Судебный контроль и проблемы домашнего ареста

СУДЕБНЫЙ КОНТРОЛЬ И ПРОБЛЕМЫ

ПРИМЕНЕНИЯ ДОМАШНЕГО АРЕСТА И ЗАЛОГА

В КАЧЕСТВЕ МЕР ПРЕСЕЧЕНИЯ

Адекватность практики использования мер пресечения в уголовном процессе господствующим экономическим отноше­ниям является непременным условием эф­фективного развития общества. Неслучай­но поэтому в периоды доминирования лич­ной ответственности, например в эпоху средневековья, главенствующей мерой пре­сечения выступало заключение под стражу. Напротив, во времена широкого распрост­ранения имущественной ответственности заключение под стражу уступает место до­машнему аресту и залогу. В определенной мере этим обусловлено то, что домашний арест и залог как меры пресечения предус­матривались Уставом уголовного судопроиз­водства Российской империи 1864 г. и Уго­ловно-процессуальным кодексом РСФСР 1922 г., а затем были вновь включены в Уго­ловно-процессуальный кодекс Российской Федерации 2001 г. (далее - УПК).

Широкое распространение и активное использование домашнего ареста и залога как мер пресечения закономерно в государ­ствах с высокоразвитой рыночной эконо­микой. Так, в США и в странах Евросоюза они представляют собой альтернативу зак­лючению под стражу. Характерно, что практика реализации этой альтернативы всесторонне разработана. Там действует несколько разновидностей залога. При этом его субъектом в отдельных случаях может выступать бизнесмен, взимающий опреде­ленный гонорар с обвиняемого за предос­тавляемую услугу. Более того, в тех случаях, когда лицо материально несостоятельно и, следовательно, не имеет возможности вне­сти залог, ему могут предложить иные вари­анты освобождения из-под стражи: 1) обя­зательство о явке в суд — письменное обя­зательство обвиняемого о явке в соответ­ствующие инстанции во всех случаях, пре­дусмотренных законом; 2) коммерческое обязательство — обязательство о явке, в котором подпись обвиняемого является ос­новной, но оно становится действительным только при наличии подписи коммерческо­го поручителя; 3) личное обязательство — обязательство о явке, подписанное обвиня­емым без какого-либо обеспечения, кроме письменного соглашения, и в связи с этим имеющее некоторые ограничения.

Когда нет возможности удовлетворить условия определенного судом залога, подо­зреваемый или обвиняемый может обра­титься с письменным заявлением о сниже­нии указанной ему ставки, которое суд обязан рассмотреть и принять по нему ре­шение. При этом залог (как и домашний арест) относится к одной из наиболее стро­гих мер процессуального принуждения, поскольку его применение не только ущем­ляет права собственника по распоряжению своим имуществом, но и предусматривает возможность обращения залога в доход го­сударства на основании судебного реше­ния, если поведение подозреваемого, обви­няемого окажется ненадлежащим1 Нельзя не согласиться с Л.К. Труновой, которая обращает внимание и на то, что сдерживающие факторы залога основаны не только на экономической заинтересованности залогодателя в сохранности залога, но и на чувстве морального долга подозреваемого, обвиняемого перед залогодателем2.

В условиях рыночной экономики нема­ловажно и другое. Применяя домашний арест и залог в качестве меры пресечения, государство избегает значительных трат на содержание лиц, помещаемых в следствен­ные изоляторы. На освободившиеся бюд­жетные средства можно улучшить условия пребывания под стражей тех, кого нельзя оставлять на свободе. Для обвиняемых и подозреваемых домашний арест и залог как меры пресечения обычно более пред­почтительны, поскольку оставляют их в при­вычной среде, не помещая в жесткие усло­вия следственного изолятора. В свою оче­редь, это способствует заметному снижению темпов развития преступности. В частности, согласно результатам исследования швед­ских специалистов, вновь совершают преступления после отбытия наказания в обыч­ной тюрьме 24% осужденных, а после до­машнего ареста —  13%3.

Предпочтительны такие меры пресече­ния и для следственных органов, посколь­ку им не приходится терять время на посе­щение следственных изоляторов для про­ведения следственных действий. В резуль­тате, применение домашнего ареста и за­лога как альтернативы заключению под стражу экономически выгодно и государ­ству, и обвиняемым, и подозреваемым, и следствию. Тем не менее применяются они редко. Согласно данным информационно-аналитического центра ГУВД по Иркутс­кой области, в течение 2001 — 2007 гг. ко­личество заключений под стражу в сред­нем ежегодно снижалось на 5%, в то время как применение других мер пресечения, а также иных мер процессуального принуж­дения в среднем ежегодно увеличивалось соответственно на 20% и 17%, что иллюст­рирует приводимая таблица.

