Характерные черты политической системы современной России

Понятие "республиканская форма правления" характеризует государство, в котором  все высшие органы государственной  власти либо избираются, либо формируются  общенациональными избранными представительными  учреждениями. Республиканская форма  правления предполагает также, в частности, что соответствующие лица избираются в коллегиальные органы на определенный срок и что решения в этих органах принимаются большинством. Республика отличается от монархии, где главой государства является, как правило, лицо, получающее прерогативы государственной власти по наследству (король, царь, император и т. д.), и где выборного представительного органа государственной власти может и не быть. Главой государства в Российской Федерации является ее Президент, избираемый гражданами сроком на четыре года, а представительным и законодательным органом - Федеральное Собрание (парламент), одна из палат которого - Совет Федерации - составляется из двух представителей от каждого субъекта Российской Федерации, а другая - Государственная Дума - избирается населением сроком на четыре года.

Государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную. Органы законодательной, исполнительной и  судебной власти самостоятельны.

Такое разделение единой государственной власти выражается, прежде всего, в осуществлении каждой из них самостоятельными, независимыми друг от друга структурами государственного механизма. Целью такого разделения является обеспечение гражданских  свобод и законности, создание гарантий от произвола. В условиях разделения властей одна ветвь государственной  власти ограничивается другой, различные  ее ветви взаимно уравновешивают друг друга, действуя, как система сдержек и противовесов, предотвращая монополизацию власти каким-либо одним институтом государства.

Согласно  Конституции, на общефедеральном уровне законодательную власть осуществляет Федеральное Собрание, исполнительную - Правительство, а судебную - федеральные  суды (Конституционный Суд, Верховный  Суд, Высший Арбитражный Суд и  иные федеральные суды). Президент  Российской Федерации не является органом  какой-либо из трех властей, а, как сказано в части второй статьи 80, "обеспечивает согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти". ³

Принцип разделения властей, закрепленный в  общей форме статьей 10, реализуется  и конкретизируется в нормах Конституции, определяющих статус Президента, Федерального Собрания, Правительства и судов  Российской Федерации. Содержание этих норм показывает, что принцип разделения властей предполагает их конструктивное взаимодействие.

Так, обособление  функции принятия законов и наделение  соответствующими полномочиями Федерального Собрания (федеральные законы принимаются  Государственной Думой и одобряются Советом Федерации) сочетается с  правом Президента отклонять законы, что влечет их возврат в парламент  для вторичного обсуждения, а также  издавать указы (в том числе нормативного характера), которые не должны противоречить  законам, и правом Правительства  издавать постановления и распоряжения на основании и во исполнение Конституции, федеральных законов и нормативных указов Президента. Такой статус Президента произведен от его титула главы государства и гаранта Конституции.

Акты  исполнительного характера, издаваемые Правительством, связаны с необходимостью повседневного осуществления организующей деятельности и неизбежным наделением исполнительной власти дискреционными полномочиями (дискреция-право усмотрения в рамках, определенных законом).

Лишь  закон, а не какие бы то ни было иные соображения, а также посторонние  влияния, требования и указания, - основа правосудия, судебной деятельности. Независимость  является важнейшей характеристикой, отличающей судебную власть. При решении  конкретных дел суды независимы даже от вышестоящих судов.

Особую  роль в обеспечении принципа разделения властей играет Конституционный  Суд Российской Федерации, правомочный  решать дела о соответствии Конституции  Российской Федерации, в частности, федеральных законов, нормативных  актов Президента, Федерального Собрания, Правительства Российской Федерации.

Понимая самостоятельность органов законодательной, исполнительной и судебной власти как  их известную независимость (в границах собственных полномочий) друг от друга, ее нельзя трактовать как независимость  этих органов от Конституции и  законов, как их свободу от контроля со стороны общества.

В Российской Федерации признается идеологическое и политическое многообразие, предполагающее многопартийность. Общественные объединения  равны перед законом, что предполагает пресечение попыток восстановления монополии какой бы то ни было партии.

Многопартийность  стала неотъемлемой частью общественной жизни. Конституционное закрепление  этого положения означает необратимость  процесса становления гражданского общества, в котором партии играют роль посредника между гражданским  обществом и государством.

Следует отметить, что политическая система  России находится в стадии становления, так как не все конституционные  нормы являются реализованными в  политической практике.

Сейчас  – период расцвета российской постсоветской  политической системы. При втором российском президенте система приобретает  черты законченности и стабильности, которая  была обеспечена, безусловно, до 2008 года, а также и значительно дальше при третьем президенте. В обществе не только нет никаких реальных политических сил, которые могли бы сейчас или в ближайшее время сломать систему, но пока не видно даже, откуда такие силы могли бы явиться. На ближайший исторический период система – действительно «безальтернативна» и будет лишь постепенно «совершенствоваться».

Однако, период максимального расцвета подобных систем – это всегда одновременно период начала их упадка. Сейчас признаки упадка почти не видны, но некоторые  контуры будущего упадка и кризиса  « в зародыше» всё-таки увидеть  можно. Со временем же они станут проступать всё яснее. Что же ведёт к упадку и кризису системы и делает их неизбежными? Это – расхождение  векторов развития общества и развития системы. 

Последовательное увеличение степени свободы является главным  и самым глубоким направлением современного развития. Поэтому переход к системе  реальной демократии, то есть системе, при которой оппозиция может  прийти к власти посредством демократических  выборов является не просто субъективным пожеланием, а объективной целью, «энтелехией» развития. Естественно, что путь к демократии общества, исходной точкой развития которого была совершенно закрытая традиционалистская система, не имевшая даже той институциональной основы, которая могла стать базой развития демократии, какая была в средневековых западных системах (права сословий, ограничивающие монархию, выборные сословные институты, развитое право и т.д.), занимает очень большой исторический период и особенно труден и «извилист». Тем не менее, глубинное направление нашего и мирового развития совпадают. К демократическому строю мы шли и при царизме и при советской власти и продолжаем идти сейчас. Циклы советской и постсоветской систем – это относительно поверхностные процессы, а под ними, в глубине, идут совсем иные процессы, направление которых может быть прямо противоположным меняющимся направлениям циклического развития.

Реальные «достижения  советской власти» – это то, что за советский период общество настолько изменилось и настолько  продвинулось к демократии, что после  падения советской власти возникла не новая, такая же тоталитарная система, а значительно более мягкая система, с большими элементами демократии, с более слабым, прикрытым и закамуфлированным авторитаризмом. Различия 1991 и 1917 годов и теперешнего 2003 года и двенадцатого года с момента великой революции – 1929–го, достаточно очевидны. И они говорят о том, как продвинулось за советские годы наше общество.

Естественно, оно и сейчас не стоит на месте. Меняется социальная структура общества. Постепенно исчезают наиболее традиционалистские социальные слои, прежде всего – традиционное крестьянство, психология которого, сформированная общиной, крепостным правом и затем  – колхозной системой, несомненно, является важнейшим фактором, определившим нашу политическую культуру. Одновременно расширяются новые слои, условия жизни которых предполагают меньшую рутинность, большую самостоятельность личности, свободу выбора. Всё больше людей экономически становятся не зависимыми от государства, всё более укореняются «рыночные» и частнособственнические отношения и привычки. Российское общество всё более включается в мировую систему.

Поколение, воспитанное при  советской власти, для психологии которого характерны страхи как перед властью, так и ещё больше – перед свободным выбором, который воспринимается как несущий угрозу анархии, естественным образом уходит. Новое поколение имеет уже иной опыт, воспитано в неизмеримо более свободных условиях. Для послесталинского поколения отсутствие массового террора стало нормой и именно поэтому оно могло стремиться к большему – к политическим свободам. Точно также для подрастающего сейчас поколения многопартийность, частная собственность, свобода информации, жизнь без тоталитарной идеологии, возможность поездки за границу – «нормальные» элементы мира, в котором оно родилось, то, что привычно с детства и воспринимается как норма. Для него поэтому естественно стремление к большему – к действительной демократии, основанной на реально альтернативных выборах власти. 

