируется, но провинциальные газеты полны милых историй — про то, например, как покойный уже митрополит Нижегородский благословил крестный ход вокруг машиностроительного завода «Красное Сормово», спасая его от недружественного поглощения компанией Кахи Бендукидзе (2000 год), или что епископу Сыктывкарскому нефтяники подарили Land Cruiser с надписью «епископ Питирим» на капоте (1998 год).

Кредит

На что же тратятся немаленькие в общем-то деньги, составляющие доход церкви? Ответить на этот вопрос будет сложнее, чем на вопрос, как они зарабатываются. Основная статья расходов храма — это, безусловно, выплата жалования его служащим. Вокруг среднего (райцентровского) храма их может кормиться до 25 человек (половина — оплачиваемый хор). Если сторожа и уборщицы в таком храме получают копейки, то священники, бухгалтер и хор — достаточно приличные деньги. Конечно, по официальной ведомости зарплата священника вряд ли превышает тысячу рублей, но в действительности речь идет о стабильно высоком заработке. Провинциальные хористы получают тысячи по полторы, бухгалтер не менее трех-четырех, а священник тысяч пять из кассы храма и еще столько же на выездных требах, которые проходят вне поля зрения приходского совета. В обычном сельском приходе ситуация, естественно, гораздо хуже. Прокормиться с него может только семья священника (и то не всегда), да иногда сторож или уборщица.