Вечные образы Гамлета и Дон Кихота

     Задумываясь о смысле человеческого существования, Гамлет произносит самый волнующий и глубокий из своих монологов, первые слова которого давно уже стали крылатым выражением: “Быть или не быть, вот в чем вопрос”

     Гамлет  – человек философской мысли. В страданиях мысли, правдивой, требовательной, бескомпромиссной, - судьба Гамлета. Гамлетовское “я обвиняю” передает невыносимость его положения в конкретном мире, где извращены все понятия, чувства, связи, где кажется ему, что время остановилось и так будет вечно.

     Постараемся оценить то, что в нем законно  и потому  вечно.  В  нем

воплощено начало отрицания, то самое начало, которое  другой  великий  поэт, отделив  его  от  всего  чисто  человеческого,  представил  нам   в   образе Мефистофеля. Гамлет тот же Мефистофель, но Мефистофель, заключенный в  живой круг человеческой природы; оттого его отрицание  не  есть  зло  -  оно  само направлено против зла. Отрицание Гамлета сомневается в добре, но во зле оно не сомневается и вступает с ним в ожесточенный бой. В добре оно сомневается, то есть оно заподозревает его истину и искренность и нападает на него  не  как на добро, а  как  на  поддельное  добро,  под  личиной  которого  опять-таки скрываются  зло  и   ложь,   его   исконные   враги:   Гамлет   не   хохочет демонски-безучастным хохотом Мефистофеля; в самой его  горькой  улыбке  есть унылость, которая говорит  о  его  страданиях  и  потому  примиряет  с  ним. Скептицизм Гамлета не есть  также  индифферентизм,  и  в  этом  состоит  его значение и достоинство; добро и зло, истина и ложь, красота и безобразие  не сливаются перед  ним  в  одно  случайное,  немое,  тупое  нечто.  Скептицизм Гамлета,  не  веря  в  современное,  так  сказать,   осуществление   истины, непримиримо враждует с  ложью  и  тем  самым  становится  одним  из  главных поборников той истины, в которую не мажет вполне поверить. Но  в отрицании, как в огне, есть истребляющая сила - и как удержать эту силу в границах, как указать ей, где ей именно остановиться, когда-то, что она должна  истребить, и то, что ей следует пощадить, часто слито и  связано  неразрывно?  Вот  где является нам столь часто замеченная трагическая сторона человеческой  жизни: для дела нужна воля, для дела нужна мысль; но мысль и воля разъединились и с каждым днем разъединяются более... 
 

3.  Характеристика личности Дон Кихота

     Дон-Кихот проникнут весь преданностью к идеалу, для  которого  он  готов  подвергаться всевозможным  лишениям,  жертвовать  жизнью;  саму  жизнь  свою  он   ценит настолько, насколько она может служить  средством  к  воплощению  идеала,  к водворению истины, справедливости на  земле.  Нам  скажут,  что  идеал  этот почерпнут расстроенным его воображением из  фантастического  мира  рыцарских романов; согласны - ив этом-то состоит  комическая  сторона  Дон-Кихота;  но сам идеал остается во  всей  своей  нетронутой  чистоте.  Жить  для  себя, заботиться о себе - Дон-Кихот почел бы постыдным. Он весь  живет  (если  так можно выразиться) вне себя, для других, для своих братьев,  для  истребления зла,  для  противодействия  враждебным  человечеству  силам  -  волшебникам, великанам, то есть притеснителям. В нем нет и следа эгоизма, он не заботится о себе, он весь самопожертвование - оцените  это  слово!  -  он  верит,  верит крепко и без оглядки. Оттого он бесстрашен, терпелив,  довольствуется  самой скудной пищей, самой бедной одеждой: ему не до того. Смиренный  сердцем,  он

духом велик и смел; умилительная его набожность  не  стесняет  его  свободы; чуждый тщеславия, он не сомневается в себе, в своем призвании, даже в  своих физических силах; воля его -  непреклонная  воля.  Постоянное  стремление  к одной  и  той  же   цели   придает   некоторое   однообразие   его   мыслям, односторонность его уму; он знает мало, да ему и не нужно  много  знать:  он знает, в чем его дело, зачем он живет на земле,  а  это  -  главное  знание.

