Рождение русского театра

И все-таки она  приказала им готовиться к выступлениям в Петербурге.

Там в это  время помимо сценических помещений  в Зимнем и Летнем дворцах существовало уже три театра: только что построенный  на Царицыном лугу, у Аничкова дворца, а также «дом Немецких комедиантов» на Большой Морской улице. Есть предположения, что первое выступление ярославцев в Петербурге состоялось в одном  из таких императорских Оперных  домов 4 февраля 1752 года. Достоверно же известно, что они дважды выступали  в «доме Немецких комедиантов». Об этом свидетельствует подписанный  императрицей указ, в котором говорится, что, когда там будут играть ярославские  жители, использовать лишь «свечи сальные, так и плошки с салом же», а  более дорогие восковые свечи  и масляные плошки зажечь лишь в  случае «ее императорского величества присутствия», получив их от «обретающегося при Оперном е.и.в. доме майора Степана  Рам бура», с давних времен ведавшего  костюмами, декорациями и бутафорией придворного театра.

Восковые свечи  потребовались довольно скоро. Приведенный  указ был подписан 4 февраля, а через  два дня, по записи дежурного генерал-адъютанта, Елизавета Петровна «соизволила  иметь выход на немецкую комедию, где представлена была на российском языке ярославцами трагедия, которая  началась пополудни в восьмом  часу и продолжалась пополудни в  восьмом часа». 9 февраля она вторично посетила в Немецком театре спектакль  ярославских актеров, которые опять  представляли трагедию.

Вскоре наступил великий пост, во время которого всякие светские развлечения были запрещены. И тут снова вспомнили о  ярославских актерах. В их репертуаре имелась пьеса митрополита Дмитрия  Ростовского «О покаянии грешного человека», смотреть которую даже во время поста  Елизавета не сочла грехом.

Это представление  оказалось последним спектаклем ярославской труппы. Во время поста  играть им больше не разрешили. А после  поста кто-то из ярославцев заболел  горячкой, и актерам, поселенным в  отдаленной части города - Смольном дворе, не разрешено было его покидать.

Елизавета Петровна панически боялась каких бы то ни было заболеваний. Она приказала  своим придворным всячески оградиться от «заразного» места и не поставлять из ее бывшей резиденции - Смольного, где  все еще находились принадлежащие  ей огороды, «ко двору ее величества огурцов и прочего... пока болезнующие  горячкой ярославские комедианты совершенно от той болезни освободятся». «Освободиться  от болезни» ярославцам оказалось не так-то просто, и уже в конце  мая императрица приказала своему лейб-медику Бургаве на всякий случай еще раз осмотреть ярославских  комедиантов.

Но и после  выздоровления положение ярославцев оставалось неопределенным. Лишь 18 июля императрица «соизволила указать  взятых из Ераславля актеров заводчика  Федора Волкова, писчиков Ивана Дмитревского, Алексея Попова оставить здесь, а  канцеляристов Ивана Иконникова, Якова Попова, заводчиков Гаврилу  да Григорья Волковых, писчика Семена Куклина, малороссийцев Демьяна Галика, Якова Шумского, ежели похотят, отправить обратно в Ераславль».

***

Оставшись в  Петербурге, Федор Волков, Иван Дмитревский  и Алексей Попов еще некоторое  время былине у дел. Жили они по-прежнему в Смольном. Вместе с ними пребывали  и Григорий Волков с Яковом Шумским, не захотевшие вернуться в Ярославль.

24 августа 1752 года «всемилостивейшая государыня... указать соизволила Правительствующему  Сенату двор бывшего Михаила  Головкина, что на Васильевском  острову, каменной со всем строением,  состоящий ныне под ведением  Канцелярии конфискации, отдать  немедленно в ведомство Канцелярии  от строений».

«Того же 1752 года,- сообщал А. Богданов в «Дополнении  к описанию Петербурга»,- учрежден на Васильевском острове в Третьей  линии на берегу, в доме Головкином, Оперный дом, в котором отправляются действия новых опер на пробу через  оперлетов, из российских людей производимых, опробовав все в доме, действуют  на публичном театре в присутствии  самой императорской особы». В  нем и нашли себе пристанище Федор  и Григорий Волковы, а также, по всей видимости, Яков Шумский.

