Французская журналистика первой половины XIX века в системе оппозиции "власть-пресса"

Французская журналистика

первой  половины XIX века в системе оппозиции "власть-пресса"

 

 

XIX век стал  веком ускоренного развития цивилизационных  процессов - как в экономическом  плане, так и в плане социальном. Бурные изменения, происходившие  в европейской культуре, не могли не сказаться на ментальной истории отдельной нации, которая в свою очередь находила отражение на страницах прессы, хроникально фиксировавшей процесс этих изменений и преобразований. 

 

Если сделать  краткий перечень технологических  инноваций первой половины рассматриваемого века, то этот список будет более чем впечатляющим. Особенно - в динамике роста данных инноваций.

 

Одним из основных требований развития коммуникационных технологий было ускорение передачи информации, то есть налаживание удобных и надежных каналов поступления информации. Таким "информационным каналом" стала железная дорога, которая из диковинки в 1820-х годах превратилась в естественную составляющую европейской жизни к середине девятнадцатого столетия, значительно сократив время доставки почты и прессы адресату. То, на что ранее требовались недели, стало делом одного двух дней.

 

В конце 1830-х  годов целая серия изобретений  и инноваций подготавливают почву  для лавинообразного развития коммуникационных технологий. В 1837 году англичане Чарлз Уитстоун и Уильям Кук запатентовали новое изобретение – кабельный телеграф. В 1840 году появилась телеграфная азбука, предложенная американцем Сэмюэлем Морзе. С 1844 года электрический телеграф активно вошел в повседневную  журналистскую деятельность, существенно уменьшив время от получения информации до ее донесения до читателя.

 

В 1838 году было налажено регулярное пароходное сообщение через  Атлантический океан, сократившее  путешествие от Европы до Америки  до 30 дней, и западный мир стал осознавать себя единым информационным пространством .

 

 В 1840 году  в Англии были введены почтовые  марки (до этого письма оплачивались  адресатом), и это новшество сказалось  на росте корреспонденции. 

 

В 1838 году Луи  Даггер изобрел дагерротип (раннюю разновидность фотографии), что привело к сущностным изменениям в построении иллюстративного ряда в периодических изданиях.

 

Еще одно требование к развитию коммуникационных технологий - оперативность и скорость тиражирования  необходимой информации. Ручной печатный станок ограничивал возможности прессы в плане увеличения тиражности за определенный промежуток времени.

 

Технократическая  мысль Европы нашла выход из создавшейся  ситуации, использовав "возможности  парового печатного станка, изобретенного  в 1810 г. саксонским печатником Фредериком Кенигом. Новшество Кенига долгое время не находило промышленного применения, пока "The Times" не задействовала машину Кенига в издательском процессе в 1814 году. И это позволило лондонской газете перейти с выпуска 300 экземпляров газеты в час на печатном станке на выпуск 1100 экземпляров газеты в час при помощи новой системы.

 

Дальнейшим прорывом в области типографского дела стало изобретение ротационной  печатной машины, <…> которая с  применением рулонной бумаги одновременно печатала и лицевую, и оборотную сторону с производительностью почти восемь тысяч экземпляров в час. Этот рывок сразу имел большие последствия. Цены на печать упали на 25 процентов" (90. С.45).

 

Следующей коммуникационной инновацией стало появление информационных агентств. Первое в мире информационное агентство появилось в 1835 году именно во Франции. Его основателем стал Шарль Луи Гавас, начавший свою деятельность в Париже с "бюро переводов Гаваса", в задачу которого входило оперативное обеспечение переводов иностранной прессы для нужд местной периодики.

 

В дальнейшем информационное агентство Гаваса наладило получение  новостей из зарубежных газет, а также  создало широкую сеть собственных  корреспондентов и стало продавать  полученную информацию в парижские  и провинциальные газеты.

 

Когда железные дороги были еще медленным средством  сообщения, а телеграф только стал входить  в газетно-информационную практику, агентство Гаваса с успехом применяло  голубиную почту для быстрого получения информации.

 

"Появивишиеся  у Гаваса два способных ученика и подражателя Б.Вольф и П.Ю.Рейтер вслед за ним создают информационные агентства печати соответственно в Германии (1848) и в Англии (1851)" (122. С.46). 

 

В синхронии  с технологическими новшествами  менялась и научное мышление. Как точно подметил суть данной эпохи немецкий философ и культуролог В.Виндельбанд, "естественно - научное наблюдение явлений имело необычайное значение для всего миросозерцания и жизнеописания" (36. С.525). Вера в силу научного знания, усвоенное еще от поколения просветителей, подкреплялось все новыми открытиями, и позитивистская доминанта проецировалась на все направления мысли и на самые различные социальные эксперименты, работая во имя своего будущего и постепенно отказываясь от своего прошлого.

