Жизнь и деятельность Даламбера

     Д'Аламбер был просто поражен  такими результатами своего мирного  труда. Все это лишало его  бодрого спокойствия, необходимого  для напряженной научной деятельности; он отказался от своего дальнейшего  участия в "Энциклопедии", и Дидро, которому принадлежит первая мысль об издании ее во Франции, продолжал свой труд один, с удвоенной энергией. Отдавая должное Дидро, нельзя обвинять Д'Аламбера за то, что он бросил "Энциклопедию"; занимаясь астрономией и механикой, он имел большую склонность к математическим исследованиям. Это, однако, не помешало ему с большим увлечением написать "Введение к Энциклопедии". Огромный труд не пугал его, а только придавал энергии и вдохновлял. В этом "Введении" он говорит о великих задачах человечества, о трудах гениальных людей, и слог его, возвышенный и благородный, вполне соответствует содержанию. Мы приведем отрывок из его описания эпохи Возрождения. "Великие творения древних, принадлежащие ко всевозможным областям человеческих знаний, двенадцать веков были преданы забвению... Между тем в эти времена гении встречались не реже, чем в другие. Природа всегда неизменна; но что могли сделать великие люди, рассеянные по земле, погруженные в различные занятия и лишенные необходимой общей культуры ума? Зародышами почти всех открытий являются плодотворные идеи, приобретаемые чтением и общением с людьми. Это тот же воздух, которым нечувствительно дышишь и живешь".

     Сверх этого "Введения" Д'Аламберу  принадлежит в "Энциклопедии" все, что относится к математике, и некоторые мелкие статьи, например  описание Женевы и ее правления.

Деятельность  Д'Аламбера во Французской  Академии и в Академии наук

    Д'Аламбер  не легко попал во Французскую  Академию. В 1754 году открылись четыре вакансии; их последовательно заняли граф Клермон, Бугенвиль, Буасси и, наконец, Д'Аламбер. Нельзя сказать, чтобы избрание Д'Аламбера в члены Академии (в 1754 году) было вполне единодушным. В то время два тома "Энциклопедии" были запрещены и авторы этого  сочинения были причислены к партии оппозиции; поэтому и Д'Аламбер  получил при своем избрании порядочное количество черняков.

    В Академии был обычай, чтобы новый  член говорил похвальную речь тому сошедшему со сцены, место которого он занимал; предшественником Д'Аламбера был малоизвестный епископ; Д'Аламбер  своею блестящей похвальной речью  спас его от забвения. Вообще красноречие  Д'Аламбера оказалось очень кстати во Французской Академии. Новый член почти всегда открывал заседания, излагая  какие-нибудь свои мысли, которые вели к оживленным прениям; большею частью он касался вопросов нравственности, поэзии или истории. Трудно было бы перечислить все похвальные речи, произнесенные Д'Аламбером; философ говорил их часто, и они ему не стоили ни малейшего труда; он не предназначал их для потомства; по ним нельзя также судить о достоинствах его слога. Они писались в часы досуга и служили отдохновением от более серьезных работ. Читал Д'Аламбер превосходно, все слушали его с восторгом; когда он говорил, то зала всегда была полна, он чувствовал свое влияние, и это доставляло ему много удовольствия. Влияние Д'Аламбера в Академии, основанное на личных его достоинствах, разумеется, возрастало.

    Первое  сообщение Д'Аламбера в Академии наук относится к 19 июля 1739 года; оно  удостоилось похвалы и благосклонности  математика Клеро; автору сообщения  был тогда двадцать один год.

    Через год, в 1740 году, Д'Аламбер представил той же Академии свое исследование в области механики жидкостей. Оно  отличалось большою оригинальностью  и смелостью. Клеро похвалил знания и талант Д'Аламбера, но не согласился с верностью его решения. Вскоре же Д'Аламбер написал еще три  мемуара и со смелостью, которая  дается сознанием своих сил, подал  в Академию прошение, добиваясь прямо  звания associé (сотрудник) Академии, которому должно было предшествовать adjoint (ведущий ассистент). Adjoints и associés имели право присутствовать на заседаниях и просить слова; ни те, ни другие не принимали никакого участия в выборах. Всеми правами академиков пользовались только пенсионеры. Попасть в Академию тогда было довольно легко, но сделаться пенсионером - очень трудно. Д'Аламбер получил звание adjoint в 1742 году, когда ему было двадцать четыре года, и тогда же он был причислен к секции астрономии. Через три года он за особые заслуги получил от Академии пенсию в 125 рублей. 8 мая 1756 года граф Даржансон написал в Академию: "Я должен сообщить вам желание короля, чтобы Академия открыла вакансию на associé, сделав Д'Аламбера сверхштатным пенсионером". Однако только в 1765 году, через двадцать три года по вступлении своем в Академию, Д'Аламбер сделан был титулованным, или, по-нашему, ординарным академиком. Таковы были внешние успехи гениального, но независимого человека. Между тем еще в 1743 году он напечатал свою "Динамику", которая поставила его тотчас в один ряд с самыми лучшими европейскими математиками. Это сочинение Д'Аламбера составляет эпоху в истории механики. Великий математик Лагранж пятьдесят лет спустя написал историю механики, отличающуюся столько же глубиною мысли, сколько изяществом изложения. Он говорит о книге Д'Аламбера, что она сразу положила конец путанице и хаосу, царствовавшим до того в этой области, и дала прямой и общий метод если не для решения, то по крайней мере для сведения к уравнениям всех вопросов, относящихся к динамике. Современный математик Бертран прибавляет, что Д'Аламбер в предисловии своем к трактату по динамике в первый раз проявил качества писателя и философа, впоследствии так часто отвлекавшие его от математики, которую он называл своей первой возлюбленной.