Дом сына важного  сподвижника Петра - Головкина, когда-то роскошный и богатый, пришел в  ветхость. Хозяин его за приверженность бывшим императрицам Анне Иоанновне  и Анне Леопольдовне был при воцарении  Елизаветы Петровны сослан в Сибирь. За ним добровольно последовала  навечно в ссылку и его жена. Имущество их было конфисковано. Особняк  на Васильевском острове на берегу Невы (там потом будет построено  здание Академии художеств) отдан интендантству  от строений и приспособлен под склады. Затем поселили туда русских певчих, увеселявших императрицу на ее куртагах и иных зрелищах. За это время  дом отсырел. Он кишел крысами. И  когда поселились в нем певчие, пришлось Елизавете издать указ об отправке туда из Зимнего дворца трехсот  кошек.

Невеселой и  нелегкой была жизнь братьев Волковых в этом доме. Постоянного жалованья  они не получали. Театральный зал  в бывшем головкинском доме был небольшой: 250 метров площади предназначалось  для зрителей и столько же для  сцены. Никаких специальных приспособлений он не имел, играть в нем было неудобно. Местоположение его тоже оставляло  желать лучшего.

Став «комедиальным», головкинский дом, когда-то гордо стоявший рядом с палатами первого градоначальника  Петербурга Меншикова, оказался в невыгодном положении. Он был отделен Невой  от центральных улиц и не мог собирать много зрителей. Когда же Нева начинала замерзать и понтонный мост, соединявший  Васильевский остров с Адмиралтейской стороной, переставал действовать, доступ к «комедиальному дому» с более  населенной части Петербурга еще  более затруднялся.

Русская труппа, не имевшая ни постоянного руководителя, ни определенного состава (кроме  Федора и Григория Волковых да Якова  Шумского в спектаклях принимали  участие и певчие), бедствовала  и успеха достигнуть не сумела. Вместе со всей труппой бедствовали и  братья Волковы.

Что же касается их товарищей, оставленных императрицей в Петербурге,- Ивана Дмитревского и Алексея Попова, то они, вслед  за «спавшими С голосу» певчими, были определены в Сухопутный Шляхетский корпус. Там надлежало им обучаться французскому и немецкому языкам, танцевать и рисовать, а также получать знания, «смотря из них кто к которой науке охоту и понятие оказывать будет, кроме экзерциций воинских».

Через какое-то время туда попадут и Волковы. Но пока что им предстояло пробыть  два года в Москве, куда в 1752 году отправился двор Елизаветы Петровны в сопровождении всех театральных  трупп, которые имелись в Петербурге.

***

8 февраля 1754 года Елизавета приказала Федора  и Григория Волковых определить  для обучения в Kaдeтский корпус  «и во всем как содержать,  так и обучать против находящихся  ныне при том корпусе певчих  и комедиантов» (то есть товарищей  Волковых - Дмитревского и Попова). Причем, в отличие от последних,  Волковым определялось жалованье:  Федору - 100 рублей в год, а Григорию - 50. Из императорского Кабинета  в канцелярию Кадетского корпуса  последовало сообщение, что на  выдачу их жалованья «из Соляной  конторы в Санкт-Петербургское  комиссарство» посылается вексель,  по которому «выдачу производить  сколько в то число, когда  по усмотрению ее надлежит»,  и приказано, «когда они явятся, прислать в Кабинет известие».

Приказание было выполнено, и 21 марта 1754 года ведавшие обучением кадет фон Зихгейм, Недерштетер и Панов отрапортовали  Кабинету и стоявшему во главе  Шляхетского кадетского корпуса  князю Юсупову (находившемуся еще, как и весь двор Елизаветы, в Москве), что братья Волковы в канцелярию Кадетского корпуса из старой столицы  явились: Григорий - «минувшего февраля 26, Федор - сего марта 21».

С тех пор  и стали ярославский заводчик Федор Волков со своим меньшим  братом Григорием числиться учениками  Сухопутного Шляхетского корпуса, выпустившего на своем веку немало образованных людей.

Впрочем, именоваться  заводчиками Волковы вскоре перестали. В середине 1754 года сводная их сестра Матрена Кирпичева подала прошение в Берг-коллегию, чтобы полученное Волковыми наследство Полушкина  передать ей, родной его дочери.

Установив, что  «оные Волковы те серные и купоросные заводы нерадением своим... привели  во истощение», Берг-коллегия определила: отдать их законной наследнице Полушкина  Матрене Кирпичевой, а «объявленных Волковых из заводчиков выключить и  впредь их заводчиками не считать, а  быть им наряду с купечеством».

Но быть «наряду  с купечеством» Федору Григорьевичу и его брату не пришлось.