 

Политические  же трансформации в начале и середине XIX столетия происходили в несколько замедленном темпе, явно не поспевая за технологическими, идеологическими и культурными инновациями, что приводило к политическим и социальным конфликтам и потрясениям.

 

Достаточно перечислить смену политических элит на протяжение первой половины рассматриваемого периода, чтобы увидеть серьезные социально-политические аберрации как в политическом, так и в социокультурном аспектах. Все это естественным образом сказывалось на конкретном "маленьком" человеке, становившимся объектом действия всего комплекса происходящих перемен.

 

Период Империи, период Реставрации (с двумя разновекторными  подпериодами), период Июльской монархии (с крушением многих надежд и иллюзий), период Второй республики (с ее утопическими интенциями) - все это вехи сложного развития национальной истории, в которой прессе отводилась роль непосредственного участника этого процесса, выступающего то в качестве "ведомого", то в качестве "ведущего" во взаимоотношениях  "власть-пресса".

 

 Развитие  французской журналистики определялось  не только техническим прогрессом  и инновациями в области коммуникации, но также и «цензурной практикой  правящих элит» (58. С.5) в сочетании  с идеологической борьбой различных  политических и культурных направлений.

 

Весь XIX век в  общественной жизни Франции характеризуется  активной идеологической борьбой, уходя  корнями в "водоворот идей" Великой Французской революции.

 

Даже в период Империи, с ее жесточайшим диктатом по отношению к прессе, идеологические споры шли подспудно, принимая характер скрытой оппозиции.

 

Французская периодическая печать, получившая по Конституции 1789 года свободу слова  и потерявшая все свои свободы  в период якобинской диктатуры, помнила  о былых вольностях, сталкиваясь с наступлением властей на права прессы.

 

        Наполеоновский "Консульский указ  о газетах", вышедший 17 января 1800 г., привел к закрытию 60 из 73 газет,  издававшихся в Париже. На министра  полиции была возложена обязанность  следить за прессой и за  тем, чтобы "редакторы газет были неподкупной нравственности и патриотизма" (115. С.154).

 

Бонапарт, прекрасно понимавший силу прессы и  как-то сказавший, что "четыре враждебно  настроенные газеты опаснее ста  тысяч штыков" (90. С.37), при создании Конституции империи (1804) одобрил включение в нее четырех статей, призванных гарантировать свободу печати, но которые на самом деле уничтожили эту свободу.

 

Поэтому, при отсутствии прямой политической оппозиции, эстетическое и идеологическое "инакомыслие" могло выражать себя только «эзоповым языком».

 

«Идеологи», младшее  поколение «энциклопедистов», сохранившее  республиканские идеалы, сгруппировались вокруг журнала Пьера Луи Женгере "Decade philosophique, litteraire et politique" («Философские, литературные и политические декады», 1794-1807) и всеми доступными способами отстаивали либеральные идеи в эпоху Империи до тех пор, пока в 1807 г. по приказу раздраженного их независимостью Наполеона этот журнал не был объединен с "Journal de l'Empire" ("Журнал Империи").

 

Другим очагом скрытой оппозиции режиму Империи стала так называемая "контрреволюция", которая в эстетическом плане устанавливала связь между сентиментализмом конца Века Разума и романтизмом XIX столетия. Отрицая конституционный волюнтаризм Великой Французской революции и мечтая о реставрации, Луи де Бональд, Франсуа Рене Шатобриан и Жозеф де Местр, в чем-то похожие и одновременно чрезвычайно далекие друг от друга, опирались на идеи английского вига Эдмунда Бёрка (1729-1797), этого "первого теоретика контрреволюции" (208).

 

Виконт де Бональд (1754-1840), ревностный теоретик теократии  и бывший мушкетер, был убежден, что  Реставрация – это именно тот  режим, который  должен "установить  конституцию общества, то есть вернуться  к воле создателя" (208). В таких  работах, как "Аналитическое эссе о законах природы" (1800), "Первоначальное законодательство, рассмотренное разумом"  (1802), он опровергал "Руссо, Монтескье и других писателей, подготовивших революцию. По его мнению, начиная с Евангелия до "Contrat social", виною всех революций были книги <…> Главную вину загубления века он сваливает на "Gens de lettres", на это сословие, принадлежащее исключительно новой истории, и предлагает чисто драконовские законы против книгопечатания" (147. Т.1.С.175-176).

 

"Первоначальное  законодательство" де Бональда вышло в один год со знаменитой книгой "Гений христианства" Франсуа Рене де Шатобриана (1768-1848). (В это время оба литератора сотрудничали в газете "Mercure de France"). Рассуждая практически об одном и том же - возрождении католицизма в его первоначальном величии - Шатобриан и Бональд разошлись в сущностном понимании природы религии и, как следствие, во взглядах на развитие социума. Не случайно, в эпоху Реставрации бывшие союзники стали политическими оппонентами.

