Проблема самоидентификации личности в романе Джона Фаулза «Коллекционер»

Путь  к целостности для Миранды  — это путь самоанализа и переоценки ценностей. Решающее значение в нем принадлежит искусству. Пограничная ситуация вызывает в сознании Миранды образ знакомого художника Джорджа Пастона, воплощение добра и гуманизма, который и помогает ей выстоять и обрести новую духовную сущность. Масштаб и художественный вес образа Пастона настолько значительны в системе романа, и все моменты, связанные с темой искусства в произведении, имеют настолько самостоятельное значение, что попросту невозможно втиснуть данный образный комплекс в прокрустово ложе экзистенциальных представлений о роли искусства в жизни личности.

Принцип сравнительного сопоставления, избранный Фаулзом для исследования типов индивидуального мировосприятия, определил и характер образно-стилевой структуры «Коллекционера». Контрастны пространственные измерения, в которых существуют герои: «внешний мир» Миранды и «слеп», «подполье» Кллега. Контрастна и стилевая атмосфера исповеди героев. Самоанализ Клегга стилистически бесцветен и мертв, реакции его на мир редко выходят за пределы простой номинации вещей, понятий, ощущений. В дневнике Миранды поток воспоминаний о красоте и богатстве бытия язычески блещет всеми оттенками красок, психологических переживании.

 

 

Ассоциативность с драмой Шекспира «Буря»

В тексте романа Джона Фаулза «Коллекционер» множество ассоциаций с драмой Шекспира «Буря».

Характерной особенностью авторского стиля Дж. Фаулза является намеренное отстранение от собственной, авторской оценки тех или иных событий, ситуаций, что дает читателю возможность самому сделать вывод. Такое отстранение достигается путем широкого использования литературных и мифологических аллюзии.

Идиллический, где-то сказочный сюжет  пьесы  «Буря» повествует о возмездии, чести  и справедливости, о любви и  возобновлении былой дружбы. Главный  герой — Просперо, герцог Миланский, оклеветанный родным братом Антонио, незаконно захватившим  власть, вместе со своей единственной дочерью Мирандой спасается бегством. Волей судьбы после кораблекрушения Просперо попадает на таинственный остров, где на протяжении долгих двенадцати лет ждет часа расплаты. Обладая магическими знаниями и волшебством, Просперо подчиняет и заставляет служить себе не только населявших остров духов, но и его полноправного хозяина - Калибана, сына ведьмы Сикораксы. Благодаря своим чарам Просперо удается заманить на остров своих врагов, наслав на их корабль бурю. Он вершит справедливый суд и возвращает себе имя честное, любовью соединив навеки сердца Миранды и благородного Фердинанда, наследника Алонзо, короля Неаполитанского. Фаулз находит конфликт пьесы современным, затрагивающим глубокие философско-этические проблемы, которые остаются актуальными в контексте нынешней эпохи. Художественная переработка шекспировского сюжета позволяет автору снова обратиться к вечным вопросам, волнующим человечество.

Согласно мнению отечественного литературного исследователя Б.Парамо-нова, в романе «Коллекционер» Дж. Фаулз дает «картину мрачную... метафизическую притчу, в которой представил английского низового человека в образе некоего хтонического чудовища. Героиня романа так прямо его и называет - Калибан; сама же она Миранда: буквальное следование шекспировской пьесе о красавице и чудовище, сознательное обнажение замысла».

Мы  видим, что ассоциации с "Бурей" возникают с самого начала романа на уровне имен персонажей. В древних  культурах имя героя нередко  выражало его внутреннюю суть, характер и содержало своего рода судьбу, предсказание событий, которые должны произойти с персонажем.

 В романе "Коллекционер" героиню   зовут Миранда, героя – Фердинанд Клегг. Фамилия Клегг, очевидно, восходит к слову "cleg", что в переводе с английского означает «овод, слепень» — что вполне отвечает его сущности и согласуется с символическим рядом, связанным с насекомыми. Клегг коллекционирует бабочек и венец его собирательской страсти – похищение прекрасной девушки  Миранды, которая неоднократно себя сравнивает в заточении с пойманной и насаженной на булавку бабочкой. Бабочка – древний символ души, Психеи. Это эмблема непостоянности, эфемерности, краткости жизни и счастья. Куколка бабочки – символ бессмертия. Слепень, овод традиционно трактуется как насекомое, связанное с нечистой силой, с низом, с нижней частью мирового древа и в пределе – с подземным миром, как и другие хтонические животные: змеи, черви, мыши, чудовища. Эта символика действительно сопоставима с образом Клегга. Клегг постепенно приводит Миранду к гибели, а место её заточения – погреб — "домашний" аналог низа, подземного царства. Но кроме того, его противостояние Миранде отражается в игре имен: "Фердинанд… Вас надо было назвать Калибаном", и на протяжении всех последующих событий она называет его про себя Калибаном.

