Библейские образы в поэзии Ахматовой

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Книга книг...  Так говорят  о Библии, тем самым обозначая  с предельной краткостью ее место  в человеческой культуре.

Это книга, которая вызвала к  жизни бесчисленное множество других книг, где живут ее идеи и образы: переводов, переложений, произведений словесного искусства, толкований, исследований.

И с течением времени ее созидающая энергия не умаляется, но возрастает. Огромное количество произведений, ставших  достоянием мировой художественной культуры, непосредственным образом  связано с библейскими текстами. На эту связь указывали многие ученые и деятели культуры. Известный христианский подвижник современности о. Александр Мень совершенно справедливо считал, что «понимание русской поэзии, а если шире – всей русской и не только русской, но и – мировой литературы, невозможно без знания Библии» [10]. При этом необходимо указать на то, что большинство произведений русских поэтов XX века, так или иначе затрагивает библейские сюжеты либо сознательно посвящено библейской тематике.

Понимание русской литературы невозможно без понимания категории духовности. Исследование творчества любого русского писателя и поэта, в каком бы то ни было научном историко-литературоведческом контексте, неизменно предполагает обращение исследователя к данной категории при рассмотрении и изучении интересующей его конкретной литературной тематики. Духовность – достаточно объемная и многогранная в философском и культурно-эстетическом плане категория. Как известно, чем шире, объемнее и многограннее понятие, тем труднее его определить. Исходя из этого, можно попытаться дать приблизительное определение данной категории, которое по своей формулировке будет соответствовать теме предлагаемого исследования. Духовность – определенное состояние внутреннего мира человека и направленность его сознания на восприятие жизни и ее понимания в свете Высших начал. Исследование высшего смысла жизни, выраженного в христианстве монотеической идеей, стало онтологическим источником и подлинной причиной мировоззренческих, творческих, эстетических поисков подавляющего большинства русских поэтов «серебряного века». Отметим, что этот вопрос еще недостаточно освещен современным литературоведеньем. Однако без пристального изучения этого фактора в дальнейшем будет невозможно составить полное представление об истории русской литературы (и в частности поэзии) XX века.

Широта творческих интересов и незыблемость духовных ориентиров отличает и объединяет поэтов «серебряного века». Им удалось вобрать в свое творчество то лучшее, что было достигнуто их великими предшественниками, творчески переработать и представить читателям в совершенно ином качестве и под совершенно иным углом зрения. К тому же, их жизнь в условиях советского общества чем-то напоминала аскетическое житие святых и подвижников Земли Русской.  Они достойно несли «свой крест». «Уход в творчество» – как определенная жизненная позиция – предполагал наличие мощного духовного потенциала, невозможного без осознанного обращения к православной вере. То, что многие виднейшие деятели мировой – и в частности русской – культуры XX в, были верующими людьми – сегодня общеизвестный факт. Но в годы массового атеизма и идеологического диктата открытое исповедание христианства требовало большого духовного мужества.  Ярким примером подобного творческого мужества и  является творчество А.А. Ахматовой.

Тема данного исследования: «Трансформация библейских образов  в поэзии А.А.Ахматовой» возникла далеко не случайно. В произведениях Ахматовой легко обнаруживается и внешняя, и глубинная соединенность с религиозными текстами и символами.   

К столетнему юбилею Анны Ахматовой, выпавшему на рубеж 1980-х и 1990-х  годов, В Петербурге был открыт памятник (см. приложение 1.1),    вышли новые издания сочинений поэтессы, работы мемуарно-биографического характера. Особенно ценными являются воспоминания Л.К. Чуковской, А.Г. Наймана, семьи Ардовых, Н.Я. Мандельштам, И. Бродского и других писателей, близко знавших Ахматову и оставивших живые свидетельства ее преданности церковному вероучению.

Исследовательница М.С. Руденко пишет, что «вера в Бога носит у Анны Ахматовой характер идеологии, а не «руководства» в ежедневной жизни», что вера «углубляет и расширяет творческие возможности, помогает создать неповторимый образно-символический строй поэтической речи»  [1, с.66].

Актуальность  работы связана с тем, что она посвящена проблемам истории литературы и духовной культуры, которые, несмотря на возрастающий к ним интерес,  в настоящее время изучаются пока недостаточно.

Предметом данного исследования является библейская поэтика в творчестве поэтессы «серебряного века» А.А.Ахматовой, рассматриваемая с точки зрения проявления в её произведениях традиций православной духовной культуры. 

Объектом исследования стали библейские тексты: ветхозаветная Книга Бытия и новозаветные Евангелия и Откровение Иоанна Богослова, а также произведения А.А.Ахматовой, в которых интерпретируются библейские тексты, прежде всего, цикл «Библейские стихи» и поэма «Реквием»

Цель исследования состоит в определении особенностей трансформации библейских образов в поэтике А.А. Ахматовой.

