США в системе международных отношений. Американская геостратегия XXI века

          Таким образом, одной из причин заинтересованно­сти Вашингтоном в конструктивных отношениях с Мо­сквой является тот факт, что у России есть реальные возможности увеличивать или уменьшать конкурентоспособный силовой, экономический и иной потенциал КНР[23]. Исходя из вышесказанного, можно прийти к мнением о том, что при потенциальном геопо­литическом столкновении США и КНР, Россия может стать стратегическим тылом Китая[24]. Именно по­этому США прилагают усилия для удержания России и Китая в режиме конструктивного диалога с собой, хотя между Вашингтоном и этими странами существует обширный спектр расхождений. При этом Вашингтон полагает, что в отличие от Соединенных Штатов Рос­сия и КНР - региональные державы. Поэтому к сфере международного взаимодействия КНР, РФ и США относится только борьба с терроризмом, участие в эко­номической глобализации и осуществление процессов демократизации, тем самым игнорируется то, что Китай и Россия являются постоянными членами СБ ООН.

          Таким образом, отношения в «треугольнике» США - КНР - Россия в 90-е гг. XX - начале XXI в. стали приоб­ретать новые формы. Во второй половине 1990-х гг. стало распадаться единогласие постоянных членов СБ ООН, открытый же разрыв (Россия и Китай с одной стороны, США, Великобритания, Франция - с другой) возник в период конфликта вокруг Косово в 1998-1999 гг.

          В целом же, учитывая современное развитие России, она представляет «угрозу» США только как потенциаль­ная союзница КНР в американо-китайском противостоя­нии. Поэтому, по мнению некоторых российских иссле­дователей, важная задача Вашингтона состоит в том, что­бы мирными средствами (без применения силовых мето­дов) превратить Россию в безъядерную державу - это часть китайской политики США, т.к. ослабленная и безъ­ядерная Россия перестанет быть опасной для США как стратегический партнер КНР. Поэтому в таких условиях Китай и Россия могут оказаться весьма полезными друг другу в деле укрепления самостоятельности своих внеш­неполитических позиций[25].

          Здесь стоит согласиться с мнением научного со­трудника Института мировой экономики и междуна­родных отношений РАН О.Л. Остороухова о том, что несмотря на неоспоримый рост китайской экономики и несомненное усиление КНР на международной арене, отношения с Китаем надо строить не на основе поли­тики «сдерживания», а «на реалистических оценках нынешней мощи КНР, перспектив ее дальнейшего уси­ления и - самое главное - прогнозировании характера наиболее вероятных действий КНР на международной арене в обозримом будущем»[26]. При этом для России важно поддерживать как партнерские отношения с США, так и стратегическое взаимодействие с КНР.

          Таким образом, интересы России, Китая, Америки неразрывно свя­заны. Существует взаимная заинтересованность в со­гласовании национальных интересов как внутри «тре­угольника», так и в двусторонних отношениях этих стран. В глобальном контексте XXI в. отношения меж­ду Соединенными Штатами, Россией и Китаем не должны быть отношениями противостояния, т.к. от их позиций по кардинальным вопросам международных отношений зависит не только региональная безопас­ность, но структура нового миропорядка и глобальная безопасность. Отношения в «треугольнике» США-КНР - Россия важны не только для каждого из участ­ников, но и для ситуации в мире в целом.

2.2 Политика США в Центральной Азии

        После террористических актов 11 сентября 2001 г. борьба с терроризмом во всемирном масштабе немед­ленно была объявлена основной задачей внешней поли­тики США. Афганистан стал первым объектом антитер­рористической кампании, а страны Центральной Азии оказались, согласно формулировке официального Ва­шингтона, «прифронтовыми государствами».

         В конце 2001 г. произошло развертывание американско­го военного присутствия в странах региона и было зано­во определено место Центральной Азии в американской внешней политике. Вашингтон стал оказывать значительное влияние на региональную систему международ­ных отношений и, более того, претендовать на оказание определяющего воздействия на ее развитие.

         Узбекистан, имевший наиболее развитые военно-политические отношения с Соединенными Штатами, первым из стран региона согласился предоставить в пользование американцев свою военную инфраструк­туру. На авиабазе в Ханабаде было размещено 1-1,5 тыс. американских военнослужащих. Ташкент рас­ценил сложившуюся ситуацию как возможность упро­чить статус ключевого партнера США в регионе и под­крепить собственные притязания на лидерство в Цен­тральной Азии.

В марте 2002 г. США и Узбекистан подписали Декларацию о рамках стратегического партнерства и сотрудничества, в которой провозглаша­лось, что «США будут с серьезнейшей обеспокоенно­стью рассматривать любую внешнюю угрозу безопас­ности и территориальной целостности Республики Уз­бекистан»..         

