Внешняя политика османской империи во второй половине 19 века

Благодаря вмешательству французских уполномоченных, проявлявших большой интерес к грекам, но не желавших доводить Россию до крайности, было решено, что греческим делегатам будет разрешено представить свои пожелания и замечания конгрессу лишь тогда, когда встанет вопрос о решении участи греческих провинций Турции, пограничных с греческим государством, иными словами лишь Эпира и Фессалии.

Дебаты по болгарскому вопросу заняли затем четыре продолжительных заседания (22-26 июня). Это было подлинное сражение между представителями России, с одной стороны, и представителями Англии и Австро-Венгрии - с другой. В итоге эти последние одержали победу почти по всем пунктам. Было окончательно условлено, что новое княжество будет ограничено Балканами, за исключением запада, где ему оставят вместе с Софией маленькую территорию к югу от гор. Таким образом, побережье Эгейского моря будет изъято из-под косвенного господства России, а Турция избегнет пагубного раздробления, на которое обрекал ее Сан-Стефанский договор. Вместо двух лет русская оккупация должна была продолжаться всего девять месяцев. Конгресс решил, что организация Болгарии будет происходить не под исключительным наблюдением русского комиссара, но под надзором европейской комиссии. Конгресс озаботился также организацией новой провинции, расположенной к югу от Балкан, между Македонией и Адрианопольским санджаком. Эта провинция, со столицей в Филиппополе, будет пользоваться широкой административной автономией и получит название Восточной Румелии. Хотя регулярные войска султана и не имели права пребывать постоянно внутри этой страны, но они могли занять и защищать ее границы. Когда пришла очередь обсуждения вопроса о Боснии и Герцеговине (28 июня), Андраши огласил длинный меморандум, из которого следовало, что по его мнению, Турция никогда не сможет умиротворить эти провинции и необходимо срочно заняться их судьбой, так как своими волнениями они нарушают спокойствие и интересы Австро-Венгерской монархии. Турки, для которых это было жестокой неожиданностью, громко запротестовали. Бисмарк сурово заметил им, что задачей конгресса является не частный интерес Порты, а общий интерес Европы, и что, в конечном счете, султану не приходится жаловаться, так как ему вернули Македонию и Румелию.[82] Турки заявили, что у них нет на это полномочий, но им дали понять, что их несогласие не будет принято во внимание. В конце концов, несколькими днями позже турки должны были отказаться от бесполезного сопротивления. Итак, было решено, что на неопределенный период Австро-Венгрия может оккупировать Боснию и Герцеговину и управлять этими провинциями, которые оставались, таким образом, лишь номинально частью Оттоманской империи.

Следующие заседания конгресса были посвящены в первую очередь Сербии и Черногории. Независимость этих государств была признана. Однако обещанные второй из них территориальные уступки были сокращены на две трети. Что касается первой, то значительная часть обеспеченных ей Сан-Стефанским договором территориальных приращений переносилась к востоку; иными словами, вместо того чтобы предоставить их Сербии за счет Боснии, их отбирали у Болгарии (новая выгода для Австро-Венгрии и новое унижение для России). Приблизительно в то же время конгресс разрешил представителям Греции изложить ему пожелания их правительства. Греческие дипломаты несколько охладили избытком своих претензий усердие своих друзей. В самом деле они требовали не более не менее, как Албанию, Эпир, Фессалию и Крит. В результате, конгресс им ничего не предоставил, но заявил, что им надлежит договориться непосредственно с Портой относительно требуемого ими исправления границ, взяв за основание линию, образуемую течениями рек Каламас и Саламврия, и что если им удастся придти к соглашению с Турцией, великие державы выступят в качестве посредниц между обеими сторонами.[83] Что же касается Крита, то конгресс постановил, что к этому острову будет применяться «Органический статут» 1868 г. наконец, остальные принадлежащие Турции греческие провинции должны быть реорганизованы в соответствии с мнением европейской комиссии, созданной для Восточной Румелии. Румынские дела повели к горячим дебатам. Румынское княжество было без трений объявлено независимым, подобно Сербии и Черногории, которое, как и оба вышеуказанных, должно было признать полное гражданское равенство всех своих подданных. Помимо этого, несмотря на резкое сопротивление России, при решительной поддержке Англии и Австро-Венгрии, Румыния потребовала, чтобы их стране не пришлось идти на какую-либо территориальную уступку, а также чтобы русские войска не получили права прохода через румынскую территорию, чтобы Румынии предоставили устья Дуная и Змеиный остров и чтобы Россия выплатила ей военное возмещение.[84] Конгресс не счел возможным удовлетворить их просьбу. Решение об обратной уступке Бессарабии было оставлено в силе. Но в виде утешения Румыния получила по требованию Ваддингтона лишних две тысячи квадратных километров в Добрудже, к великому неудовольствию России, так как это территориальное приращение было предоставлено за счет Болгарии.