 

Парадоксально, но печатные выступления "контрреволюционеров" в 1802 году совпали с политическими интересами Империи - в первую очередь, в аспекте примирения с католической церковью.

 

"18 апреля 1802 г. служили торжественный молебен  по случаю заключения конкордата; в тот же день появился на столбцах "Moniteur'a" отзыв Фонтана о книге "Geniene du christianisme", только что вышедшей в  свет. Бонапарт и Шатобриан как будто соединились, чтобы поднять авторитет религии. Издали впечатление получается красивое" (79. С.47).

 

Однако вскоре пути "контрреволюционеров" и императора разошлись, и Наполеон предпочел удалить от себя тех, кто позволял себе мыслить независимо. Шатобриан отправился секретарем посольства в Рим, а Жозеф де Местр (1753-1821), третий и наиболее загадочный представитель этого течения, даже в революции видевший волю Провидения, был вынужден четырнадцать лет (1802-1816) провести в "подобии ссылки, в Петербурге, живя бедно, сохраняя стоицизм и судя с высоты духовного величия о событиях и людях" (79. С.59).

 

Даже  в целом "идеологически нейтральный" Луи Франсуа Бертен, редактор самой популярной в годы Империи газеты "Journal des Debats politiques et litteraires" ("Журнал дебатов политических и литературных"), оказался неугоден наполеоновскому режиму. "За свою независимость и едва скрытые роялистские намеки Бертен попал на 9 месяцев в тюрьму, а затем был выслан в Италию, где подружился с другим изгнанником – Франсуа Рене де Шатобрианом. В 1804 г. Бертен получил разрешение вернуться во Францию, но его газета была переименована в "Journal de l'Empire", и к ней был приставлен специальный цензор (вначале им был Фьеве), которому издатели должны были выплачивать огромный гонорар. В год "великой чистки", которому подверглась французская журналистика в 1807 г., цензор Фьеве в бертеновской газете был заменен цензором Этьенном. Но Наполеону и этого показалось мало, и в 1811 г. газета, тираж которой достиг 32 000 экз., была конфискована в пользу государства, а Бертену было заявлено, что "он уже достаточно обогатился" (90. С.38).

 

Наполеон инициировал принятие декрета о печати 1810 года, что привело к подчинению периодической печати главному управлению делами книгопечатания и книжной торговли, входившему в качестве структурного подразделения в министерство внутренних дел.

 

 В  итоге, к 1811 г. в Париже выходили только четыре ежедневные газеты – "Journal de Paris", "Gazette de France", "Moniteur" и "Journal de l'Empire", причем сам император их не очень-то жаловал.

 

Наполеоновская  цензура негативно сказалась  на культурном развитии Франции.

Падение режима Наполеона и начало Реставрации  привело к новой ситуации для  французской журналистики. Принятие "Конституционной хартии" 1814 года привело к формальному восстановлению свободы слова во Франции. Однако иллюзиям о восстановлении принципов свободы прессы суждено было исчезнуть достаточно быстро.

 

Закон от 21 октября 1814 года вернул предварительную цензуру  для всех периодических изданий. Исключение делалось для сочинений, объем которых превышал 20 печатных листов, что автоматически выводило прессу за пределы данного цензурного послабления.

 

А бывшие "контрреволюционеры", ставшие с 1814 года "традиционалистами", продолжали отстаивать божественную природу  социума и проповедовали возврат  к корпоративизму. "Монархия должна быть управляема только божественными законами, иначе говоря христианскими принципами" (208).

 

Франсуа-Рене  Шатобриан даже вошел в правительство, ненадолго став министром иностранных  дел Франции, и под впечатлением от "Хартии" в 1816 году издал даже брошюру "Монархия согласно Хартии", которую сам оценивал очень высоко.

 

"Традиционалисты", как идеологически сформировавшееся  течение, с трудом находили  понимание в среде прагматически  мыслящих политиков периода Реставрации,  и потому Л.Бональд и Ф.Р.Шатобриан  в сотрудничестве с аббатом Фелисите Робером де Ламенне (1782-1854) основали ультра-роялистскую газету "Conservateur".

 

В этой газете Ф.Р.Шатобриан  поместил статью (от 5 декабря 1818 года), посвященную сопоставлению "нравственного" интереса с интересом "материальным" и возвеличивающую долг в противовес корысти, но которая не имела столь широкого резонанса, на который расчитывал сам автор.

 

Газета не смогла продержаться долго и была закрыта по цензурным  соображениям в 1820 году. Стоит отметить и тот факт, что цензурные порядки  за период Реставрации менялись минимум семь раз.

 

К началу 1820-х годов  во французской журналистике сложился следующий баланс сил, исходя из проправительственной или антиправительственной ориентации того или иного периодического издания.