Исходя их того, что темпы снижения частоты применения заключения под стра­жу были втрое и вчетверо ниже темпов роста случаев применения других мер пре­сечения и иных мер процессуального при­нуждения, можно сделать вывод, что аль­тернативой заключению под стражу дру­гие меры пресечения, прежде всего домаш­ний арест и залог, а также иные меры про­цессуального принуждения еще не стали.

Аналитические обзоры Генеральной прокуратуры Российской Федерации4, све­дения управлений Судебного департамен­та при Верховном Суде Российской Феде­рации по Красноярскому краю, Иркутской и Читинской областям, республикам Буря-

тия и Хакасия, информационно-аналити­ческих центров восточно-сибирских мини­стерств, главных управлений и управлений внутренних дел субъектов Российской Фе­дерации, расположенных в Восточной Си­бири, свидетельствуют о следующем. В ре­гионе домашний арест применялся в сред­нем не чаще одного раза в год, а залог ис­пользовался не более чем в 1% случаев.

По мнению В.Ю. Мельникова домашний арест применяется редко потому, что не ус­тановлены правила и порядок исполнения данной меры пресечения5. В частности, нет четких инструкций по поводу: 1) когда, как, при каких обстоятельствах и на какой пе­риод подозреваемый, обвиняемый или подсудимый могут покидать место постоян­ного или временного жительства, по кото­рому исполняется домашний арест; 2) мо­гут ли они делать это вообще; 3) возможно ли посещение ими работы, больницы, по­ликлиники, детских воспитательных уч­реждений (если, например, человек один воспитывает нуждающегося в уходе ребен­ка или ухаживает за больным родственни­ком) ; 4) в какой период возможно покинуть квартиру, дом, дачу и т. п. и на какой срок (например, от одного до шести часов) и т. д. Не урегулирован также вопрос о возмож­ной ответственности обвиняемого, подо­зреваемого за нарушение установлен­ных судом ограничений. Нет необходимой ясности и в запрете на отправление кор­респонденции.

Вместе с тем В.Ю. Мельников не объяс­няет зависимость распространенности практики применения домашнего ареста в качестве меры пресечения от отсутствия правил и порядка ее исполнения. В нашем случае важно, что оно не должно затруднять действия дознавателя, следователя или про­курора, поскольку решение перечисленных вопросов отнесено к компетенции суда. Согласно ч. 3 ст. 107 УПК именно в поста­новлении или определении суда об избра­нии домашнего ареста в качестве меры пре­сечения указываются конкретные ограни­чения, которым подвергается подозревае­мый, обвиняемый, а также указываются орган или должностное лицо, на которые возлагается осуществление надзора за со­блюдением установленных ограничений.

Передавая решение рассматриваемых вопросов суду, законодатель явно стремил­ся гарантировать квалифицированное применение домашнего ареста как меры пресечения в условиях отсутствия необхо­димой готовности к этому некоторых дру­гих правоохранительных органов. Это стремление отразилось и в Приказе Гене­рального прокурора РФ от 5 июля 2002 г. № 39 «Об организации прокурорского над­зора за законностью уголовного преследо­вания в стадии досудебного производства». В нем содержалось адресованное прокуро­рам требование давать согласие на приме­нение к подозреваемому или обвиняемо­му домашнего ареста в качестве меры пре­сечения только при наличии условий для ее реального исполнения (п. 6.2)6. Однако

на практике такая гарантия, представляв­шая собой систему двойной защиты от воз­можных ошибок в рассматриваемой дея­тельности, не понадобилась.

О действительных причинах чрезвы­чайно редкого использования домашнего ареста в качестве меры пресечения позво­ляют судить результаты проведенного од­ним из авторов настоящей статьи социоло­гического опроса. Более 70% участвовав­ших в нем дознавателей, следователей и прокуроров главным препятствием назва­ли сложности, которые, как они полагают, неизбежно затруднят их работу в резуль­тате судебного контроля за соответствую­щими действиями.

Результаты данного опроса позволяют объяснить и действительные причины ред­кого применения залога. Важной и необхо­димой мерой пресечения считают залог бо­лее 80% дознавателей и следователей орга­нов внутренних дел Восточной Сибири. Однако ее использование, по их мнению, блокируется судебным контролем за дей­ствиями и решениями дознавателя, следо­вателя, прокурора при определении суммы залога. Дело в том, что согласно ч. 1 ст. 106 УПК вид и размер залога определяются ор­ганом или лицом, избирающим эту меру пресечения, с учетом характера совершен­ного преступления, сведений о личности подозреваемого, обвиняемого, а также иму­щественного положения залогодателя.

