Биография Л. Н. Толстого

Мы собирали в карманы, подолы и наш кабриолет, и бабушка принимала и хвалила  нас. Как мы пришли домой, что было после, я ничего не помню; помню, что  бабушка, орешник, терпкий запах  ореховой листвы, камердинеры, желтый кабриолет, солнце - соединились в  одно радостное впечатление. Мне  казалось, что как мыльные пузыри могли быть только у бабушки, так  и лес, и орехи, и солнце, и те могли быть только при бабушке  в желтом кабриолете, который везут  Петруша и Матюша.

Самое же сильное, связанное с бабушкой, воспоминание, - это ночь, проведенная в спальне  бабушки, и Лев Степаныч. Лев Степаныч был слепой сказочник (он был уже  стариком, когда я узнал его), - остаток старинного барства, барства  деда. Он был куплен только для того, чтобы рассказывать сказки, которые  он, вследствие свойственной слепым необыкновенной памяти, мог слово в слово рассказывать после того, как их раза два прочитывали  ему.

Он жил где-то в доме, и целый день его было не видно. Но по вечерам он приходил наверх, в спальню бабушки (спальня  эта была в низенькой комнатке, в которую входить надо было по двум ступеням), и садился на низенький  подоконник, куда ему приносили ужин с господского стола. Тут он дожидался  бабушку, которая без стыда могла  делать свой ночной туалет при слепом человеке. В тот день, когда был  мои черед ночевать у бабушки, Лев Степаныч со своими белыми глазами, в синем длинном сюртуке с  буфами на плечах сидел уже на подоконнике  и ужинал. Не помню, как раздевалась  бабушка, в этой ли комнате иди  в другой, и как меня уложили  в постель, помню только ту минуту, когда свечу потушили, осталась одна лампадка перед золочеными иконами, бабушка, та самая удивительная бабушка, которая пускала эти необычайные  мыльные пузыри, вся белая, в белом, на белом и покрытая белым, в своем  белом чепце, высоко лежала на подушках, и с подоконника послышался ровный, спокойный голос Льва Степановича: "Продолжать прикажете?" - "Да, продолжайте". - "Любимая сестрица", сказала  она, - заговорил Лев Степаныч тихим, ровным старческим голосом, - "расскажите нам одну из тех прелюбопытнейших сказок, которые вы так хорошо умеете рассказывать". "Охотно, - отвечала Шехеразада, - рассказала бы я замечательную  историю принца Камаральзамана, если повелитель наш выразит на то свое согласие". Получив согласие султана, Шехеразада начала так: "У одного владетельного царя был единственный сын..." - очевидно, слово в слово по книге начал Лев Степаныч историю Камаральзамана. Я не слушал, не понимал того, что он говорил, настолько был поглощен таинственным видом белой бабушки, ее колеблющейся тенью на стене и видом старика с белыми глазами, которого я не видал теперь, но которого помнил неподвижно сидевшего на подоконнике и медленным голосом говорившего какие-то странные, мне казавшиеся торжественными слова, одиноко звучавшие среди темноты комнатки, освещенной дрожащим светом лампадки. Должно быть, я тотчас же заснул, потому что дальше ничего не помню, и только утром опять удивлялся и восхищался мыльными пузырями, которые, умываясь, делала на своих руках бабушка" (*).

(* Из доставленных  мне и отданных в мое распоряжение  черновых неисправленных записок  Л. Н Толстого. *)

По воспоминаниям  сестры Льва Николаевича, Марьи Николаевны, у слепого Льва Степановича был  такой тонкий слух, что он ясно слышал, как бегают мыши, и знал, куда они  бегут. Одним из лакомств для мышей  в комнате бабушки было лампадное  масло, которое они лизали. И вот  ночью, во время равномерного рассказыванья  сказки, Лев Степанович вдруг останавливался и таким же спокойным голосом  заявлял: "А вот, ваше сиятельство, мышка побежала к лампадке масло  лизать". И потом с той же равномерностью продолжал свой рассказ.

Графы Толстые  известны на многих отраслях общественной деятельности; мы полагаем, что читателям  интересно знать, в какой степени  родства находятся некоторые  из них по отношению к Льву Николаевичу. Мы упомянем здесь о Федоре Петровиче  Толстом, известном художнике, медальере  и вице-президенте императорской  Академии Художеств, приходившемся  родным братом Константину Петровичу  Толстому, отцу поэта Алексея Константиновича  Толстого, который, в свою очередь, приходился троюродным братом Льву Николаевичу. Бывший министр, Дмитрий Андреевич Толстой, известный своими ретроградными  реформами, принадлежал к более  дальней родне Льва Николаевича  и происходил от их общего предка Ивана  Петровича Толстого, сына первого  графа Толстого, Петра Андреевича, умершего с ним вместе в ссылке, в Соловецком монастыре (*).

(* Сведения, доставленные  Л. Н. Толстым. (См. также Энциклопедический  словарь Брокгауза и Ефрона, т. XXXIII, с. 462). *)

Надо упомянуть  также об интересном человеке Федоре Толстом, прозванном "американцем" и известном своими эксцентрическими авантюрами. В комедии Грибоедова "Горе от ума" есть намек на него в словах: "в Камчатку сослан был, вернулся алеутом". О нем говорит  и Лев Николаевич в воспоминаниях  о своем детстве. Личность его  послужила Льву Николаевичу отчасти  материалом для создания в "Войне  и мире" типа Долохова. Он приходился двоюродным дядей Льву Николаевичу.