     Дон Кихот  может  показаться  то  совершенным  безумцем,  потому  что  самая несомненная вещественность исчезает перед его глазами, тает как воск от огня его энтузиазма (он действительно видит живых  мавров  в  деревянных  куклах, рыцарей в  баранах), то  ограниченным,  потому  что  он  не  умеет  ни  легко сочувствовать, ни легко наслаждаться; но он, как долговечное дерево,  пустил глубоко корни в почву и не в состоянии  ни  изменить  своему  убеждению,  ни переноситься от  одного  предмета  к  другому;  крепость  его  нравственного состава (заметьте,  что  этот  сумасшедший,  странствующий  рыцарь  -  самое нравственное существо в мире) придает особенную силу и величавость всем  его суждениям и речам, всей его фигуре, несмотря на  комические  и  унизительные положения,  в  которые  он  беспрестанно  впадает...  Дон Кихот   энтузиаст, служитель идеи и потому обвеян ее сияньем.

     По  мере  развития  романа  фигура  Дон  Кихота  приобретает  все  более патетический  характер.  Его  безумие  все  чаще  оборачивается   мудростью. Особенно это бросается в  глаза  во  второй  части  романа,  увидевший  свет вскоре после того, как некий  Авельянеда  издал  1614  г.  подложную  вторую часть  "Дон  Кихота",  в  которой  изобразил  ламанчского  рыцаря  полоумным дуралеем, а его оруженосца - тупым обжорой. У  Сервантеса  во  второй  части романа Дон  Кихот  поражает  собеседников  благородством  своих  суждений  и порывов. У Дон Кихота все отчетливее проступали гуманистические черты. Подчас он рассуждает  так,  как   имели обыкновение   рассуждать   гуманисты   эпохи Возрождения.

     Только  человек очень умный и образованный мог, например,  столь проникновенно  судить о поэзии, храбрости, любви,  красоте, неблагодарности и многих других  вещах. Когда  в  беседе  с  герцогом  Дон Кихот смело заявлял,  что "кровь облагораживают добродетели" и что "большего уважения заслуживает  худородный праведник, нежели знатный грешник",  он,  по  сути  дела,  высказал мысль,  которая  со  времен   Данте  и   Петрарки   принадлежала   к   числу кардинальных  истин  ренессансного  гуманизма. Утверждая, что благородная "наука странствующего рыцарства" включает в  себя  "все  или почти все науки на свете,  Дон  Кихот  прокламировал  образ "универсального человека", прославленного не одним поколением европейских гуманистов.

     Однако, наделяя Дон Кихота столь  привлекательными  чертами,  изображая его  подвижником,  ратоборцем  справедливости,  Сервантес  в  то  же   время непрерывно ставит его в нелепые смешные  положения.  И  объясняется  это не только пародийной тенденцией, пронизывающей роман. Ведь  прекраснодушие  Дон Кихота бессильно что-либо изменить в мире, в  котором  воцарились  эгоизм  и стяжательство. Правда, Дон Кихот  оказывал  самое  благотворное  влияние  на Санчо Пансу. Ему в какой-то мере обязаны своим счастьем  прекрасная  Китерия и бедняк Басильо. Но золотого века ламанчскому рыцарю,  конечно, так и не удалось воскресить. Только крайняя наивность могла  подсказать  ему мысль, что своим рыцарским мечом,  унаследованным  от  предков,  нанесет  он сокрушительный удар всемогущей кривде. Он все время был во  власти  иллюзий, которые, с одной стороны умножали его силы, а с другой - делали  его  усилия бесплодными.

     Дон-Кихот, бедный,  почти  нищий  человек, без всяких средств и связей, старый, одинокий, берет на себя исправлять  зло и защищать притесненных (совершенно ему чужих)  на  всем  земном  шаре.  Что нужды, что первая же его попытка  освобождения  невинности  от  притеснителя рушится двойной бедою на голову самой невинности... (мы разумеем  ту  сцену, когда Дон-Кихот избавляет мальчика от побоев его хозяина, который тотчас  же после удаления избавителя вдесятеро сильнее наказывает бедняка). Что нужды, что, думая иметь дело с вредными великанами, Дон-Кихот нападает на  полезные ветряные мельницы... Комическая оболочка этих  образов не  должна  отводить наши глаза от сокрытого в них смысла. Кто, жертвуя собою, вздумал бы  сперва рассчитывав и взвешивать все последствия,  всю вероятность пользы  своего поступка, тот едва ли  способен  на  самопожертвование.   