     Долгое время Д'Аламбер занимал  место постоянного секретаря  Французской Академии. Из его  писем к госпоже дю Деффан  видно, однако, что он совершенно  не добивался этого звания  в Академии наук: при малейшем  старании ему легко было бы  сделаться также и ее секретарем. Он писал Лагранжу: "Теперь  я занимаю место секретаря  Французской Академии, освободившееся  после смерти моего друга Дюкло.  Это не очень выгодное место;  оно вознаграждает только тем,  что требует очень малых усилий, и это для меня теперь самое  главное. Должность секретаря  нашей Академии наук - другое дело; мне хотелось бы, чтобы она  досталась другу нашему Кондорсе, который в состоянии прекрасно  выполнить все связанные с  нею обязанности".

     Будучи постоянным секретарем  Французской Академии, Д'Аламбер  не переставал заниматься наукой, но все же отдавал большую  часть своего времени литературе, философии и политике.

    Деятельность  Д'Аламбера

    Деятельность  Д'Аламбера, как видел читатель, была двоякой: научной и философско-литературной. Характеристика его литературной деятельности, которой Д'Аламбер отдал большую  часть своего времени, хотя не достиг в ней того высокого положения, которое  сразу, еще в первой молодости, занял  в науке. Прежде всего рассмотрим, как относились к этой его деятельности другие знаменитые писатели того времени. Вольтер писал Д'Аламберу: "Вы единственный писатель, который никогда  не говорит ни больше того, ни меньше того, что хочет сказать. Я считаю Вас самым лучшим писателем нашего века". Эта веская похвала Вольтера заключала в себе долю истины, ибо  Вольтер признавал в манере Д'Аламбера писать руку математика. Дидро считал Д'Аламбера писателем тонким, остроумным, смелым, оригинальным, искренним, но упрекал  его в том, что он о поэзии судит  математически. Это замечание, с  которым, завязавши глаза, согласится всякий не-математик, должно непременно остановить внимание математика. Бертран, наталкиваясь на такое мнение о Д'Аламбере, спрашивает себя: "Что значит судить о чем-нибудь математически?" - и  затем говорит: "Область истин, строго доказанных, не велика. Неужели  усвоение этих истин способно приковать  человека исключительно к ним  и держать ум в этой ограниченной сфере; неужели привычка иметь дело с прямою линией делает ум неспособным  следить за полетом и изгибами человеческой фантазии? Мы не видим  никакой причины, отчего живописец  не может быть музыкантом, и наоборот. Различие известных свойств ума  не может быть причиной их несовместимости. Навык хорошо рассуждать - это сила, громадная сила, редкий дар, неужели  он в чем-нибудь может оказаться  бесполезным и тем более помешать?"

         Можно сказать также, что истинный  математик менее чем кто-либо  другой способен судить математически  о предметах, существенно отличных  от тех, к которым приложимо  строгое доказательство. Д'Аламбер  говорит об этом в своем похвальном слове Боссюэ: "Привычка к доказательству приучает нас не стремиться доказать то, что выходит из круга истин, подлежащих доказательству, и отличать свет от сумерек и сумерки от темноты". И я думаю, что Бертран прав: математический талант сам по себе не исключает литературных способностей, как и всяких других; мы скажем более: и Вольтер верно заметил, что математика, отучая от распространенной способности говорить лишнее, придает языку писателя особую сжатость и силу. Несмотря на это, нельзя не признать, что деятельность ученого и деятельность литератора находятся в антагонизме, потому что для первой необходима тихая, правильная, однообразная жизнь; для второй же требуется общение с людьми и разнообразие внешних условий.