Конгрессу пришлось заняться затем дунайским вопросом и вопросом военной контрибуции, наложенной царем на султана. Что касается первого вопроса, то за исключением некоторых выгод, предоставленных Австро-Венгрии, status quo, установленный предшествующими договорами, был сохранен. В отношении же сумм, которые подлежали выплате России, было постановлено, что они не могут быть заменены территориальными приобретениями и что царь не будет пользоваться преимущественными перед другими кредиторами Турции правами на получение своего долга (иными словами, что этот долг никогда не будет уплачен). Россия, столько раз и совсем еще недавно желавшая присвоить себе одной право покровительства над христианской религией в Турции, должна была отказаться от этой монополии. Порта добровольно, выразила твердое намерение соблюдать религиозную свободу, придав ей самый широкий смысл. Конгресс принял к сведению эту декларацию (4 июля) и провозгласил от имени Европы принцип, в силу которого в Турции должно существовать безусловное гражданское и политическое равенство между приверженцами различных вероисповеданий; духовные лица, паломники и монахи различных национальностей должны пользоваться в Оттоманской империи одинаковыми правами, а их учреждения, так же как и они сами, будут поставлены под покровительство великих европейских держав. 6 июля оставалось разрешить лишь один более или менее важный вопрос, а именно об азиатских территориях, завоеванных Россией во время последней войны; он был разрешен без особого труда. Оставаясь верной своим обязательствам по отношению к Англии, Россия заявила, что отказывается от Алашкертской долины и от Баязета ценою уступки Котура Персии. Больше того, желая дать еще одно удовлетворение британскому правительству, министры царя заявили, что их государь не намеревается укреплять Батум и собирается сделать из него свободный порт. Кроме того, было решено, что проект обещанных Армении реформ будет передан на усмотрение не одной Россией, а держав. Наконец, свобода Константинопольского и Дарданелльского проливов в том виде, в каком она была установлена договорами 1856 и 1871 гг., была попросту подтверждена.

Англия могла теперь, не совершая неосторожности, открыть свое секретное соглашение с Портой от 4 июня. Действительно: она сделала это 8 июля, сообщив, что немедленно займет Кипр. Для большинства держав и, в особенности для России это было поистине неожиданной развязкой. Конгресс закончил свои работы 13 июля подписанием трактата в 64 статьи, элементы которых редакционная комиссия почерпнула из его протоколов. В Берлинском трактате прежде всего поражает то, что он словно создан не для обеспечения всеобщего мира, а с целью перессорить все великие и даже многие мелкие державы.[85] Следует полагать, что наименее удовлетворенной оказалась Турция. Могла ли Турция сохранить теперь добрые чувства к Англии и Австро-Венгрии, с давних пор заявлявшим, что они являются ее естественной поддержкой? Первая из них только что забрала Кипр, грозила свести к нулю ее власть в Малой Азии, прилагала усилия, чтобы отнять у нее Египет, и, в довершение всего, обманула ее, позволив второй захватить Боснию и Герцеговину. Венский двор вытеснил ее из Иллирии и бросал алчные взгляды на Салоники. Странный способ спасения «больного».[86]  Если у Турции не было оснований для удовлетворения, то остались ли, по крайней мере, довольны хотя бы те христианские национальности Балкан, во имя которых царь предпринял последнюю войну? Как раз наоборот! Все они протестовали против Берлинского трактата. Румыны жаловались, что их обобрали собственные союзники. Сербия и Черногория, рассчитывавшие поделить между собою Боснию и Герцеговину, испытывали глубокое разочарование. Греки не добились ничего кроме поощрений и хороших слов; к тому же им позволили надеяться на получение четверти тех территорий, которых они домогались. Болгария с давних пор не перестававшая стремиться к созданию единого государства, была вопреки своей воле поделена на два отрезка. Христианские провинции, оставленные Турции, должны были довольствоваться пока неопределенными, недостаточными на их взгляд, обязательствами.