           Значительно расширилось американо-таджикское сотрудничество. Авиация США и союзни­ков получила право использования воздушного про­странства страны и дозаправки в аэропорт Душанбе. США сняли действовавшие ранее ограничения на по­ставки в Таджикистан военного снаряжения и оборудо­вания. Между Вашингтоном и Душанбе установился политический диалог, ранее практически отсутство­вавший.

         В декабре 2001 г. Кыргызстан предоставил США и союзникам авиабазу в аэропорту Манас сроком на один год. Впоследствии соглашение продлевалось дважды: в июне 2003 и в июле 2006 г.

          В сложном положении в связи с усилением амери­канского военного присутствия в Центральной Азии оказался Казахстан, имеющий тесные отношения в сфере безопасности с Россией и вынужденный учиты­вать негативное отношение Китая к созданию военных баз США в регионе. По заявлениям американских должностных лиц, Казахстан предложил США размес­тить на своей территории военные базы, но Вашингтон, в силу отсутствия в этом необходимости, не принял предложения Астаны .  

          В неофициальных источниках сообщалось о существовании в казахстанском руководстве разногласий по вопросу о допустимо­сти базирования в стране американских сил и о давлении, оказанном на Казахстан Китаем с целью удержать Астану от углубления военного сотрудничества с США. Ка­захстан открыл для США и союзников воздушное про­странство и железнодорожное сообщение с базами в Кыр­гызстане и Узбекистане и предоставил американской авиации право посадки в чрезвычайных случаях в аэро­порту Алматы. Туркменистан согласился на открытие воздушного пространства и наземных коридоров только для гуманитарных поставок в Афганистан[27].

          Вашингтон высоко оценил поддержку центрально-азиатских стран, состоявшую не только в предоставле­нии баз для сил США и союзников, но и в снабжении отрядов «Северного альянса», открытии коридоров для масштабных поставок в Афганистан гуманитарной по­мощи и политическом содействии созданию нового афганского правительства. США заявили, что «не по­кинут Центральную Азию» в будущем и стремятся к долгосрочному и всестороннему партнерству со стра­нами региона.

         Свержение режима талибов избавило страны Цен­тральной Азии от основной внешней угрозы. Серьез­ный удар был нанесен по Исламскому движению Узбе­кистана.

        Таким образом, в краткосрочном плане «гло­бальная война с терроризмом» способствовала укреп­лению региональной безопасности. В то же время соз­дание в Центральной Азии американских баз привело к возникновению на региональном уровне новых амери­кано-российских и американо-китайских противоре­чий. Россия и Китай стали с возрастающей настойчиво­стью указывать на ограниченность, по срокам и зада­чам, американской миссии в регионе. Усилилось со­перничество между Москвой, Пекином (нередко дейст­вующими совместно) и Вашингтоном за влияние в странах региона. В каждой из стран стал складываться изменчивый баланс российского, американского и ки­тайского влияний.

          С 2003 г. этот баланс стал меняться не в пользу США. Правящие элиты центрально-азиатских стран увидели в американской политике стремление сохра­нить стратегические приобретения, сделанные в Цен­тральной Азии, не связывая себя конкретными обяза­тельствами по обеспечению стабильности правящих режимов. Возросло недовольство американским вари­антом афганского урегулирования, при котором на не­определенный срок сохраняется специализация эконо­мики Афганистана на производстве наркотиков. Втор­жение США в Ирак, где американская дипломатиче­ская и военная машина увязла, сталкиваясь с нарас­тающим числом проблем, усилило неопределенность относительно   наличия   у   Вашингтона   политической воли и ресурсов, необходимых для придания «запаса прочности» афганскому правительству и оказания, в случае кризисов, действенной помощи странам Цен­тральной Азии.

        В 2004-2005 гг. произошла переориентация внеш­неполитического курса Узбекистана, ускоренная сме­ной власти в Кыргызстане, содействие которой оказал ряд американских неправительственных организаций, и осуждением Вашингтоном действий узбекских властей при подавлении беспорядков в Андижане 12-13 мая 2005 г. В Ташкенте, очевидно, посчитали, что США -союзник не только ненадежный, но и небезопасный. В ноябре 2005 г. по требованию узбекских властей была закрыта база в Ханабаде. Узбекистан утратил положе­ние привилегированного американского партнера, и двусторонние отношения вступили в стадию резкого охлаждения.

