Возрождение как особенность европейского развития

   И все же сбрасывать со счетов конрадовскую концепцию нельзя. Не случайно ее активно  поддержали многие исследователи не только в нашей стране,но и за рубежом. В одном из писем к  Н. И. Конраду по поводу сборника “Запад и Восток”, А. Тойнби заметил, что  некоторые из “моделей” (“закономерности, единообразие и повторяемость”), являющиеся “результатом единообразия человеческой природы – особенно ее иррационального, эмоционального, подсознательного слоя”, в частности, именно возрождение, “повторялись в прошлом много раз” (22). В период распада надломленной цивилизации, по А. Тойнби, действует механизм Раскола-и-Палингенеза (23). Основой для подобных рассуждений у А. Тойнби была концепция «философской одновременности» (philosophically contemporaneous) и «философской равнозначности» (philosophically equivalent) различных цивилизаций, унаследованная им от О. Шпенглера. Другие исследователи впоследствии отметили, что значение этих эпох не только в наличии и борьбе двух тенденций – нисходящей и восходящей. Они обладают и такими особенностями, как интенсивность духовных поисков, высочайшая продуктивность, культурная синтетичность, стремление к максимальной деидеологизации. Как справедливо было отмечено в переписке Н. И. Конрада и А. Тойнби, они являются самыми плодотворными из всех времен. Это так называемые "решающие исторические этапы", когда человечество в целом или отдельные его отряды вступают в критическую полосу своего существования. О том, что Запад и Восток идут от Ренессанса к Ренессансу, писал Г. Белль. Возрождение в «свернутом виде», указывал П. М. Бицилли, представлено в личности Франциска Ассизского (24). В последнее время все чаще стали вспоминать слова Л. Февра о том, что «каждая эпоха имеет свой Рим, свое Возрождение, свое Просвещение», и неизбежно возникающего при этом релятивизма не страшатся (25). Д. С. Лихачев прямо подчеркивает то позитивное в концепции Н. И. Конрада, что связано с «законами развития культуры», «при которых Возрождение наступает как обращение к Античности, перекидывая мост к древности через промежуточный культурный тип – Средневековье» (26). В свое время было справедливо сказано, что, «спору о ренессансах… должен предшествовать… спор о модели…если мы хотим охватить ряд явлений типологическим понятием, то это понятие как минимум надо иметь» (27). Сравнительно-исторический подход позволяет сделать следующий логический шаг и попытаться создать эту модель.

   Сравнение общего и особенного в истории  различных европейских и азиатских  ренессансов позволяет говорить о том, что «Возрождение» –  это, практически, особенность развития культуры в целом. Когда общество попадает в ситуацию выбора, трансформации, «стресса», неопределенности, интервенций любого рода и т. п., оно обращается в поисках ответа на возникающие вопросы, прежде всего к прошлому. Культура начинает изучаться как история культуры. Каждая цивилизация имеет свою систему понятий, свой язык и складывается он в начале ее истории. Если учесть, что ни одна цивилизация не развивается в изоляции и периодически испытывает на себе интервенции извне, не только и не столько военные, сколько культурно-идеологические и экономические, то, противостоя им, она должна выставлять «навстречу» некий «щит» в виде непротиворечивой и популярной системы философско-религиозных и социально-политических идей. Вдохновение и основу она ищет в своем «героическом» («золотом») веке, - времени славы и складывания базовых архетипов, времени некоей социальной гармонии. А в эпоху «Возрождения» вертикальное, иерархичное устройство общества либо находится в кризисе, либо вообще начинает уступать место горизонтали (итальянское Возрождение). Соответственно усиливается социальная напряженность. Даже Данте готов «схватиться за нож». Асоциальность проявляется даже в отрицании своего быта. Ф. Петрарка и Н. Никколли хотят жить в ином веке.  «Сон» помогает забыть свой век Микельанджело или Гамлету.