2. Литературная полемика вокруг образов Гамлета и Дон Кихота

2.1 Сравнение  И.С. Тургеневым характеров героев 
 
 

     Статья "Гамлет и Дон-Кихот" была  задумана  Тургеневым  задолго  до  ее написания. Но к работе над статьей Тургенев приступил лишь спустя  несколько  лет, только 27  февраля  1857 г., на другой день после окончания  "Поездки  в  Полесье",  находясь  в Дижоне, куда он приехал на неделю 25  февраля  вместе  с  Л.Н.Толстым.     Окончена статья была только через год, 28 декабря 1859  г., и напечатана в январском номере "Современника" за 1860  г.  10 января Тургенев прочел ее на публичном чтении, организованном Обществом  для вспомоществования нуждающимся литераторам и ученым (Литературным  фондом)  в Петербурге в зале Пассажа. Впоследствии статья  была  переведена  на  французский  язык.  Рукопись перевода сохранилась в парижском архиве писателя,  находящемся  в  настоящее время в Национальной библиотеке в Париже.

     По  мнению Тургенева в Гамлете и  Дон Кихоте  воплощены две коренные, противоположные особенности человеческой природы -  оба конца той оси, на которой она вертится. Все люди  принадлежат более или менее к одному из  этих  двух  типов;  что почти каждый  из  нас сбивается либо на Дон-Кихота, либо на Гамлета. Правда, в наше время Гамлетов стало гораздо более, чем Дон-Кихотов; но и Дон-Кихоты не перевелись.

     Гамлет  страдает - и его  страдания  и больнее и  язвительнее  страданий  Дон-Кихота.  Того  бьют  грубые  пастухи, освобожденные им  преступники;  Гамлет  сам  наносит себе  раны,  сам себя терзает; в его руках тоже меч: обоюдоострый меч анализа.

     Дон-Кихот  положительно смешон, его  фигура едва ли не самая комическая фигура, когда-либо нарисованная поэтом. Его  имя стало смешным прозвищем даже в  устах  русских  мужиков.  При  одном  воспоминании  о  нем  возникает  в воображении тощая, угловатая, горбоносая фигура, облеченная  в  карикатурные латы,  вознесенная  на чахлый  остов жалкого коня. Дон-Кихот  смешон...  но  в  смехе  есть примиряющая и искупляющая сила.   Напротив,   наружность   Гамлета привлекательна. Его меланхолия,  бледный,  хотя  и  нехудой  вид,  черная  бархатная  одежда, перо на шляпе, изящные манеры,  несомненная  поэзия  его  речей,  постоянное чувство полного превосходства  над  другими,  рядом  с  язвительной  потехой самоунижения, все в нем  нравится,  все  пленяет.  Всякому  лестно  прослыть Гамлетом,  никто  бы  не  хотел  заслужить  прозвание  Дон-Кихота. Над Гамлетом никто и не  думает смеяться, и именно в этом его осуждение: любить его почти  невозможно,  одни люди,  подобные  Горацию,  привязываются  к  Гамлету. Сочувствует Гамлету всякий, и оно понятно: почти каждый находит  в нем собственные черты, но любить  его  нельзя,  потому  что он никого сам не любит.

          Гамлет - сын  короля,  убитого родным братом, похитителем престола; отец его выходит из могилы, из "челюстей ада", чтобы поручить ему отомстить за себя, а он колеблется, хитрит с самим  собою, тешится тем, что ругает себя, и наконец  убивает  своего  вотчима  случайно. Глубокая психологическая черта, за которую многие даже умные, но  близорукие люди дерзали осуждать Шекспира! А Дон-Кихот, бедный,  почти  нищий  человек, без всяких средств и связей, старый, одинокий, берет на себя исправлять  зло и защищать притесненных (совершенно ему чужих)  на  всем  земном  шаре.