Шекспировскому  Калибану сопутствует  символика  двух стихий: земли и  воды. Он —  олицетворение хтонических сил, что совпадает, как видим, с мифологическим смыслом фамилии "Клегг". В конце-концов Клегг-Калибан реализует хтонический  потенциал своего имени в последней сцене романа — он хоронит Миранду, предавая тело земле, то есть буквально уводит в свой мир. Столь же символически насыщенно его последнее философское откровение в дневнике: "Все мы просто насекомые, мы живем какое-то время, потом умираем, вот и все".

 Клегг-Калибан, держа в заточении Миранду, осуществляет свою мечту, свою утопию, как бы берет реванш за то, что не получилось у его прототипа из "Бури" — овладеть Мирандой, дочерью Просперо. Его остров — уединенный дом, который он оборудует под комфортабельную тюрьму. Так мы опять сталкиваемся с хронотопом замкнутого пространства двух аспектов: утопия и предельное раскрытие характеров. Утопия Клегга — не социальная, а сугубо личная — великая любовь к Миранде. Себя он видит не Калибаном, а Ромео. Все попытки Миранды заставить его задуматься о всеобщем будущем, о последствиях изобретения ядерного оружия, о голодных детях, терпят полный крах. В мире, сузившемся для Миранды до размеров погреба, действует следующий закон:  человеку предоставляются все блага, кроме свободы; власть в руках тех, кто обладает силой и лишен иллюзий, не понимает и преследует искусство. Недаром Миранда, переписывая в дневник слова своей тезки из "Бури": "О, прекрасный новый мир", добавляет от себя с горечью: "О, ужасный новый мир".

Клегг для Миранды вначале – непонятное, странное существо, монстр. "Вылезай, черепаха!" – обращается она к нему, как Просперо к Калибану в "Буре". Она изучает его "калибанский язык" – замаскированные общими словами отказы, но иногда, когда ей надо чего-либо добиться, называет его настоящим именем – Фердинанд, причем для неё это равноценно действию: "Сегодня я начала действовать. Трижды назвала его Фердинандом (не Калибаном)". Действие же состоит в усилиях по претворению личности, но чар Миранды не хватает, чтобы осуществить обратную связь между именем и человеком по закону мифов.

  Настоящий же Фердинанд в  романе – её возлюбленный, художник, Джордж Парсон, на что достаточно ясно указывает их партия в шахматы – парафраз из сцены из "Бури": Открывается вход в пещеру; там Фердинанд и Миранда играют в шахматы.

Миранда:

Мой нежный друг, не хочешь ли меня

Поймать в ловушку?

Фердинанд:

Любимая, хитрить с тобой  не мог бы.

Миранда:

За  сотню царств наверно  бы схитрил,

Но  честной все ж  сочла бы я игру…

 Вариант Фаулза: "Он смотрел  на меня долго-долго. Потом  настроение у него изменилось, он достал шахматы и, когда  играли, дал мне себя обыграть. Не признался, но я уверена, он это сделал нарочно ". Далее Миранда пытается интерпретировать этот жест, справедливо ощущая в нем символическое значение, как триумф добродетели над пороком. Это близко, но не точно, ибо Миранде не удается уловить ход мыслей любимого, несмотря на напряженность усилия. В данном случае "Буря" проясняет намерения Парсона: в пьесе Фердинанд садится за шахматы, предварительно дав клятву Просперо беречь девственность Миранды до свадьбы. И Парсон, прибегая к шахматам, четко демонстрирует Миранде свое намерение сдерживаться, и, разыгрывая роль Фердинанда, даже нарочно уступает партию. В дальнейшем, когда он настроен более жестко и открыто говорит о своей измене, Миранда сразу проигрывает ему в шахматы – тут уже без уступок идет настоящая игра.

Энтузиазм шекспировской Миранды наследует и Миранда Фаулза: "Полеты в космос, наука, весь мир просыпается и тянется вперед и вверх. Начинается новый век. Я знаю, он полон опасностей. Но чудесно жить в этом новом веке. Это -  мой век. И я его люблю".

Миранда:

О чудо!

Какое множество прекрасных лиц!

Как род людской красив! И как  хорош

Тот новый мир, где есть такие  люди!

Просперо:

Тебе  все это ново.

Трагизм положения Миранды в том, что она попала в чужую утопию – в новый мир Калибана-Клегга, которому нечаянно повезло, он выиграл крупный куш в лотерее, и основал собственное утопическое царство на "острове" – в уединенном доме, где он – господин и наконец-то сможет удовлетворить свою страсть к "коллекционированию".

