Новгородские грамоты на бересте

Контрольная работа 
 

Новгородские  грамоты на бересте. 
 
 
 
 
 
 
 
 

СОДЕРЖАНИЕ 
 
 
 

   Введение……………………………………………………………………..3 

1. Берестяные  грамоты: теория и  реальность…………………………5

2.   О чем говорят грамоты?........................................................................7

   Заключение…………………………………………………………………17  

   Список  использованной литературы…………………………………...18 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

   Введение. 
 

   Ещё в начале XX историки рассматривали  население древнерусских княжеств как почти поголовно безграмотное. В это легко было поверить, поскольку в начале XX века основная масса населения России не умела ни читать, ни писать. Представить, что в «Темные века» кто-то кроме князя или монашеского сословия знал грамоту, было совершенно невозможно. По всеобщему убеждению, очагами древнерусской письменной культуры были монастыри, где переписывались священные тексты и велись летописи — эдакие островки света среди океана тьмы и невежества. «Нестор-летописец», склонившийся над книгой в монашеской келье, стал символом средневековой культуры, прочно вошедший в общественное сознание. 

   В конце XIX века в Новгороде жил  коллекционер Василий Степанович Передольский (1833–1907). Сначала он скупал случайные  находки у крестьян, затем стал вести археологические раскопки самостоятельно. Он сделал интересные открытия, в том числе выяснил, что в Новгороде есть прекрасно сохранившийся культурный слой. Передольский собрал первую коллекцию берестяных грамот, про которые он говорил, что это «письмена предков наших». Однако ему никто не верил, и его считали чудаком. 

   Найденные письмена Передольский выставил в первом в городе частном музее, построенном  на собственные деньги, однако никакой  сенсации они не произвели. Ничего внятного прочитать на старых обрывках бересты  было невозможно, и высказывалось  мнение, что это просто мистификация или каракули безграмотных крестьян XIX века. Трудно было поверить, что письма могли пролежать в земле без малого 1000 лет и так хорошо сохраниться. В 1920-х годах музей Передольского был национализирован и всё, что составляло хоть какую-то ценность, было конфисковано. По заключению директора государственного Новгородского музея Николая Григорьевича Порфиридова, осматривавшего музей Передольского перед его закрытием, «большинство вещей не представляло особой музейной ценности». Первая коллекция берестяных грамот была безвозвратно утеряна.

   Во  время Великой Отечественной  войны город Новгород был сдан немцам без боя, в течение 1941–1944 находился на самой передовой  и был практически полностью  разрушен массовыми обстрелами советской  артиллерии. При восстановлении города в 1950-х годах проводились масштабные археологические раскопки, открывшие в толще многометрового культурного слоя средневековые улицы и площади, терема знати и дома простых горожан. 

   Первая  берестяная грамота была найдена 26 июля 1951 года почти случайно. Общее число найденных грамот достигло тысячи. Поскольку их находили в самых разных археологических слоях, стало понятно, что население Новгорода было грамотным по крайней мере начиная с XI века.  
 
 
 
 
 
 

   1. Берестяные грамоты: теория и реальность. 
 

  Открытие в Новгороде берестяных грамот с самого начала обозначило новые перспективы изучения средневековой русской истории. С 1951 по 2001 год в Новгороде найдено 918 берестяных документов. Подсчет же еще не обнаруженных грамот, основанный на характеристике состояния и сохранности культурного слоя в разных районах города, дает ошеломляющую цифру — более 20 тысяч берестяных текстов. Древнейшая из найденных грамот относится к первой половине XI в., позднейшая — к середине XV в., когда береста как писчий материал была вытеснена массовым распространением бумаги. В те же годы берестяные грамоты были найдены еще в десяти древнерусских городах: 36 в Старой Руссе, 19 в Торжке, 15 в Смоленске, 8 в Пскове, 5 в Твери, 3 в Звенигороде Галицком, по одной в Москве, Рязани, Витебске и Мстиславле.

