Интеграционные теории в современной социологии

Исторически складывающаяся конфигурация полей, то есть их  соотношение  в жизнедеятельности  людей,  задает  относительный «вес» капиталов  различного вида при определении  позиций и формировании диспозиций агентов в социальном пространстве. В современном обществе, в котором  экономическое поле (производство, потребление, бизнес, работа) доминирует над другими полями, экономический  капитал более «весом», чем культурный капитал, что предопределяет консерватизм большинства предпринимателей и рабочих и оппозиционность большинства интеллектуалов, образующих  доминируемую  фракцию внутри  доминирующего слоя.

Конструктивистский  структурализм, как и теория коммуникативного действия, и  теория структурации, хорошо описывает и объясняет явления «на стыке» макросоциального и микросоциального уровней. Но интегративные парадигмы не устраняют дулизм в решении дилемм «структура или действие», «факты или смыслы», «объективизм  или активизм».  Напротив,  новые  парадигмы, соединяющие концепции определяющей роли действия и концепции  определяющей  роли  структуры,  лишь  умножают  число  альтернативных подходов и способствуют закреплению в социологии ситуации мультипарадигмальности. 

4.   Оригинальный вариант решения проблемы интеграции макро- и микросоциологических парадигм, а также объективистских и активистских  парадигм  представлен в теории  самореферентных систем, разработанной немецким социологом Никласом Луманом (1927–1998).  Эту интеграцию  можно назвать «негативной»,  по-скольку  Луман  предложил не  соединение  понятий структуры и действия, а отказ от обоих понятий в пользу новых концептуальных средств описания и объяснения социальных явлений. Подход,  сформулированный  Луманом  в работе «Социальные системы» (1984), основывается на представлении об обществе как о системе,  элементами  которой являются  коммуникации – операции, уменьшающие комплексность, то есть сложность, неопределенность  в процессе  совместной жизни людей. Система существует как процесс разграничения «области менее комплексного» –  самой  системы –  и «области  более  комплексного» –  окружающей  среды  системы. Коммуникация –  это  операция,  производящая  различение  сообщения,  информации  и  интерпретации. Посредством коммуникации действия и предметы отграничиваются в качестве носителей информации от нее самой, то есть от содержания  сообщения,  а  содержание –  от придания  ему  смысла  и оценки,  то  есть  от  принятия  или  отклонения  сообщения.  Таким образом,  коммуникации  поддерживают  систему  как  социальный порядок тем,  что производят  различение  социального  и  несоциального и придают смысл и определенность событиям. Луман выделил три уровня формирования социальных систем: интеракция, организация, общество. Интеракция – это взаимодействие,  обусловленное присутствием  и непосредственным восприятием участниками друг  друга.  Интеракционные  системы обеспечивают  возможность простых и недолговечных коммуникаций. Организация – это объединение, складывающееся на основе формализации участия (членства) и правил коммуникации. Организационные системы обеспечивают  возможность продолжительных коммуникаций, но только для тех, кто является членом и выполняет правила. Общество – это всеобъемлющая социальная система, которая включает в себя все формы интеракции и организации. Общество обеспечивает повсеместную (в любой ситуации) возможность коммуникации. 

Концепция  социальной  системы,  образуемой  коммуникациями, исключает применение традиционных понятий «действие» и «структура». Согласно теории Лумана, человек в качестве живого существа (организм) и в качестве мыслящего и деятельного существа (личность)  оказывается за  пределами системы.  Социальность явлений определяется не тем, что они результаты действий людей,  а тем,  что эти явления приобретают смысл в результате коммуникаций. Это значит, что социальным может быть и то, чего люди не делали, например НЛО. Их существование в качестве реальных объектов проблематично, но существование их в качестве коммуникаций –  предмета  оживленных  дискуссий –  совершенно очевидно.  Нахождение  человека  как  субъекта  действия  в  окружающей среде системы не означает, что система представляет собой комплекс объективных структур. Социальность явлений определяется не тем, что они продукты структур (обычаев, норм, поведенческих  образцов,  распределения  ресурсов  и  т.  п.),  а  тем,  что эти явления снижают комплексность внутри системы. Значит, социальным может быть и то, что не соответствует структурам, например  обсуждение «запретных»  тем  или  общение  с «чуждыми» людьми,  если  такого  рода  сети  коммуникаций  проясняют  ситуацию  взаимодействия,  упрощают  функционирование  организации или упорядочивают устройство общества.