   Идея  неизбежных «ренессансов», строго говоря, имманентно присуща самой европейской  цивилизации. Уже в античности появилась  и широко распространилась концепция  цикличности истории. Аристотель в «Метафизике» соглашается с общепринятой точкой зрения, что «каждое искусство и каждое учение изобретались неоднократно и в меру возможности и снова погибали» (28). В «Политике» он более категоричен: «чуть ли не все уже давным давно придумано» (29). Христианский акцент на новом понимании триединства общечеловеческих абсолютов (добро, истина, красота) развил одно из основных положений Ветхого Завета: «возвращение в Эдем» как преодоление личностной греховности путем «возрождения» глубинной связи с Богом. Это приведет и к «возрождению» подлинной (Божественной) реальности: «многие же будут первые последними, и последние первыми» (Мф19,30). Для этого надо непрестанно трудиться. Бог опочил после шести дней, а человек – вечный делатель. «Новый» человек по ап. Павлу, должен быть самотворцом (Еф. 2,15; 4,24). Я. Беме считал, что «никакая вещь не может открыться сама себе без… противодействия. Ибо если она ничего не имеет, что противодействует ей, она навсегда выходит за свои пределы и не возвращается снова в себя. А если она снова не входит в себя как в то, из чего она первоначально изошла, то она ничего не знает о своем Urstand (изначальном состоянии) (30). Гегель настаивал на диалектическом отрицании в развитии человечества и даже предложил соответствующий термин «снятие» (Aufhebung). «Снятие» есть уничтожение старого, но сохранение и обязательное использование всего «жизнеспособного» на новой стадии развития. Цикличность, по Гегелю, - «идущее вспять обоснование начала и идущее вперед дальнейшее его определение» (31). 23 октября 1828г. Эккерман записал слова И. В. Гете: «Я вижу, идет время, когда все это надоест Богу, и ему снова придется все сломать, чтобы омолодить творение». Марксистская трактовка закона отрицания также подразумевает три важнейших фактора: преемственность, поступательность и цикличность. Однажды даже было высказано предположение, не принятое всерьез многими исследователями: «а не является ли Ф. Энгельс зачинателем разработки современной идеи о Возрождении как всемирно-историческом явлении в истории мировой культуры», ведь, по мнению автора, Ф. Энгельс не считал, что можно «плоды в культуре измерить идеологическим шаблоном надстроечного порядка» (32). Так, например, социалистическую революцию классики марксизма считали своеобразным «Возрождением Возрождения» и дальнейшим «разворачиванием»  основ культуры, заложенных античностью и Ренессансом (33). Как писал О. Шпенглер, «культура суть организмы. История культуры – их биография»(34). В этом плане «Возрождение» может быть уподоблено детскому возгласу «Мама!» в ситуации опасности или неопределенности. Если воспользоваться терминологией Ю. М. Лотмана, это – своеобразный «момент взрыва». К. Ясперс, предложивший концепцию «осевого времени», указывал, что с 800 по 200 гг. до н. э. была заложена «духовная основа человечества» и ею общество вдохновлялось в «ренессансные» моменты своей истории (35). «Идея» – есть движущая сила развития общества, а «ориентация на прошлое объединяет культуры всех типов» (36).

   Разумеется, надо отметить, что эта тенденция  оказалась основательно поколебленной в период романтизма сформировавшейся в трудах целого ряда поэтов, романистов, драматургов, философов, лингвистов, историков (В. Скотт, Рюс, Луден, Лео, Раумер, Л. Ранке, А. Тьерри, О. Тьерри, Ф. Гизо) в противовес просветительским построениям концепции единого «средневекового духа». Над ней впоследствии работали такие крупнейшие исследователи, как Г. Эйкен, Э. Трельч, Э. Кайзер, Л. П. Карсавин, П. М. Бицилли, Е. Н. Трубецкой, Н. А. Бердяев.

   Сам по себе процесс обращения к «истокам»  цивилизации достаточно сложен и противоречив. Причины обращения многообразные и у каждой цивилизации истоки свои. Соответственно идет пересмотр собственной истории и прошлое становится «непредсказуемым». Для этого периода характерен отказ от прежних форм культуры. Происходит, по терминологии М. Вебера, «расколдование» (Entzauberung), иначе говоря, рациональное переосмысление сложившейся иррациональной культуры, но в итоге «всегда приспособление к себе» (Ж. Деррида). И. Христос фактически обвиняет прежнюю культуру в бездуховности, когда требует «искать духа» («Блаженные нищие духом», т. е. ищущие духа). Для Тертуллиана (IIIв.) «душа, не приобщенная к культуре, есть христианка». Он – носитель «абсурдной» (лат. ad absurdum - «исходящее от глухого») культуры, которая не «слышит» «разумное». Для Ж.-Ж. Руссо девиз «Назад к природе!» означал, что прежняя культура извращает человека. Коммунисты требовали разрушить прежний «мир насилия». В конце 50-х – нач. 60-х гг. XX в. заявило о себе искусство постмодернизма (постиндустриальной эпохи), в разработке философско-эстетических программ которого приняли участие многие известные художники, музыканты, кинематографисты, философы и психологи (Р. Раушенберг, Дж. Кейдж, С. Соловьев, К. Муратова, Ж.Делез, Ф. Гваттари, Ж. Деррида, С. Гроф). Современный немецкий антрополог А. Гелен считает, что уже в недалеком будущем наступит эра «постистории»(37).

   Европейская цивилизация традиционно трехъязычна, она впитала три крупных культурных потока, связанных с еврейским, греческим  и латинским языками. Из еврейской культуры взято понятие «Бог» («баха» – благо, одарение, наделение) как квинтэссенция всего сверхъестественного, из греческого – «Космос» как символ физического мира, латинский язык дал представление о «культуре» как форме синтеза сакрального и секулярного. Не случайно самый важный Текст («Библия») существует в средние века только на трех языках (доктрина трехъязычия). В «ренессансные» эпохи проявляется особый интерес именно к этим языкам. Налицо стремление вернуться к «первобытному» христианскому учению и «трансляция» «Рима» и «Афин». Если «Рим» связан больше с политической сферой, то «Афины» олицетворяют необходимую обществу «ученость». Характерным примером является теория «перемещения центра учености» (de translatione studii), о которой свидетельствует «Санкт-галленская хроника»: греческие знания, переданные Риму, через Алкуина вручаются Парижу (38).

   Для «ренессанса» к тому же характерно необычайно широкое взаимодействие культур. Культура трудно понимает другие культуры, находясь в апогее своего развития, но когда она находится в «кризисе», «раздевается», ее интерес к окружающему миру резко возрастает. В той или иной степени проявляется конфликт между «идеологией», т. е. культурой метарегиона и локально-национальными культурами (раннесредневековые ереси как своеобразное знамя сепаратизма /монофизиты, донатисты и др./, альбигойцы, гуситы). В конечном итоге акцент будет сделан на собственном опыте и своей истории. То, что мы называем европейским гуманизмом, есть в основе своей античный гуманизм, сформировавшийся в античных городах-государствах (polis, civitas) (39). Цивилизация «в себе» станет цивилизацией «для себя». Это – то, что Н. И. Конрад называл «автохтонным ренессансом». Однако необходимые «ответы» цивилизация пытается искать и в истории сопредельных или близких в чем-то стран (по терминологии Н. И. Конрада – «отраженный ренессанс»). Вышедшая из «кризиса» культура отвергнет, однако, впоследствии своих иноземных учителей, назвав их «полуанглами», «полугреками», «полунемцами», отвергая их взгляд свысока на «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов». При этом, как пишет Н. И. Конрад, происходит «как бы «равнение» отстающих (культур – П. Г.) на передовых, а не механическое перенесение общественных форм передового государства в отстающее» (40).