  Примерно половина этих документов относится к домонгольскому времени. Отметить этот факт необходимо по одной чрезвычайно важной причине. До обнаружения берестяных грамот корпус русских письменных источников указанного времени содержал лишь три подлинных пергаменных листа, имеющих отношение к гражданской истории: жалованную грамоту князя Мстислава Владимировича новгородскому Юрьеву монастырю на волость Буйце, духовную Варлаама Хутынского и древнейший вариант Торговой правды Смоленска¹. Причина этому очевидна, русский человек на протяжении столетий жил в деревянном доме, а его письменная культура была сосредоточена в деревянных городах. Между тем, опыт новгородских раскопок показывает, что неизбежным концом каждого деревянного была гибель от пожара. В XII в. догорало то, что не успело сгореть в предыдущем столетии, XIII в. уничтожал недогоревшие остатки жилищ XII в. и т. д. Горели не только дома, но и их содержимое — книги, рукописи, иконы, украшения, утварь... Чем дальше в глубь столетий, тем меньше уцелевших письменных документов. Теперь трем пергаменным листам первой трети XIII в. противостоит около 450 берестяных текстов XI — первой трети XIII в.

  Существует еще одно немаловажное обстоятельство в характеристике древнейших традиционных письменных источников. Число лиц, упомянутых в берестяных грамотах, уже сегодня громадно. Оно увеличивается с каждым годом. В качестве примера можно назвать лишь одну цифру. В грамотах XII в., происходящих только с Троицкого раскопа, фигурируют имена более двухсот новгородцев, не известных по другим источникам. Сохранение новгородского культурного слоя для исследования и активное продолжение раскопок даст возможность со временем составить «адресные книги» новгородцев для разных столетий истории Новгорода.  
 

3. О чем говорят грамоты?

  Жанровое разнообразие берестяных документов исключительно велико. Их тексты включают хозяйственные распоряжения и политические донесения, судебные казусы и бытовые просьбы, крестьянские жалобы и заказы ремесленникам, школьные упражнения детей и просьбы художнику об изготовлении икон, любовные записки и сообщения о смерти близкого человека, ростовщические записи и списки недоимщиков, молитвы и заговоры против болезней. Находка любой берестяной грамоты — не только существенное научное открытие, но и эмоциональный стресс, волнующий акт «оживления» давно умершего и забытого всеми человека, от которого, казалось, не могло сохраниться никакого воспоминания даже во времена его прямых правнуков и праправнуков.

  Обычно массовое обнаружение в Новгороде берестяных текстов рассматривается как свидетельство высокого уровня грамотности русского средневекового человека. Разумеется, это так; тем более внушительным это открытие стало потому, что вплоть до 1951 г. в науке существовало устойчивое мнение о почти поголовной неграмотности населения древней Руси. Новгородские находки не только опровергли это мнение, но и доставили прямые свидетельства обучения новгородцев грамоте. Особенной известностью пользуется комплекс ученических упражнений жившего в XIII в. мальчика Онфима. Великая находка древнейшей славянской книги в прошлом году показала, как уже в начале XI в. в Новгороде учили грамоте первых христиан ².

  Однако значение находки берестяных грамот много шире отмеченного свидетельства широкой грамотности средневекового русского человека. Берестяные грамоты составляют неотъемлемую часть средневековой усадьбы русского города, сохраняя связь со всеми прочими обнаруженными на ней предметами.

  Берестяные документы стали способом персонификации исследуемых усадеб. Прежде археология при характеристике изучаемых ею объектов оперировала такими обобщенными терминами, как «жилище зажиточного человека», «мастерская ремесленника-ювелира» (без возможности установить, был ли этот ювелир свободным или вотчинным ремесленником), «погребение воина-торговца» и т. п. Повторные находки в пределах одной и той же усадьбы берестяных документов, адресованных одним и тем же лицам, определяют этих лиц как владельцев или жителей усадьбы, социальные характеристики которых проясняются при сопоставлении данных самих грамот со всей совокупностью материальных остатков усадьбы (ее застройкой, величиной, хозяйственной структурой, инвентарем). Примером такого комплексного изучения одной усадьбы может служить монография об усадьбе новгородского художника рубежа XII-XIII вв.³

  Топографическое изучение грамот позволяет выяснить характер взаимоотношений адресатов грамот с их соседями, а изучение этих документов по хронологической вертикали открывает неизвестные ранее генеалогические связи жителей усадеб с их предками и потомками.   

  Благодаря массовым находкам берестяных грамот исследования Новгорода способом раскопок перестали быть чисто археологическими. Берестяные грамоты стали прочными мостиками, ведущими из глубины раскопа в летописный рассказ. Они сомкнули специфические цели археологии с задачами общеисторического и конкретно-исторического плана, считавшимися до сих пор уделом исследователей, работающих исключительно над изучением письменных источников. И сама научная программа раскопок в Новгороде потребовала коренной перестройки, поставившей на первое место в археологическом исследовании такие проблемы, как возникновение Новгорода, формирование и развитие в нем социальной структуры и административного устройства, причины и способы возникновения боярской вечевой организации, основы возникновения боярства как правящего сословия, оценка степени демократизма вечевого строя, вопрос о роли норманнов в формировании русской государственности и культуры и т. д.