Реализация  цели исследования предполагает решение  следующих задач:

- определить  роль влияния христианской религии на мировоззрение Ахматовой;

-  раскрыть суть библейских реминисценций в ранней лирике Ахматовой;

- определить особенности  интерпретации библейских образов в цикле «Библейские стихи»:

- рассмотреть поэму Ахматовой «Реквием» с точки зрения особенностей трансформации библейских образов.

В процессе исследования в качестве научных источников использовались теоретические труды выдающихся русских литературоведов: А.Потебни «Теоретическая поэтика» [2] и В.М. Жирмунского «Поэтика русской поэзии» [3], Гаспарова М.Л. «Очерк истории русского стиха» [4], а также «Русский стих начала ХХ века в комментариях» [5].

Кроме первоисточников (ахматовских  и библейских) текстов, в ходе исследовательской работы были изучены литературно-критические источники, среди которых особо хотелось бы отметить  монографии следующих авторов: А. Хейт [6], А.И Павловского [7], М.М. Дунаева [8], В.А. Черных [9].

Научная новизна исследования состоит в том, что впервые системно рассматриваются библейские мотивы и образы в А.Ахматовой

Структура работы. Исследование   состоит из введения, 3 разделов,   выводов, списка использованной литературы и приложений

 

 

 

1. ОРИЕНТАЦИЯ  НА РЕЛИГИОЗНО-ДУХОВНУЮ  ТРАДИЦИЮ  КАК ДОМИНИРУЮЩАЯ  СОСТАВЛЯЮЩАЯ   МИРООЩУЩЕНИЯ   А.А. АХМАТОВОЙ

 

 «Есть книга, коей  каждое слово истолковано, объяснено, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиям мира; из коей нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы все наизусть; книга сия называется Евангелие, — и такова ее вечно новая прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному увлечению и погружаемся духом в ее божественное красноречие», – утверждал А.С.Пушкин [10]. С тех пор, как славянский перевод Библии появился на Руси,  Библия вошла в народное сознание, в повседневный быт и духовное бытие.

Но в течение долгих десятилетий XX в. Библия в нашей стране оставалась гонимой. Казалось, что длительное господство дикарского идолопоклонства, выступавшего под видом научного атеизма, отлучило массу читателей от Библии и отучило понимать ее. Но как только Книга книг вернулась в семьи, библиотеки, стало ясно, что духовная связь с нею не утрачена. Возвращение Библии позволило читателям совершить и еще одно открытие: оказалось, что вся русская литературная классика, от древности до современности, связана с Книгой книг, опирается на ее истины и заветы, нравственные и художественные ценности. Эта связь не всегда очевидна, но открывается в пристальном чтении и вносит как бы новое измерение в «художественную вселенную», созидаемую словесным искусством.

Кихней Л.Г. справедливо  утверждает: «Ахматовой, как никому из поэтов XX века, удалось почувствовать и передать трагедийность, свойственную Библии, – от Книги Бытия до Откровения Иоанна Богослова» [11, с.52]. Наверное, для этого надо было родиться на рубеже XIX – XX веков и именно в России, испытавшей в конце второго тысячелетия едва ли не все, предначертанное Апокалипсисом. Но надо было еще понять свой дар, свое призвание так, как это произошло с Ахматовой в начале поэтического пути:

Не тот ли голос: «Дева! встань...»

Удары сердца чаще, чаще.

Прикосновение сквозь ткань

Руки, рассеянно  крестящей. [12, с.34]

Читатель-христианин без труда узнает в ахматовских строках текст из Евангелия от Марка (V, 41), рассказывающий о воскрешении дочери Иаира. 

И сама Ахматова  жизнью своей исполнила призыв Христа о несении жизненного креста, с исключительным достоинством, не прекращая данное ей от Бога служение словом.

Из  биографии А. Ахматовой  и воспоминаний современников удалось  установить то, что она проявляла  неослабеваемый интерес к тем  духовным стихам, которые воспроизводили события из жизни святых и совершенные ими чудеса (о Николае Угоднике, об Алексее Человеке Божием, о Борисе и Глебе). Ей были известны духовные стихи, трактующие происхождение церковных праздников, были в поле ее зрения духовные стихи притчевого характера - к ним относились, как правило, духовные стихи, изображавшие наказание горделивца Смертью («Стих об Анике - воине»), мучение в аду жестокого богача и посмертную награду бедняку («Стих о богатом и о Лазаре»). Особое место в ряду духовных стихов, которыми интересовалась Ахматова, занимает «Стих о Голубиной книге», повествующий о сокровенной сущности, истине мира, смирении и терпении истинного христианина, заключенных в таинственной Голубиной книге. Сюжеты духовных стихов – это, прежде всего, страдания и добровольное самоуничижение: мучения Христа на Голгофе и в еще большей мере – горе Богородицы о распятом сыне и т.д. Главную роль в них играют эсхатологические мотивы: конец света и Страшный Суд. Христос в духовных стихах предстает, прежде всего, в образе Строго Судии грешников, а Богородица – заступницей за людей.