Таким образом, Сан - Стефанский  договор и Берлинский трактат – это два варианта одного документа, подведшего черту под восточным  кризисом 1875-1878гг. Второй вариант  явился выражением соотношения реальных сил великих держав в Европе, которые сложились не в пользу России и боровшихся в союзе с ней балканских народов. Поэтому размеры побед и поражений дипломатий великих держав определялись не интересами этих народов, а тем пределом обоюдных уступок, преступив который можно было оказаться в состоянии междоусобной войны. Берлинский трактат – это такое хитросплетение дипломатии великих держав Западной Европы, благодаря которому на многие годы Балканы снискали себе печальную известность «порохового погреба» Европы.[87] Берлинский конгресс поставил крест на политике статус-кво, мешавшей освободительным процессам, признал крах попыток сохранения власти Порты над большей частью полуострова. К середине 70-х годов XIX века ни одному народу Балканского полуострова не удалось полностью решить вопрос об освобождении от османского ига. Общенародное восстание на Балканах призвано было решить главную историческую задачу – покончить с социальным, национальным и религиозным гнетом турецких феодалов. Русско-турецкая война позволила балканским народам реализовать многие надежды.   И, несмотря на итоги Берлинской конференции, результаты восточного кризиса 1875-1878 гг. имели огромное значение.

Глава 3.  Дипломатия Турции  после 1878 г.

3.1 Основные направления внешней политики Порты в отношении к западным державам.

Итоги восточного кризиса 1875-1878 гг. ускорили процесс превращения Османской империи в полуколонию империалистических держав, сохраняющую политическую самостоятельность, но опутанную сетями финансовой и дипломатической зависимости.[88] После восточного кризиса 1875-1878 гг. на основании доктрины панисламизма Абдул-Хамид рассчитывал найти средство восстановить престиж империи, помешать ее закабалению западноевропейскими державами, по-своему решить национальные проблемы, наконец, упрочить собственную власть в государстве. После Берлинского конгресса резко усилилась экономическая экспансия ведущих капиталистических держав в Турции, существенно ограничившая самостоятельность экономического и политического развития страны, приспосабливавшая отдельные отрасли хозяйства империи к потребностям экономики Западной Европы. Мощным финансовым рычагом закабаления Турции служили внешние займы и финансовый контроль западноевропейских держав, в первую очередь Франции и Англии, в лице Оттоманского банка. Огромные расходы во время войны 1877-1878 гг. привели к краху финансовой системы империи. Это было использовано западноевропейскими державами для установления прямого финансового контроля над Турцией путем организации в 1881 г. Управления оттоманского долга, в распоряжение администрации которого Порта передала доходы от табачной и соляной монополий, от гербового и ряда других сборов, а также право распоряжаться данью с Болгарского княжества, доходами с Кипра и из Восточной Румелии.[89]

В это время выявился переход правящих кругов западных держав от политики сохранения целостности Османской империи к политике ее раздела. Великими державами были санкционированы захваты в 1878 - 1881 гг. Крита, Боснии и Герцеговины, части Новопазарджикского санджака, большей части Фессалии и провинции Артра в Южном Эпире. Судьбу этих бывших владений султана разделили Тунис (1881г.), Египет (1882г.), районы Асэб (1882г.), Бейлуль и Массауа (1885г.) на Красном море.[90] Казалось, что окончательный распад Османской империи - дело самого близкого будущего.