  Любопытные материалы для характеристики городского боярского хозяйства и вотчинного ремесла дает топографический анализ находок берестяных грамот. Исследование групп соседствующих усадеб с персонификацией каждой из них позволило установить в ряде случаев клановый характер городского боярского землевладения в средневековом Новгороде. Выяснилось, что значительные участки города составляли наследственную собственность крупных боярских родов: владельцы таких соседствующих усадеб вели происхождение от общего предка. Впервые такая структура была выявлена при раскопках 1951-1962 гг. на Неревском конце, где не менее десяти расположенных на одном обширном участке больших дворов (в среднем около 1200-1500 кв. м каждый) принадлежали потомкам знаменитого в новгородской истории боярина рубежа XIII-XIV вв. Юрия Мишинича. Хотя генеалогия этого рода не может быть пока достоверно прослежена глубже указанной даты, сам объем участка и стабильность его планировки, неизменной с Х в., свидетельствует о глубокой древности подобной структуры ⁴.

  Что касается более ранних комплексов, то наиболее важные материалы были собраны во время раскопок в Людином конце.  Здесь аналогичная структура кланового боярского городского землевладения зафиксирована для XII в., когда значительный участок, включающий не менее семи усадеб, принадлежал знаменитой в Новгороде боярской семье потомков Несды — Внезду и Мирошке с их нисходящими. Обнаружение в том же комплексе берестяных грамот первой трети XII в. с именами посадника Иванки Павловича и его отца ладожского посадника Павла указывает и на более отдаленных предков знаменитого Мирошки Несдинича ⁵.

  Такой способ организации городского владения не только делал его экономически устойчивым (боярские усадьбы практически не меняют границ на всем протяжении X-XV вв.), но и позволил создавать замкнутую систему самодовлеющего хозяйства. Практически на каждой боярской усадьбе имелась какая-либо ремесленная мастерская, но в пределах такого клана группа бояр-родственников имела возможность располагать исчерпывающим набором разных производств, изделия которых в то же время обладали очевидной товарностью, прочно связывая владельцев усадеб с городским торгом, где реализовывалась избыточная продукция.

  Заметное число берестяных текстов посвящено разного рода торговым делам, среди которых особую ценность имеют грамоты, касающиеся купеческого складничества.

  Исключительное значение имело исследование в 1997-2000 гг. усадьбы «Е» Троицкого раскопа. В слоях второй и третьей четвертей XII в. на ней было обнаружено свыше сотни берестяных документов, большинство которых имело отношение к разного рода судебным конфликтам. Характер застройки этой усадьбы и особенности ее инвентаря сделали возможным определить ее не жилое, а общественное назначение. В указанное время она служила местопребыванием «сместного» суда князя и посадника. Начиная с 1126 г. эта усадьба была оборудована специальным неоднократно возобновленным крытым помостом, на котором в любое время года и в любую погоду могли собираться тяжущиеся стороны и судьи. Сопоставление обнаруженных здесь материалов с показаниями сфрагистических памятников позволило именно 1126 г. датировать важнейшую судебную реформу Новгорода XII в., когда в «сместном» суде при номинальном приоритете князя окончательное решение дела могло приниматься лишь с санкции посадника ⁶.

   Та же усадьба в более раннее время, в XI — первой четверти XII в., имея так же не жилое, а общественное назначение, была местом, в котором производился раздел привозимых в Новгород государственных доходов. Сочетание многочисленных деревянных замков для запирания мешков с ценностями и берестяных грамот, отражающих детали организации фискальной системы, внесли ясность в очень сложную проблему⁷. Изучение фиска обеспечивается берестяными грамотами, найденными в разных раскопах Новгорода и относящимися к разным столетиям его истории. Одним из наиболее значительных документов в этом ряду является берестяная грамота № 718, датируемая 1229 г. и трактующая о получении так называемого «погородья» с территории Бежецкого Верха. Не менее значительна грамота № 724, написанная, вероятно, в зиму 1166/67 г., в которой рассказано о сложности сбора дани на северных землях Новгорода, возникшей в результате столкновения с суздальскими сборщиками, присланными Андреем Боголюбским⁸. Берестяные грамоты, тексты которых связаны со сбором государственных доходов, одновременно оказались и важным источником для изучения административной системы Новгородской земли, а также для решения спорных вопросов ее исторической географии.