Общество, таким образом, становится и будет становиться  далее всё более «психологически  раскрепощённым», «открытым», всё более  способным осознать противоречие провозглашённых и в значительной мере даже принятых и усвоенных демократических принципов и реальности нашей политической системы, фактическую независимость от него власти и имитационный характер выборов. Одновременно оно становится и всё более готовым перейти к следующему этапу своего политического развития, к системе ротации власти. И как во время советской власти сами её успехи в модернизации общества приближали её кризис, ту черту, за которой дальнейшее развитие предполагало её слом, так и сейчас сами успехи нашей системы приближают черту, за которой дальнейшее развитие предполагает переход к новой системе, слом лежащей в основе нашей системы «безальтернативности». Политическая «оболочка» становится всё более тесной для развивающегося, растущего общества.

Но к кризису ведёт  не только развитие общества, которое  система допускает и в каких-то аспектах даже стремится ускорить, но которое имеет свою, не зависимую  от системы внутреннюю логику, но и  логика развития самой системы. Развивающееся  общество будет всё более «давить» на политическую «оболочку». Но и эта  «оболочка» будет «сжиматься», становиться  более жёсткой и всё больше «давить» на общество.

Естественным стремлением  власти является стремление ко всё большей безальтернативности и её распространению на все сферы политической жизни. Мы можем проследить, как от выборов к выборам президента эта безальтернативность «нарастает». В 1996 году выборы осознавались как альтернативные, приход Зюганова к власти – как реальная угроза (реальная безальтернативность достигалась созданием иллюзии опасной альтернативы). В 2000 году ни у кого уже не было сомнений в победе Путина. Тем не менее, люди голосовали за него и даже с энтузиазмом, ибо некая альтернатива – хаоса, анархии и т. д, всё же присутствовала в их сознании.

Хотя психология, на которой  основывается российская система, это  психология в значительной мере традиционалистская, это уже ослабленный, подточенный традиционализм. При всех квази-монархических элементах нашей президентской власти лояльность к ней, признание её легитимности не может основываться на чисто традиционалистских принципах (наследственная власть от Бога). Она всё же основывается на выборах, которые осознаются как свободные и альтернативные. И уничтожение иллюзии выборов не может не вести к постепенной делегитимизации власти и всей политической системы.

У власти нет способов бороться с этим. Единственные средства –  это создание искусственных «псевдокризисов», из которых возникает иллюзия  альтернативности и сознательности выборов власти как меньшего зла. Но, во- первых, создание подобных подконтрольных кризисов (как показала та же чеченская война) – дело очень рискованное. Во-вторых, регулярность возникновения кризисов к выборам, роль власти в их появлении не могут, в конце концов, не стать осознанными обществом, что может лишь ускорить делегитимизацию власти. Таким образом, само естественное стремление верховной власти к укреплению своего положения, ко всё большей безальтернативности, и её успехи на этом пути объективно ведут к её ослаблению. Система сама постепенно «подпиливает» свои собственные корни. И лет через 20, когда уйдёт теперешнее поколение с его страхами и власти, и безвластия, эта делегитимизация должна достигнуть очень больших размеров, не меньших, чем делегитимизация коммунистического строя к концу советской власти.

Управление обществом  властью, утрачивающей свою легитимность, становится всё более сложным  и, в конечном счёте – просто невозможным. Но трудности управления обществом будут нарастать и по другим причинам.

Распространение безальтернативности  на все сферы управления обществом  означает ослабление «обратных связей». Добившаяся полного формального  контроля над обществом власть тем  самым на деле утрачивает контроль, ибо она просто перестаёт знать  и понимать, что происходит в обществе. К ней перестают во время поступать  сигналы тревоги. Через подобранный и контролируемый парламент легко проводить нужные власти законы, но при таком парламенте очень трудно понять их возможные следствия. Посредством контроля над выборами, СМИ и опросами общественного мнения она создаёт иллюзорный мир не только и не столько для народных масс, сколько для самой себя. При утрате «обратных связей» кризис настигает систему неожиданно и тогда, когда пытаться справиться с ним уже поздно.