Прибыв в Петербург, братья Волковы поселились в одной  из пристроек бывшего Меншиковского  дворца, в котором по-прежнему помещался  Шляхетский корпус и где продолжали обучаться их товарищи - Иван Дмитревский  и Алексей Попов. Теперь среди  учащихся в корпусе было уже двенадцать человек, которым предназначалась  актерская стезя.

Все они - четверка ярославцев и восемь певчих по внешнему виду отличались от «благородных» питомцев корпуса. Одеты были актеры и певчие в казенное платье: кафтан, камзол и  штаны одного и того же – серого (или, как тогда говорили, «дикого») с «ыскрами» - цвета. Выдали им шляпы  с узким золотым позументом, черные гарусные чулки и круглоносые башмаки. «Каморы» им отвели при Первой роте, размещавшейся на нынешней Съездовской линии. Kpомe верхней одежды получили они и нижнюю: «...белье на каждого по три полрубашки с рукавчиками, галстуков по четыре, исподних рубашек по четыре». А кроме того, простынь «каждому по три, кои даются до износу». Питались комедианты в общей корпусной столовой. Имели служителей, на содержание которых им выдавали деньги.

Вставали без  четверти пять утра. С половины шестого  до шести молились. С шести до десяти занимались в общеобразовательных  классах. С десяти до двенадцати - актерским  мастерством. В двенадцать обедали. С двух до четырех снова обучались. В половине восьмого ужинали. В девять тушили свет и ложились спать.

Режим был напряженный. За нарушение его полагалось строгое  наказание - вплоть до заключения под  караул.

Так же как и  остальные комедианты, Федор Григорьевич  изучал по ускоренной программе «немецкое  и латинское письмо», немецкий и  французский разговорный языки, занимался рисованием, музыкой и  фехтованием.

«Перед некоторым  временем,- сообщал он в сентябре 1756 года в канцелярию Кадетского корпуса,- выписал я, Федор Волков, из-за моря потребных для меня несколько  книг театральных и проспективических, но как я не имел заплатить за оные готовых у себя тогда денег, то принужден был, некоторые свои вещи... заложив, занять и на то употребить».

На скудные  свои средства приобретал он французские  лексиконы, русские учебники, печатные трагедии Сумарокова и Ломоносова, клавикорды и струны к ним, зеркало - словом, все, что могло помочь ему  овладеть актерским мастерством.

«Что ж касается до самого г. Волкова,- скажет о нем  Н. И. Новиков,- то он, будучи уже обучен, упражнялся более в чтении полезных книг для его искусства, в рисованье, музыке и в просвещении своего знания всем тем, чего ему еще недоставало... Одним словом, в бытность свою в  Кадетском корпусе употреблял он все старания выйти из онаго просвещеннейшим; в чем и успел совершенно».

Пробы в Шляхетском корпусе Федор Григорьевич недолго. С января 1755 года, то есть через год  после своего поступления туда, он и его товарищи снова начали играть на придворной сцене. 20 марта того же года Юсупов отдал распоряжение: двух певчих – Петра Власьева и Евстафия Григорьева, «та кож и четырех  комедиантов, которые тражедии и  протчее на театре уже представляют, в классы ходить не принуждать, а  когда оне свободу иметь будут  и в классы для обучения наук ходить пожелают, то им в том не препятствовать».

Некоторое время - до января 1755 года - Федор Григорьевич  продолжает совершенствоваться в немецком языке, танцах, музыке и фехтовании. И по всем предметам, кроме фехтования, преуспевает. По отзывам преподавателей, Федор Волков «начинает переводить с российского на немецкий язык нарочито», «танцует минавет посредственно  и впредь надежда есть», «на клавикордах  играет разные оперные арии и поет итальянские арии».

Одновременно  он выступает в каких-то спектаклях, которые идут, по всей видимости, на сцене все того же головкинского  дома.

Еще до приезда  ярославцев в Петербург Елизавета, по-видимому, собиралась превратить в  русских комедиантов «спавших с  голосу» певчих. Через некоторое  время после поступления в  корпус их стали обучать «тражедии» и даже приказали подготовить  представление сумароковского «Синава  И Трувора». Но из этого ничего не получилось: актерскими способностями  большинство из них не обладало. После присоединения к ним  Дмитревского с Поповым, то есть к  декабрю 1753 года, какая-то сумароковская  трагедия была «изготовлена», а в  начале следующего года сыграна. Когда  же в корпусе появились братья Волковы, двое певчих и четверо ярославцев начинают при дворе выступать  постоянно.