   Следствием  этих процессов будет деидеологизация, начнется секуляризация культуры, ведь «древность» будет сопротивляться сложившимся и желаемым стереотипам  культуры. Разумеется, степень развития и «скрытости» секуляризации  будет разной в разные исторические эпохи, но она проявляется неизбежно, ибо время начала любой цивилизации – особое. Именно тогда идет «поиски» идеологические, религиозные, филологические, государственное строительство, оформление системы образования и т. п., а все это совершенно немыслимо без определенного акцента на светских моментах. Проявится это, прежде всего в увеличении количества проявлений свободомыслия. «Стыки» культур характеризуются необычайно широким распространением еретических настроений. Средневековые европейские «ренессансы» пестрят критикой обмирщения церкви и стремлением восстановить «истинную» религиозность. Акцент делается на новом и самостоятельном толковании архетипического Текста, ибо «нет ничего вне текста» (Ж. Деррида). Так, Г. Грундманн указывал, что «без знания Библии нет ереси… подлинный еретик тот, кто предлагает новую интерпретацию Библии» (41). В эти периоды появляются «переписанные Библии» (re-written Bible), т.е. перетолкованные, переосмыслленные. Это очень часто понимается как своеобразное «возрождение» Текста, возвращение его в «первобытное состояние» и использование для решения современных вопросов. Ссылки делаются на древнееврейскую практику, когда пленницам брили головы, давали новое платье и брали их в жены (Втор 21,12). История европейской культуры есть история перетолкования («комментирования») изначального Текста: Тора – Танах (Ветхий Завет) – Новый Завет – патристика – схоластика – неотомизм/протестантская литература. На этой основе появляются соответствующие «доктрины» (учение, от лат. Docere – учить). Сам комплекс авторитетных текстов имеет назидательное значение (Тора – «указание», «наставление»; Библия – «книги» для обрядового и назидательного чтения). «Классическое» Возрождение будет пытаться создавать свои Тексты. Так, своеобразной «Библией» итальянского гуманизма, несомненно, является «Божественная комедия» Данте, откуда гуманисты использовали идеи, развивали и защищали их, пропагандировали («несли истину»).

   В отличие от «спокойных» периодов, равнодушных фактически к религиозным  тонкостям, налицо интерес к кардинальным проблемам религии, требование разъяснений и аргументов. Делались попытки доказать разумность христианской религии, а это приводило к зарождению и формированию рационалистического подхода к догме, что и было одной из важнейших гносеологических предпосылок для развития инакомыслия, развитию ересей. «Классический» средневековый человек, как это ни парадоксально, достаточно равнодушен к сложным и несколько абстрактным для него теологическим проблемам. Он готов «бороться со злом в своей душе» и придерживаться десяти заповедей, следовать необходимым процессуально - обрядовым нормам, думает о «последних» вопросах, но остальное оставляет священникам и монахам. По мере появления и усиления «вызовов» (варварский, мусульманский, городской) он, однако, начинает вопрошать. На возникающие вопросы культура ищет непротиворечивые ответы. Так, одной из важнейших тем схоластики явится проблема бытия Бога, доказательности его существования. В рамках Высокого Возрождения (флорентийский неоплатонизм) вопрос о доказательствах бытия Божия перерастет в вопрос «Что такое Бог?». Происходит «переход от трансцендентной мысли к мысли имманентной» (42).

   Таким образом, оппозиционные идейные  течения в переходные эпохи принимают  особый характер. Так, в докаролингской  Европе, по мнению Дж. Рассела, были распространены «теологические» ереси (ариане, несториане, монофизиты, пелагиане и др.), а по мере становления средневековой культуры складываются ереси, делающие упор на моральных целях, приближении к народу и т. д. (43). Полного отказа от религии и церкви в принципе быть не может. Они – олицетворение цивилизации, «сумма» культуры. Даже «Высокое» Возрождение не отвергает религию, ибо она – «не институты – это мировоззрение» (44). Не случайно Новалис свой известный труд так и озаглавил «Христианский мир, или Европа» (1799).

   Период  Каролингского и Оттоновского Возрождений  характеризуется складыванием предпосылок  для усиления церкви. Более того, это - золотой век церкви. Создается  “Диктат пап” (приписывается монаху Гильдебрандту, будущему папе Григорию VII), где значатся тезисы о превосходстве папской власти над всеми остальными властями. Это - время Клюнийского движения, значительного укрепившего папство. Это - время складывания предпосылок для так наз. «Крестовых походов», организованных церковью и решивших проблему “хаоса” в Европе в 11 веке. Вершина папства - понтификат папы Иннокентия III.