Социальная  система  является  операционно  закрытой  системой.  Операционно  закрытая  система воспроизводится исключительно из  собственных операций,  и внешние события не  являются «вводами» (inputs)  в систему. Воздействия из  окружающей среды сами по себе не проникают в систему. Однако эти события изменяют  комплексность окружающей  среды и,  таким образом,служат  раздражителями  для системы,  которая воспроизводится в процессе отграничения себя от окружающей среды. Система улавливает эти события и воспринимает как раздражения потому, что существуют  структурные соединения – координирующие  связи между процессами в окружающей среде и процессами в системе.В  случае  социальной  системы структурное соединение  с окружающей  средой обеспечивает  язык,  служащий  средством обозначения и наделения смыслом природных явлений и состояний человеческого сознания. При помощи языка события в окружающей среде представляются  внутри  социальной  системы в форме, пригодной для их распознавания в качестве раздражения, на которое система реагирует собственными операциями – коммуникациями, способными  снизить возникшую комплексность,  то  есть  поддержать границу «система / окружающая среда».

Например,  с  точки  зрения  социолога, «изменение  экологической  ситуации» –  это  не  серия  природных  процессов,  а  сеть коммуникаций, появляющихся в обществе как специфическая  реакция операционно закрытой системы на процессы в окружающей среде. Операционная  закрытость  системы проявляется в том,  что операции, поддерживающие общество, производятся из предшествующих операций системы – политических, экономических, научных, бытовых коммуникаций,  а не из продуктов физических, химических и биологических процессов. 

Операционная  закрытость  социальной  системы  –  следствие самовоспроизводства (аутопойесиса в терминологии Лумана) системы.  Коммуникации  в системе производятся  сетью коммуникаций и,  в свою  очередь, производят  эту сеть  как условие (ресурс) последующих операций системы. Аутопойесис обусловливает еще одно важное свойство социальной системы – самореферентность. Коммуникации являются одновременно операциями производства и описания  общества.  Таким образом,  нет внешней референции (от лат. referens – сообщающий), то есть нет внешней по отношению к системе инстанции, к которой можно обращаться за описанием общества. Общество – самоописывающая система. Социология – это не описание  системы как объекта,  это сеть коммуникаций,  являющихся  операциями  самоописания  и тем самым само-воспроизводства общества. 

Теория самореферентных (аутопойетических) систем решает проблему «действие или структура» при помощи тезиса о том, что коммуникации  порождают коммуникации,  а проблему «объективизм или активизм» при помощи  тезиса о  том, что описание системы  является  частью  операций,  создающих  систему.  Теория Лумана  хорошо  описывает и объясняет современные процессы  и явления,  когда автономизировавшиеся  системы – политика,  экономика,  право,  наука,  религия и т.  д. – самовоспроизводятся на основе специфических коммуникаций. Их элементы – коммуникации – соотнесены исключительно друг с другом. Внутрисистемная коммуникация  обеспечивается  особыми символическими  средствами (власть в политике, деньги в экономике, закон в праве, истина в науке, вера в религии и т. д.), а межсистемная коммуникация затруднена,  поскольку каждая  система реагирует на  процессы  в других  системах  весьма  избирательно. Например,  экономические проблемы  представлены  в политических  коммуникациях лишь  в той мере, в какой обсуждение этих проблем способствует воспроизводству системы власти;  правовые  проблемы  представлены  в экономических коммуникациях лишь в той мере, в какой законодательство можно использовать для достижения коммерческого и финансового успеха, и т. д. 

Теория самореферентных систем, базирующаяся на понятиях коммуникации и операционной закрытости систем, не дает адекватных  средств описания  и объяснения  неравенства и конфликтов,  а также социальных  изменений,  вызываемых  внутрисистемными,  а не  внешними  по  отношению к системе событиями. Поэтому,  как и другие  интегративные парадигмы,  парадигма,  основанная Луманом, не может полностью заменить  созданные ранее парадигмы. 

5. Вопреки  усилиям Ю.  Хабермаса,  Э.  Гидденса,  П.  Бурдье, Н. Лумана социология остается неинтегрированной на уровне общесоциологической теории. Разработка  интегративных парадигм была нацелена на создание общесоциологической теории как единой и логически непротиворечивой системы понятий и утверждений, но  эта цель не была достигнута. В социологии по-прежнему существует множество альтернативных исследовательских подходов и отдельных теорий. Другой вариант решения проблемы создания общесоциологической теории базируется на ином представлении о теории. В качестве общесоциологической теории рассматривается практически существующее множество парадигм, а сама теория определяется как «дискурсивная формация». Такой подход  основывается  на  использовании идей  постмодернистской социальной теории. 

Постмодернистская социальная теория – исследовательский  подход, базирующийся на концепции  общества как совокупности дискурсов (от  лат. discursus – рассуждение) – практик манипулирования знаками, которые формируют символические структуры, образующие для людей мир явлений и событий, воспринимаемых как социальная реальность. Образцом для социологов, придерживающихся  постмодернистского  подхода,  служат  работы  замечательных французских мыслителей – историка и философа Мишеля Фуко  и социолога Жана Бодрийяра.