    Деятельность  Д'Аламбера приводит нас к убеждению, что поэтический дух и математический талант друг друга не исключают, но так как совмещение литературной и научной деятельности требует  большой затраты времени и  для каждой нужны свои внешние  условия, то одна должна развиваться  за счет другой. Обыкновенно мы видим, что деятельность одного рода является главною, первенствующей, а другая наполняет  часы досуга; разумеется, последняя  от этого страдает, так как лучшие силы уходят на первую. Мы видели, что  у Д'Аламбера в молодости страсть  к математике преобладала над  склонностью к литературе. Впоследствии литература сильно отвлекала его  от математики; он отдавал последней  сравнительно мало времени, но все-таки она по-прежнему владела его помыслами, и под старость он охладел к  литературе, а занятия математикой  продолжал даже во время последней  тяжкой болезни. Все это независимо от великих заслуг Д'Аламбера как  ученого убеждает нас в том, что  литературная деятельность служила  ему как бы развлечением. Это нисколько  не умаляет ее значения для современников, но этим объясняется равнодушие к  ней потомства. Мы знаем, что взыскательный  Вольтер называл Д'Аламбера первым писателем своего века, а потомство  не признало за ним этой заслуги.

         В 1759 году Д'Аламбер издал свои "Основы философии", о которых  Кондорсе в похвальной речи  Д'Аламберу высказал следующее  мнение: "В этом сочинении Д'Аламбер  дает критическую оценку главных  основ и истинных методов различных  наук; он указывает на то, чего  следует избегать в каждой  науке, чтобы не сбиться с  пути. Трудно указать другую книгу,  которая бы при таком сжатом  объеме заключала столько истин.  О каждой науке он говорил  свойственным ей языком, употребляя  везде подходящие и точные  выражения, значительно облегчающие  процесс понимания даже для  читателя, не привыкшего к отвлеченным  понятиям. Этот труд имеет глубокое  воспитательное значение; он должен  сделаться настольною книгою  всех людей, и просто образованных, и ученых. Первым он легко дает  ясное понятие о различных  областях знания, а вторых заставляет  глубже заглянуть в ту науку,  которой они занимаются, ибо в  каждой науке встречаются предубеждения,  которые вредят ее успехам  и от которых не могут застраховать  никакие знания и никакой гений,  а только одно истинно философское  отношение к делу".

         Философия Д'Аламбера является, таким  образом, как бы продолжением  и усовершенствованием философии  Бэкона. Из современных нам философов  Вильгельм Вундт преследует приблизительно  те же цели.

         "Основы философии" заключают  в себе также воззрения Д'Аламбера  на нравственность. Он возмущается  несправедливым, неравномерным распределением  земных благ между людьми, ставит  в обязанность каждому довольствоваться  малым, чтобы не захватывать  части другого. Вопросы нравственности  мучили философа, и последнее  обстоятельство долго мешало  появлению нового издания его  "Основ философии".

         Похвальные речи Д'Аламбера, которые  беспрестанно приходилось ему  произносить то во Французской  Академии, то в Академии наук, способствовали распространению  его идей и составляют вполне  определенную, законченную ораторскую деятельность, также много послужившую рассеянию мрака невежества и пробуждению добрых чувств.

         Как нам уже известно, через  два года после вступления  в Академию Д'Аламбер написал  свой бессмертный трактат по  теории движения. В теории движения  необходимо различать два рода  законов; одни выражают логические  истины просто в форме определений,  другие обобщают результаты наблюдений, то есть устанавливают общие  правила, выведенные из свойств  тел, предполагаемых находящимися  в абсолютном покое и свободными; из законов второго рода до  того времени был известен  только один вполне общий - закон разложения сил. Гюйгенс  и Ньютон прекрасно воспользовались  им для решения задач механики. Для описания же движения несвободных  тел необходимо было открыть  новый закон. Д'Аламбер нашел  его, когда ему было двадцать  шесть лет. Этот закон и носит  в настоящее время название  закона Д'Аламбера.

         Этот закон дает возможность  для каждого момента времени  составить уравнение, связующее  изменения в движении тела  с силами, которые их произвели,  или, другими словами, позволяет  разложить действие двигательных  сил на две части, рассматривая  одну как исключительно идущую  на движение тела во второй  момент, а другую как служащую  для уничтожения того, которое  оно могло иметь в предшествующий. Этот простой закон, приводящий  все законы движения к рассмотрению  случаев равновесия, составляет  великую эпоху в преобразовании  физико-математических наук. Д'Аламбер  пришел к нему, исходя из мысли,  что силы, действующие в состоянии  равновесия и в состоянии движения, должны быть одни и те же; в первом случае они все  уничтожаются препятствием, во втором  случае только часть их. Простота  и общесть такого взгляда замечательно  характеризуют истинно философский  ум Д'Аламбера, который в области  механики явился преемником Ньютона.