Отец Михаил Ардов писал: «Больше всего, написанного на свете, Ахматова любила Библию. Она великолепно  знала Ветхий и Новый Завет. К  цитатам из Писания она часто  прибегала как в жизни, так  и в творчестве...» [13].

Различные состояние души, различные грани познания  исконно  отображались в русской культурной традиции в молитве. Потребность  «говорить к Богу», открываться  ему в том или ином жизненном  положении, душевном состоянии присуща  едва ли не всем русским поэтам. Именно поэтому существует в литературе давняя и устойчивая традиция молитвенной лирики. Как Ахматова знает упоение молитвы, можно судить по описанию молящихся перед мощами святой:

«И согнувшись, бесслёзно  молилась        Ей о слепеньком мальчике мать,         И кликуша без голоса билась,        Воздух силясь губами поймать» [12, с. 41].      «Нельзя не отметить, – пишет Н.В. Недоброво, – как здесь живет напряжение чуть шевелящихся губ, свойственное немой молитве: все губные, так часто встречающиеся в этой строфе: «б», «п» и «м» стоят или в начале, или в конце слов, или смежны с ударяемым гласным, например: «губами поймать». Примечательно, что ни одного «р» нет во всей строфе» [14]. Для такой души есть прибежище в Таинстве Покаяния. Можно ли сомневаться в безусловной подлинности религиозного опыта, создавшего стихотворение «Исповедь»:    «Умолк простивший мне грехи.

Лиловый сумрак гасит свечи,

И темная епитрахиль

Накрыла голову и плечи.

Не тот ли голос: «Дева! Встань…»

Удары сердца чаще, чаще.

Прикосновение сквозь ткань

Руки, рассеянно крестящей» [12, с.34].       Критик А.И. Павловский отмечает, что «сама Анна Ахматова не однажды ассоциировала волнения своей любви с великой и нетленной Песнью Песней:   «А в Библии красный кленовый лист        заложен на Песне Песней… [7, с.46]       По утверждению Тынянова, в данной ситуации «Библия, лежавшая на столе, бывшая аксессуаром комнаты, стала источником образов» [цит. по 7].

Но самые  сокровенные чувства  у Ахматовой  почти зашифрованы, утаены от поверхностного взгляда; часто, чтобы проследить до конца мысль поэта, необходимо уловить особую роль интонации, слова, цитаты. О сдержанном целомудрии творчества Ахматовой писал В. М. Жирмунский: "Она не говорит о себе непосредственно, она рассказывает о внешней обстановке душевного явления, о событиях внешней жизни и о предметах внешнего мира, и только в своеобразном выборе этих предметов и меняющемся восприятии их чувствуется подлинное настроение, то особенное душевное содержание, которое вложено в слова" [15, с. 119].

Действительно, у Ахматовой  почти нет чисто религиозных  стихотворений, она редко говорит  о предметах веры напрямую. "Церковные имена и предметы никогда не служат ей главными темами; она лишь мимоходом упоминает о них, но они так пропитали ее духовную жизнь, что при их посредстве она лирически выражает самые разнообразные чувства", – отмечал К. И. Чуковский  [цит. по 16].

          Даже цитируя, Ахматова редко заявляет не свои слова как цитату, хотя обычно имеется довольно определенная отсылка к тексту или событию. Каждая из реминисценций нуждается в интерпретации и комментарии; в своей работе мы ограничимся  несколькими примерами.

В стихотворении "Дал Ты мне молодость трудную..." (1912) мы встречаем  ряд евангельских реминисценций, значимых в общем покаянном тоне стихотворения. Так, отсылают к Евангелию строки: "Господи! я нерадивая, Твоя скупая раба" (12, с. 62). У этих, казалось бы, общих слов есть точный адрес. Это притча о злом рабе (28, Мф. 18, 23-35, далее Библия цитируется по данному изданию), которому хозяин (Господь) простил огромный долг, но тем не смягчил ожесточенного, скупого сердца. О "нерадивом рабе" сказано у Матфея (25, 14-31) и у Луки (19, 12-27) в притче, известной в обиходе как притча о талантах (минах).

    Притча  о талантах – это притча об ответственности, которую человек несет за собственную жизнь как за дар Бога, о воздаянии за внутреннюю способность понять и принять свое назначение. О верном и нерадивом рабах говорит Христос еще в одной притче – с призывом к постоянному "бодрствованию" ввиду того, что никому не известен час Пришествия Сына Человеческого (28, Мф. 24, 42-51; Лк. 12, 36-48). Это пророчество Ахматова затем недвусмысленно повторила: "Скоро будет последний суд" ("Как ты можешь смотреть на Неву...") [12, с. 27].