В  работах  «Надзирать и наказывать» (1975) и «Воля  к  знанию» (1976) Фуко показал, что  гуманитарное знание, то есть комплекс  дискурсивных практик, представляющих  человека  как  специфический  объект  изучения,  исторически  сформировалось  как часть  комплекса  практик,  названного  Фуко «власть-знание». Власть-знание – это комплекс практик, нацеленных на «нормализацию»  поведения  людей,  на  дисциплинирование  их  тел,  чувств, мыслей.  Согласно  Фуко,  современное общество – это дисциплинарное общество, в котором власть повсеместна, постоянна и безлична. Власть  исходит отовсюду  и реализуется через повседневные практики надзора, тренировки, анализа и оценки индивидами своих  действий  и  действий  друг  друга.  Власть –  это  не  атрибут  или  занятие  правительства,  политиков,  так  называемых  силовых структур.  Отношения  власти –  это  подвижная,  изменчивая  сеть позиций доминирования и подчинения, стратегий установления и поддержания неравенства. Школа,  больница, фабрика  в  условиях дисциплинарного  общества  являются  институтами  власти.  Педагогика, медицина, менеджмент – это дискурсивные практики, ставящие человека в центр внимания, и одновременно это «тонкие», в отличие  от «грубого»  принуждения,  технологии  подчинения  людей. Преподаватель, врач, менеджер, внимательно и заботливо от носящиеся  к  своим  ученикам,  пациентам,  работникам,  изучая  и направляя их поведение, раскрывая и развивая их потенциал, тем самым  занимают  позицию  доминирования. Их  интеллектуальное занятие – это своего рода политика. Таким образом, знание, научный дискурс – это всегда стратегия власти.

Не  только  интеллектуальные  и  политические  практики можно  рассматривать  как  дискурсы  внутри  сети  отношений власти. Бодрийяр в работах «Система вещей» (1968) и «Общество потребления» (1970)  продемонстрировал,  что символической,  дискурсивной  практикой является  потребление.  Вещи  используются как знаки, когда символическое содержание важнее реальных качеств,  функционального содержания. Например,  расстановка мебели – средство  создать «жилищный дискурс»,  сообщающий  о социальном  статусе  хозяина,  а  модельный  ряд,  предлагаемый компанией,  производящей  автомобили, –  средство  создать «дискурс заботы», сообщающий о стратегии удовлетворения запросов клиентов. Система вещей предстает как беззвучная «речь», увещевающая потребителей  интегрироваться в социальную  систему, обеспечивающую  благосостояние  и заботу  об  их  интересах.  Потребление как дискурс оказывается безличной стратегией  власти, то есть стратегией системы, поддерживающей существующий порядок.

Таким  образом,  постмодернистская  схема «дискурсивные  практики – стратегии  власти»  может  служить  универсальным  инструментом анализа социальных явлений  и процессов. Специфическое положение  постмодернистской теории в современной  социологии определяется тем, что в  ней дискурсивные практики – это  одновременно и объект и метод. Постмодернисты  создают не теорию как конечную совокупность логически связанных  утверждений, а дискурс – открытую и изменчивую речевую практику, в которой понятия не фиксируются в виде однозначных терминов,  а постоянно обыгрываются  посредством выстраивания  ассоциативных рядов.  Само  дальнейшее  существование социологии в качестве дискурсивной практики и одной из стратегий власти, которая осуществляется как наблюдение и контроль за поведением  людей,  с окончанием  культурно-исторической  эпохи – модерна – ставится  постмодернистами  под вопрос.  Бодрийяр  в таких работах,  как «В  тени  безмолвствующего  большинства, или Конец  социального» (1982)  и «Иллюзия  конца» (1992),  написал, что социальное, по сути, мертво, но продолжается как симуляция, скрывающая за потоками знаков отсутствие реальных социальных действий. Идея «смерти  социального» приводит  к  выводу  о фактической «смерти» социологии, которая возникла как модернистская  форма  знания  и  должна  исчезнуть  с  исчезновением  своего предмета –  социального –  или  превратиться  в  симуляцию  реальной исследовательской работы.

Несмотря  на  это,  нарочито  вызывающий  и метафоричный постмодернистский дискурс  прошел  адаптацию в социологии.  В результате, идеи Фуко и Бодрийяра  об определяющей роли  в социальных  процессах знаков /  дискурсов  закрепились в системе теоретической социологии  в качестве  специфической парадигмы. Эта  парадигма  игнорирует  традиционные  решения  дилемм «действие / структура» и «объективизм / активизм» и сами эти дилеммы,  рассматриваемые  как  наследие  ушедшей  эпохи –  эпохи  модерна. Для социологов, ориентирующихся на постмодернистскую теорию,  различение  макро-  и микросоциологических  подходов представляется неактуальным. Поэтому постмодернистскую социальную  теорию  условно можно отнести к разряду «интегрирующих» парадигм.