     Комическая  оболочка этих  образов  не  должна  отводить наши глаза от сокрытого в них смысла. Кто, жертвуя собою, вздумал бы  сперва рассчитывав и взвешивать все  последствия,  всю  вероятность  пользы  своего поступка, тот едва ли  способен  на  самопожертвование.  С  Гамлетом  ничего подобного  случиться  не  может:  ему  ли,  с  его  проницательным,  тонким, скептическим умом, ему ли впасть в такую грубую ошибку!  Нет,  он  не  будет сражаться с ветряными мельницами, он не верит в великанов... но он бы  и не напал на них, если бы они точно существовали. Гамлет не стал бы  утверждать, как Дон-Кихот, показывая всем  и  каждому  цирюльничий  таз,  что  это  есть настоящий волшебный шлем Мамбрина.

     Замечательны отношения толпы, так называемой людской массы, к Гамлету и Дон-Кихоту. Полоний  представитель  массы  перед  Гамлетом,  Санчо-Панса  -   перед Дон-Кихотом.

     Для Полония Гамлет не  столько сумасшедший, сколько ребенок, и если бы он не был королевским сыном,  он  бы презирал его за его коренную бесполезность, за невозможность  положительного и дельного применения его мыслей. Совсем другое  зрелище  представляет  нам  Санчо-Панса.  Он,  напротив, смеется над Дон-Кихотом, знает очень хорошо, что он сумасшедший, но три раза покидает свою родину, дом,  жену,  дочь,  чтобы  идти  за  этим  сумасшедшим человеком, следует за ним повсюду, подвергается всякого рода  неприятностям, предан  ему  по  самую   смерть,   верит   ему,   гордится   им   и   рыдает коленопреклоненный у  бедного  ложа,  где  кончается  его  бывший  господин.

     В  отношениях  наших  двух   типов   к   женщине   есть   также   много

знаменательного. Дон-Кихот любит Дульцинею, несуществующую женщину, и готов  умереть  за Нее. А Гамлет,  неужели  он  любит?  Чувства его к Офелии, существу невинному  и  ясному  до  святости, либо циничны, либо фразисты.  Все его отношения к Офелии опять-таки для него не что иное, как занятие самим собою,  и  в  восклицании его: "О, нимфа! помяни меня в своих святых молитвах",  мы  видим одно  лишь глубокое сознание собственного болезненного бессилия - бессилия полюбить, - почти суеверно преклоняющегося перед "святыней чистоты".

     В  Гамлете воплощено начало отрицания, то самое начало, которое другой  великий поэт, отделив  его  от  всего  чисто  человеческого,  представил  нам   в   образе Мефистофеля. Гамлет тот же Мефистофель, но Мефистофель, заключенный в  живой круг человеческой природы; оттого его отрицание  не  есть  зло  -  оно  само направлено против зла. Отрицание Гамлета сомневается в добре, но во зле оно не сомневается и вступает с ним в ожесточенный бой. Гамлет   не   хохочет демонски-безучастным хохотом Мефистофеля; в самой его  горькой  улыбке  есть унылость, которая говорит  о  его  страданиях  и  потому  примиряет  с  ним. Скептицизм Гамлета не есть  также  индифферентизм,  и  в  этом  состоит  его значение и достоинство; добро и зло, истина и ложь, красота и безобразие  не сливаются перед  ним  в  одно  случайное,  немое,  тупое  нечто.

     Один  английский лорд называл  Дон-Кихота образцом настоящего джентльмена. Действительно, если  простота  и спокойствие  обращения  служат  отличительным  признаком   так   называемого порядочного человека, Дон-Кихот имеет  полное  право  на  это  название.  Он истинный гидальго, гидальго даже тогда, когда насмешливые  служанки  герцога намыливают ему все лицо. Простота его манер происходит от  отсутствия  самомнения, Дон-Кихот не  занят собою и, уважая себя и других, не думает  рисоваться.  Гамлет же,  при  всей своей изящной обстановке  тревожен, иногда даже груб, позирует и глумится. Зато ему дана  сила  своеобразного  и меткого выражения, сила, свойственная всякой размышляющей и разрабатывающей себя личности - и потому вовсе недоступная Дон-Кихоту.  Глубина  и  тонкость анализа в Гамлете, его многосторонняя  развили  в  нем  вкус  почти непогрешительный. Он превосходный критик, советы  его  актерам  поразительно верны и умны, чувство изящного почти так же сильно в нем, как чувство  долга в Дон-Кихоте.