Учитель и возлюбленный Миранды художник Парсон назвал людей подобных Клеггу, "новыми людьми". В его устах  слово "новый" звучит отрицательно, т.к. означает воинствующих обывателей, нуворишей (человек, который разбогател на спекуляциях, на разорении других)" с их машинами, деньгами, теликами. Ненавижу их тупую вульгарность и пресмыкательство''. ‘’Новые люди’’– поклонники массовой культуры и враги настоящего искусства, больше всего на свете они бояться быть непохожими на других, их глас – общее мнение, они готовы на любую подлость ради своего преуспевания. Миранда развивает мысли Парсона, противопоставляя "новым людям" "избранных". "Избранные" – не аристократия, это врачи, учителя, художники, люди творческого труда, наделенные талантом и индивидуальностью. Они отвергают соблазн запереться в башне. Они "неспособные лгать, стремящиеся жить праздно и быть гуманными и интеллигентными". Здесь мы видим извечное противостояние "новых людей" "избранным". Миранда причисляет и себя, и видит в своей борьбе с Клеггом модель извечного антагонизма между "новыми" и "избранными". Клегг разделяет с "новыми" основное свойство: ненависть ко всему необычному, желание всех подстричь под одну гребенку. Даже любовь, обычно меняющая личность, не преобразует его, ибо он не способен творить, не способен сочувствовать. Его любовь – чувство собственности, страсть к коллекционированию, убивающая все живое.

Миранда, как и шекспировская героиня, отвергает любовь Калибана. Но её отношение к нему не однозначно отрицательное, и перечитывая в заточении "Бурю", она проверяет свои чувства: " Снова читаю «Бурю». Целый день. Совсем другое впечатление. После того, что произошло. Сострадание, которое Шекспир испытывает к своему Калибану. И я (где-то под ненавистью и отвращением) к своему – тоже". Она старательно выписывает из "Бури" все места, которые могут пробудить хоть тень сочувствия к Калибану.

Влияние шекспировской критики  на романиста  можно проследить и  в другом аспекте. Фаулз был сторонником концепции, согласно которой все действующие  лица "Бури" представляют собой  разные ипостаси одного сознания:  Просперо – интеллект, Ариэль – творческое начало, Калибан – темные инстинкты. В образе Клегга-Калибана Фаулз акцентирует непредсказуемость, игру неведомых сил, недаром Миранда говорит ему: "Я боюсь в тебе того, что ты сам не знаешь в себе". Это Неведомое – бессознательное, обнаруживающее себя окончательно на последних страницах  дневника Клегга, когда он действовал как безумный после смерти Миранды, особенно во время ночного спуска в погреб, где лежала Миранда. Так смыкаются две символические линии в образе Клегга: бессознательное как "нижний этаж" сознания и мифологический "низ", царство хтонических сил. Обе эти линии органично соединяются благодаря мастерскому обыгрыванию образа Калибана во всем богатстве его смысловых потенций.

Нельзя пропустить один момент, связанный  с именем, что очень важно и  для Шекспира, и для Фаулза. Имя "Миранда" восходит к латинскому глаголу "mirari" – "удивляться", отразившемуся, среди прочих, в корнях таких английских слов как "admire" – восхищаться и "mirror" – "зеркало". В "Буре" имеется даже этимологический каламбур: "Миранда – значит чудная. И вправду Вы чудная, чудней всех на свете". И в другой раз, обращаясь к Миранде, Фердинанд буквально расшифровывает её имя:

…скажи мне, чудо,

Ты  фея или смертная?

Миранда:

Синьор!

Я девушка простая. Я не чудо.

Миранда – чудо, атмосфера чудесного превращает "Бурю" из трагедии в комедию. В "Буре" обозначены многие конфликты, развернутые как трагические  коллизии в других пьесах: предательство  и покушение на убийство, узурпация власти ("Гамлет", "Макбет"); любовь детей враждующих кланов ("Ромео и Джульетта"). Будь люди предоставлены сами себе, остров стал бы местом трагедии, и только магия Просперо и действия по его приказам Ариэля предотвращают вторжение трагедии. Людей спасает чудо, сами они не в состоянии справится с дурными страстями – таково настроение позднего Шекспира.

В "Коллекционере" чуду не дано свершиться, в романе отсутствует фигура чудотворца – Просперо, некому усмирить Калибана. Единственное "чудо" происходит в душе героини – ее стремительное взросление, избавление от иллюзий в ситуации испытания. Напоминание о чудесах "Бури", обещанных Миранде через её имя, можно усмотреть в сцене смотрения в зеркало. В заточении Миранда подолгу всматривается в свое отражение, держит совет с зеркалом, пытаясь понять свое внутреннее Я. Зеркало – древний символ самопознания, а в сказках оно обычно фигурирует как "вход" в волшебную страну, в мир духов. И у Фаулза Миранда, глядя в зеркало, ощущает странные чары, учится воспринимать себя как тайну, как особое самоценное существо: "Разглядываю свое лицо, глаза. Пытаюсь разобраться, о чем они говорят. Что я такое. Почему – здесь.

Начинаешь осознавать себя, свое существование, как  никогда раньше. Рассматриваю свое лицо, слежу  за мимикой, словно гляжу  на кого-то другого. Пытаюсь сама себя переглядеть (как в гляделки).

Общаюсь с собой.

Иногда  чувствую себя какой-то зачарованной, приходится показывать себе язык и  строить гримасы, чтобы выбраться  из этого состояния."

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение