Возрождение как особенность европейского развития

   Разумеется, с Возрождением неизбежно будут  связаны и такие «некультурные» явления, как, скажем, «охота за ведьмами»  (45).

   На  практике усиление свободомыслия часто  находит выражение и в противостоянии т. наз «аристократической» и  «народной» культур.

   Отличительным признаком будет и синтетический  характер философии, который выражается в формировании синтетических вариантов  философии, религии, языков, ересей. Акцент в культуре делается на языке, филологии. Идет активное изучение этимологии слов и соответственно меняется соотношение отдельных значений различных терминов. Так, например, в рамках Каролингского Возрождения термин «новое» не только в светской, но и даже в богословской литературе выступает синонимом «неканонического». В ортодоксальной христианской литературе «новое» – бывшее до грехопадения (отсюда renovatio как возвращение в «первобытное состояние»). Тем самым закладывается новая философия языка. «Формула» итальянского Возрождения (филология – философия –филология) вполне может быть применена к любому средневековому европейскому «ренессансу». Повышается интерес к окружающему миру и человеку, осмысливается его роль и место в мире, обществе и истории, распространяется индивидуалистическая психология, рационализм. Фактически формируется мощная светская традиция. Как результат, появляются достаточно сильные государственные образования («варварские» королевства, возрожденные «Римские империи», абсолютистские государства). Именно в эпоху “Возрождения” достигают  апогея своего развития империи. На примере Каролингской или Оттоновской империи “Священной римской империи” мы видим, что создается максимально широкое и прочное территориальное объединение, возрождается право “материнской” империи, создается самая универсальная система образования (университеты как “высшая школа”, т. е. школа, позволяющая человеку освоить высшую “истину” и стать полезным для общества и государства, “материнская” (античная) культура используется небывало активно, но искусственно, т. е. Возрождение проводится “сверху” и носит служебный характер. Апогея достигает и религиозная идея. Во время Карла Великого появляется “Константинов дар” (грамота, по которой Константин Великий даровал церкви в лице папы Сильвестра I всю светскую власть над Европой), Папская область. “Империя” отбирается у византийских правителей и передается с помощью церкви Европе. Появляется идея монарха уже не как выбранного на народном собрании или назначенного императором, а как помазанника божьего (Пипин Короткий в 751г. первым пришел к власти таким образом и основал каролингскую династию; Карл Великий был первым “христианским римским императором, в силу чего его имя стало даже основой для наименования должности “король”; в России – возведение рода московских государей к роду «крестителя Руси» Владимира I). Именно в это время правители вводят в свою титулатуру выражение “августейшая особа” (претензии на происхождение и легитимность своей власти от “основателя империи” Октавиана Августа), “цезарь” (царь, т. е. связь с Цезарем, его реформами и победами). Все правители подражают римским императорам и хотят быть императорами - законодателями и императорами - воинами. Для Алкуина стабильность церкви (stabilitas ecclesiae) – важная составляющая государственной стабильности. На исходе «ренессанса» складывается в той или иной форме баланс авторитета церкви и государства, как это было и в случае с «Высоким» Возрождением (46). В то же время для самого «Возрождения» это период «существенных потерь» и лишь «разовых приобретений» (47). Х. Хэйдн даже назвал это время «контрренессансом» (48).

   На  разном уровне проявляется стремление к единой счастливой жизни и истории  различных народов. Для этого вырабатываются или используются идеи равенства всех перед Богом или перед императором (Остготское или Каролингское Возрождения), мировой монархии. В послании к Кан Гранде делла Скала Данте писал, что целью своей «Комедии» считает «вывести людей из бедственного состояния к состоянию блаженства (49).

   Особенностью  реновационной эпохи является и  сочетание скрытой секуляризации  с усилением религиозных настроений, со стремлением к «реформации». Название происходит от латинского reformatio (преобразование, преображение, исправление). «Реформация» – это не просто всплеск ересей, а своеобразное «возвращение» в состояние религии «до грехопадения». Как писал К. Ясперс, «итальянский Ренессанс рассматривал себя как возрождение античности, немецкая Реформация – как возрождение христианства» (50). Она переводит акцент с гедонизма на аскетизм, стремится упростить религиозный культ с помощью «иконоборчества», иначе говоря, борьбы со стремлением к красоте (51). Отказ от «извращенной» культуры приводит к акценту на «первобытном» тексте и духовно-эмоциональном отношении к сверхъестественному (лютеровские sola fide /только верой спасается человек/ и sola scriptura /только Священное Писание является источником Слова Божьего/). Именно растущее одиночество человека ведет его к поискам пути индивидуального спасения. Далеким прологом рассуждений Эразма Роттердамского, М. Лютера и Ж. Кальвина о предопределении станет спор, затеянный в IX в. Годескальком (Готшальком): Божья воля или человеческая предопределяет человека к гибели или спасению? В этом смысле “reformato”, как и “renovatio” можно назвать особенностью развития культуры. У них свое «средневековье» и протестуют против него они по-разному. «Реформация» выступает против новаций, пришедших в культуру в этот период. Так, Лютер обвинял в неправомерных уступках «варварству», оязычивании Евангелия не кого иного, как Фому Аквинского и держался за Августина и Бернара Клервосского (52). В любой переходный период идет обсуждение места, роли, форм религии. Сложная внешнеполитическая ситуация, трансформация экономики, рецепция «древности», как это ни парадоксально, усиливали религиозность населения. Культура «погибает» под «ударами варваров», «умирает», возвращается в «первичную душевную стихию» (О. Шпенглер), опускается во «тьму психики» (53) или становится «бездомной» («Царство Мое не от мира сего»). Этносоциальные организмы активно перемешиваются (консолидация, ассимиляция, интеграция, этногенетическая миксация и т д.), дают начало другим метасоциокультурным общностям (54). В условиях этих перемен, кризисов религия активно осуществляет свою компенсаторную, «утешительную» функцию. Усиление социальной напряженности и апатии приводят к широкому распространению эсхатологических настроений.

   “Ренессансное”  свободомыслие проявляется на поле сложившейся идеологии. В средневековом христианстве философствование осуществляется в рамках трех традиционных направлений (тринитарная теология, христология, теологическая антропология). Этим объясняется то, что «гуманисты» в какой-то степени равнодушны к вопроса онтологии, что даже дало некоторым исследователям (Л. Торндайк) основание обвинить гуманистов в лености мысли.

   Идут  поиски новой единой системы (cultura) как новой формы синтеза сакрального (religio, «религии») и секулярного (sciencia, «науки»). Ее лозунгом в развитой культуре снова будет «знание и вера». Их соотношение выясняется прежде всего именно в переходные периоды. Заявляются крайние позиции: «сначала верить, потом понимать» (Ансельм Кентерберийский, 1033-1109) и «сначала понимать, потом верить» (Пьер Абеляр, 1079-1142). В итоге культура разведет эти понятия: вера не доразумна и не послеразумна, а внеразумна, но вера и разум, истина божественная и истина человеческая соотносятся как «а» и «б»  (Фома Аквинский). Новая цивилизация как замкнутый «мир» вновь начнет раскрываться «вверх, в сторону неба» (55). Новая цивилизация тоже будет интегративным образованием, как писал Е. Литтре, «совокупностью взглядов и нравов, устанавливающейся в результате взаимодействия и взаимного влияния производительной деятельности, религии, искусства и наук» (56).  Как говорил итальянский гуманизм Эрмолао Барбаро, «я знаю только двух богов, Христа и словесность» (57). Тем не менее, именно «ренессансные» периоды порождают проблема сосуществования двух видов веры. В англоязычных странах они получили наименование faith (духовное и сакральное отношение человека к бытию) и belief (светское и гносеологическое отношение к истине) (58).

   Античные  идеи используются не только для обоснования  свободомыслия, но и для обоснования ортодоксальных положений. Так, знаменитое («первое») онтологическое доказательство бытия Бога Ансельма Кентерберийского (если Бог есть Совершенство, то он существует, ибо обязательным атрибутом совершенства должно быть существование) фактически продолжает и синтезирует линию Парменида (бытие есть, небытия нет) и Платона (подлинное знание о видимом мире есть воспоминание о мире реальном). Идеологические институты тоже проходят через «реформацию». В свое время Марио Бендишоли предложил контрреформацию считать католической Реформацией (la riforma cattolica) (59).

     Используются античные знания  самыми различными слоями населения.  Образы «Града Божьего» Августина  были развиты даже авторами  старофранцузских романов о Граале, которые противопоставили братство  рыцарей – наследников Иосифа Аримафейского светскому государству (60).

   Существенным  признаком переходного характера  культуры является изменение отношения  к человеческим чувствам и эмоциям.  Усложняется или даже меняется психология людей, эмоции приходят в конфликт с идеями, становятся «неуправляемыми». Для их постижения применяется «древний» принцип similia similibus (подобное подобным) – постигать эмоции эмоциями, страсти страстями, интересы интересами, т. е. сопереживать, сочувствовать. Как Ветхий Завет обосновывает Новый, так и поведение древних должно обосновывать поведение современных людей. «Средневековый» человек «боялся» погубить свою душу излишней привязанностью к земному (Г. Штокмайер). Любая сложившаяся идеология не осмысливает телесной жизни, чаще всего она просто отрицает ее. А в эпоху Возрождения широко распространяется интерес ко всему земному и человеческому, и тема любви становится одной из центральных в «гуманистической» культуре. «Любовь» снова воспринимается как жизненно важная философская категория, какой она была в «древности» (например, у Эмпедокла и Платона). Первыми шагами в Европе в этом отношении, безусловно, являются трогательная материнская любовь графини Септиманской Дуоды, куртуазная рыцарская любовь, отношение к любви Франциска Ассизского, вагантов. Человек «Возрождения» оказывается предоставленным самому себе и лично, индивидуально ответственным за свои проступки. «Диктатура церкви» (выражение Ф. Энгельса) сменяется диктатурой человека. Гуманистическое самоутверждение человека начинается с его раскрепощения, человек противопоставляет себя небу и чувствует себя хозяином на земле. Христианский идеал созерцательной жизни (vita contemplativa) сменяется требованием земной активности (vita activa). Уже в рамках Каролингского Возрождения наблюдается, по терминологии Гегеля, «реакция индивидуумов против законной власти» (61). Сначала индивидуальность проявляется в сфере эмоций, а затем «в сфере мысли» (62).

   Реновационное миросозерцание упорно стремилось освободиться от церковного понимания любви и в противопоставлении любви «земной» и любви «небесной» земная свои права отстаивала все более решительно. Причудливое переплетение небесного и земного сопровождает всю культуру эпохи «Возрождения». Одной из главных тем всего «Возрождения» является противопоставление жизнеутверждающей чувственной любви угрозам и преградам, которые ставили ей религия, замкнутость семейного уклада, суеверия и т. д. Происходит реабилитация женщины, пересмотр ее места и роли в мире и общества (тема материнства, формирование культа Девы Марии, Мадонна как социально-педагогический идеал, Беатриче как проводник в Горний мир, Лаура как Муза мужчины-творца). Именно в ходе европейских «ренессансов» медленно вызревала и идеология феминизма (63).

   Более того, «гуманистов» эпохи «Возрождения» и вообще интеллектуалов на стыках культур интересует конфликт личности и общества. Э. Жильсон справедливо писал, что в Ренессансе главное не наука, а гуманизм (64). Продолжим эту мысль: главным становится опять проблема человека. Литература этих периодов фактически осваивает концепцию «становящегося человека», ибо до поры, до времени «все, что я есмь, рассеяно и бесформенно» (Августин). Если сложившаяся культура говорит об абстрактном идеале человека (истинный христианин, строитель коммунизма и т. п.), то «ренессансы» открывают многообразие «человеков». Так, после каролингского Возрождения в Европе стало широко распространяться трехчастное деление общества. Английский король Альфред Великий считал, что в королевстве должны быть «люди молитвы, конные люди, люди труда» (jebedmen, fyrdmen, weorcmen). Классическая структура – молящиеся, воюющие, работающие (oratores, bellatores, laboratores). Ж. Дюмезиль обосновал гипотезу о том, что это связано с италийской традицией (Юпитер, Марс, Квирин) (65).

   «Высокий» Ренессанс создаст философское обоснование необходимости новой социальной структуры, отталкиваясь от постепенно сложившегося нового понимания человека. «Для специфической проблемы человека более интересны бл.Августин или Паскаль, чем Фихте или Гегель» (66). Глава флорентийской платоновской академии Марсилио Фичино (1433 – 1499) говорит о душе мыслящего человека как соединении двух миров: интеллигибельного (Бог и ангелы) и физического (качество и материя). Пико делла Мирандола (1463 – 1494) из той же академии идет еще дальше. Человек велик как творец самого себя, самоконструктор. Человек - великое чудо, связь земли и неба, говорит Пико делла Мирандола. Человек принадлежит и природному миру, но в нем есть элемент, превышающий природный мир. Если животные могут быть только животными, ангелы – ангелами, то человек с помощью разума может подняться до ангельского состояния и даже выше: «Я поставил Тебя посреди мира, чтобы мог Ты свободно обозревать все стороны света и смотрел туда, куда Тебе угодно. Я не создал Тебя ни земным, ни небесным, ни смертным, ни бессмертным. Ибо Ты Сам сообразно воле Своей и чести можешь быть Своим собственным Творцом и Созидателем и из подходящего Тебе материала формировать Себя. Итак, Ты свободен в том, чтобы нисходить на самые нижние ступени животного мира, но Ты также можешь поднять Себя в высочайшие сферы Божества» (67).  Если бы у человека были инструмент и материал, он и сам мог бы создать мир.  О человеке как «смертном боге» говорит Дж. Манетти (68). А. С. Пушкин в 1830г. изложил эти представления поэтически емко: «Самостоянье человека залог величия его».