На фоне усиления экономической, политической и идеологической экспансии великих держав и развития национальных и антитурецких движений в арабских странах Передней Азии и Северной Африки, а также на Балканах все большее недоверие вызывала в Стамбуле ближневосточная политика «союзницы» Турции Великобритании. В условиях тяжелого экономического положения и финансового банкротства, отказа держав от принципа сохранения целостности владений султана и международной изоляции Турции после Берлинского конгресса Абдул-Хамид и лица из правящего лагеря стали придавать все большее значение сближению с Германией. С 1879г. статьи турецких газет приобретают все более и более прогерманскую направленность, в них все чаще стали проявляться невыгодные для Англии сравнения с Германией. «Германская империя призвана играть выдающуюся роль в мире, а главное - то, что она не имеет владений в мусульманских странах»,- писала в начале 1881г. газета «Османлы».[91] Последнее обстоятельство было немаловажным для Абдул-Хамида, претендовавшего на признание своей неограниченной власти халифа во всем мусульманском мире. К этому надо добавить и его планы улучшить международное положение Турции, найдя в Германии поддержку против Англии и России.

Нельзя признать правильным довольно широко распространенное в исторической литературе мнение, что Порта не имела самостоятельного внешнеполитического курса, и что Абдул-Хамид полностью подчинялся влиянию западноевропейских держав, а султанское правительство как бы являлось объектом иностранной дипломатии.[92] Внешняя политика Абдул-Хамида преследовала цели удержать свои, правда сильно ослабленные, позиции на Балканах, расширить сферу турецкой власти на Аравийском полуострове и в зоне Персидского залива, помешать национально-освободительному движению в различных пределах империи. Тактика турецкой дипломатии состояла в лавировании и использовании противоречий великих держав в Восточном вопросе при сохранении свободы выбора в области внешнеполитической ориентации.[93]

В 80-е годы, как и в предшествующее десятилетие, в правительственных кругах Стамбула действовали две основные группировки по вопросам внешнеполитической ориентации. Первая из них - проанглийская -возглавлялась Кямиль-пашой, который с 1885 по 1891 гг. занимал пост великого везира. Являясь убежденным англофилом, Кямиль-паша при этом разделял прогерманские симпатии султана и был приверженцем вступления Турции в Тройственный Союз. Другая группировка считала необходимым проведение добрососедской политики относительно России, взаимодействия с ней при решении отдельных балканских и ближневосточных вопросов под руководством предшественника Кямиль-паши на посту великого везира Мехмед Саид-паши. Абдул-Хамида устраивало такое положение, поскольку оно позволяло ему маневрировать (и, как показали события, подчас довольно успешно) на международной арене.

Западные державы желая избежать разногласий, а именно Австро-Венгрия, Германия и Россия, заключили в 1881 г. пакт, под названием Союза трех императоров и брали обязательства «взаимно считаться с интересами договаривающихся сторон на Балканском полуострове», давая при этом взаимное обещание в том, «что какие-либо изменения в территориальном статус-кво Европейской Турции могут произойти не иначе, как по взаимному их согласию».[94] Не возражая против аннексии Австро-Венгрией в подходящий для нее момент Боснии и Герцеговины, русское правительство добилось от Вены и Берлина согласия не препятствовать возможному в будущем объединению Болгарского княжества с Восточной Румелией, «если бы этот вопрос был выдвинут силой вещей».[95] Предусматривалось также, что союзники должны будут прилагать все силы, чтобы не допустить оккупации Восточной Румелии или другой части европейских владений султана турецкими войсками (Порта имела на это право по Берлинскому договору), а их агенты на Востоке будут стараться уладить возможные разногласия. В договоре имелся еще один чрезвычайно важный для русского правительства пункт (ст.3) - о том, что «три двора признают европейское значение и взаимную обязательность принципа закрытия проливов Босфора и Дарданелл» и «будут сообща следить за тем, чтобы Турция не допускала исключения из этого правила в интересах какого бы то ни было правительства» (подразумевалась, конечно, Англия).[96] В случае нарушения этого условия или для предотвращения такового, все три правительства обязывались предупредить Порту, что они в подобном случае будут считать Турцию находящейся в состоянии войны с той державой, в ущерб которой будет нарушен принцип закрытия проливов.