При этом необходимо решить, какой суммой или иными ценностями может рас­полагать залогодатель, чтобы не поставить его в трудное материальное положение и в то же время обеспечить эффективный сдерживающий фактор, не позволяющий подозреваемому или обвиняемому поки­дать постоянное или временное место жи­тельства без разрешения дознавателя, сле­дователя, суда, гарантируя его появление в назначенный срок у названных должно­стных лиц по соответствующим вызовам и не допускающий иных способов воспре­пятствования производству по уголовному делу. При этом отсутствует методика опре­деления размера залога. В итоге, как пока­зывает практика, сумма залога избирает­ся произвольно7, что неизбежно способ­ствует принятию ошибочных решений и проявлению преступного самоуправства. Например, можно воспрепятствовать осво бождению из-под стражи привлекающего­ся к уголовной ответственности лица, умышленно установив нереальную для него сумму залога.

Не согласившись с принятым решени­ем, обвиняемый или подозреваемый, его защитник или законный представитель, воспользовавшись правом обжалования суммы залога, назначенного в качестве меры пресечения, получают возможность рассмотрения этого вопроса в суде с уче­том материального положения обвиняемо­го, подозреваемого. Как показывают дан­ные управлений Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федера­ции по Иркутской области и Красноярс­кому краю, в большинстве таких случаев решения принимаются в пользу обвиняе­мого, подозреваемого, его защитника или законного представителя, увеличивая уже и без того немалый объем работы дозна­вателя, следователя, судьи, принимавших обжалованное решение.

Сложилось такое положение, при кото­ром судебный контроль за применением домашнего ареста и залога как мер пресе­чения выступает не только гарантом кон­ституционных прав и свобод личности, но и препятствием активному использованию домашнего ареста и залога как необходи­мой альтернативы другим мерам пресече­ния, обеспечивающей эти права.

Очевидно, что источником возникшего противоречия являются трудности судебной деятельности при осуществлении контроля за применением домашнего ареста и залога в качестве меры пресечения. Эти трудности порождаются, прежде всего, отсутствием в первом случае правил и порядка исполнения домашнего ареста, на которые указывает В.Ю. Мельников, во втором — четкой мето­дики определения размера залога.

Законодатель уже начал предприни­мать необходимые действия по преодоле­нию названных трудностей. Сняв с проку­роров обязанность давать согласие на при­менение к подозреваемому, обвиняемому меры пресечения в виде домашнего арес­та только при наличии условий для ее ре­ального исполнения8, он активно разраба­тывает закон о домашнем аресте. Кроме того, суды «получили настойчивые реко­мендации» открыть, наконец, специальные счета для залога9.

Логика событий явно требует скорей­шей разработки методики определения размера залога. Необходима и четкая рег­ламентация процедуры судебного контро­ля законности и обоснованности примене­ния домашнего ареста. Следует обратить внимание и на то, что домашний арест в качестве меры пресечения избирается в отношении подозреваемого или обвиняе­мого по решению суда при наличии осно­ваний и в порядке, которые установлены ст. 108 УПК, посвященной заключению под стражу. Однако если в отношении заклю­чения под стражу предусмотрен специаль­ный кассационный порядок обжалования, то в отношении домашнего ареста приме­няется общий порядок обжалования дей­ствий и решений суда и должностных лиц, осуществляющих уголовное судопроиз­водство. В связи с этим ст. 107 УПК пред­ставляется целесообразным дополнить ч. 4 следующего содержания: «Постановление судьи об избрании в качестве меры пресе­чения домашнего ареста или об отказе в этом может быть обжаловано в порядке, установленном частью 11 статьи 108 насто­ящего Кодекса».

В результате судебный контроль за при­менением домашнего ареста и залога будет не препятствовать, а способствовать раз­витию практики применения этих мер пре­сечения.

1 См.: Руднев В.И. Залог в России, «бейл» в США: сравнительный анализ //Российская юстиция. 1998. № 4. С. 17.

Трунова Л.К. Залог как мера пресечения в УПК Российской Федерации //Юрист. 2002. № 12. С. 28.

3 На осужденных наденут электронные кандалы // Скрытая камера. 2002. № 1. С. 17.

4 См.: Мельников В.Ю. Проблемы применения до­машнего ареста как меры пресечения // Журнал рос­сийского права. 2007. № 3. С. 73.