          Пытаясь компенсировать потерю ключевою союзни­ка в регионе, США переключили внимание на Казах­стан, объявив страну «региональным лидером» и «стра­тегическим партнером» в сфере безопасности и энерге­тических проектах. Вашингтон дал согласие на председательство Астаны в Организации по безопасно­сти и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) в 2011 г., чем был зафиксирован особый статус Казахстана не только в Центральной Азии, но и на постсоветском пространстве в целом. США поставили на прочную основу отношения с Таджикистаном, оказывая помощь национальной по­граничной службе и финансируя реализацию ряда транспортных и гуманитарных проектов. Вашингтон обеспечил продление (ценой многократного повышения арендной платы) срока действия соглашения о военной базе в Кыргызстане, а в июне 2008 г. был поставлен во­прос о ее расширении.

         После смерти в декабре 2006 г. президента Туркме­нистана С. Ниязова резко активизировались американо-туркменские отношения. Новый президент Г. Бердымухаммедов принял в апреле 2008 г. участие в саммите НАТО, в рамках которого состоялась его встреча с Дж. Бушем.

       Туркменистан дал согласие на использова­ние своей территории для тылового обеспечения Меж­дународных сил содействия безопасности, действую­щих в Афганистане под командованием НАТО[28]. Ва­шингтон активно занялся посредничеством в нормали­зации отношений между Ашхабадом и Баку, являю­щейся одним из условий строительства Транскаспий­ского газопровода, по которому туркменский газ по­ставлялся бы на экспорт в Турцию и страны Южной и Центральной Европы в обход территории России.

          В конце 2007 - первой половине 2008 г. наметились признаки улучшения американо-узбекских отношений. Изменилась тональность заявлений высшего узбекско­го руководства. Ташкент согласился подписать с НАТО соглашение об обеспечении транзита невоенных грузов в Афганистан и предоставить американским военно­служащим право использовать Термезе, где существует немецкая военная база, в качестве транзитного пункта на пути в Афганистан. Знаковым событием стало участие президента И. Каримова в саммите НАТО в апреле 2008 г. Американские политики и эксперты стали гораздо реже упоминать о необходимости междуна­родного расследования андижанских событий.

          Осенью 2005 - весной 2006 г. в Вашингтоне была разработана новая концепция центрально-азиатской политики. Ее суть состоит в том, чтобы, опираясь на роль Афганистана как связующего звена между Цен­тральной и Южной Азией и американо-индийские и американо-пакистанские отношения, оказывать на­правляющее воздействие на формирование нового ре­гиона, названного «Большой Центральной Азией», и культивировать ускоренное развитие политических, экономических, транспортных и гуманитарных связей между Центральной и Южной Азией. Этим предпола­гается создать альтернативу российским и китайским проектам для региона и дать импульс его социально-экономическому развитию.

         Будучи в значительной степени политизированной и оторванной от реальности, концепция «Большой Цен­тральной Азии», особенно в условиях ухудшения си­туации в сфере безопасности в Афганистане и затяжно­го социально-политического кризиса в Пакистане, не принесла осязаемых результатов. Однако попытки ее реализации неблагоприятно отражаются на действен­ности уже существующих в регионе организаций воен­но-политического и экономического сотрудничества.

          Показательно, что США и руководство НАТО под­черкнуто игнорируют попытки Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) установить хотя бы ограниченное взаимодействие с НАТО, характери­зуя ОДКБ как военный альянс «старого образца»[29].

         В Вашингтоне предпочитают даже не упоминать о существовании Евразийского экономического сообще­ства. США не поддержали создание в Центральной Азии зоны, свободной от ядерного оружия[30].

         Официальный Вашингтон принижает значимость Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), ут­верждая, что не видит «конкретных достижений» ШОС и не вполне понимает, чем вообще занимается эта структура. Подчеркивается намерение строить отношения со странами ШОС на двусторонней основе.

         Хотя Соединенным Штатам не удалось сохранить влияние в Центральной Азии на высшем уровне, дос­тигнутом и пройденном в 2001-2003 гг., США продол­жают оказывать значительное влияние на региональную систему международных отношений. Активная полити­ка Вашингтона в регионе предоставляет центрально-азиатским странам более широкие возможности для ди­версификации внешних связей и внешнеполитического маневрирования. В то же время США игнорировали су­ществующие общерегиональные институты безопасно­сти и экономического сотрудничества, а разработанная к концу 2005 г. новая стратегия центрально-азиатской политики, предполагающая единый подход к Централь­ной и Южной Азии, не предложила сколько-нибудь жизнеспособных альтернатив уже имеющимся структу­рам. Ставка Вашингтона на взаимодействие с централь­но-азиатскими партнерами на двусторонней основе, с выстраиванием при этом явной, но весьма непостоянной иерархии страновых приоритетов, оказала неблагопри­ятное воздействие на становление многостороннего со­трудничества в Центральной Азии[31].