Путешествуя по Некрасовским местам

Гуторят меж собой…

Прошли  село, увидели

В зеленой  раме зеркало:

С краями полный пруд. 

     Об  Абакумцеве Некрасов говорит и в «Рыцаре на час», одним из самых замечательных стихотворений , посвященных женщине – матери. Елена Андреевна оказала огромное влияние на сына, который вспоминал о ней в своих стихах до последних дней своей жизни. 

     Самое  святое что было у Некрасова - это конечно, мать. Недаром в его произведениях слова «Родина», «мать», «муза» зачастую однозначны. Некрасов расстался с матерью шестнадцати летним юношей. Он уехал в Петербург и побывал в родительском доме только через 4 года. В Грешнево Николай Алексеевич вернулся в начале августа 1847 года, но не застал мать в живых. Елена Андреевна умерла внезапно. 

У той  плиты, где ты лежишь, родная,

Припомнил я, волнуясь и мечтая,

Что мог  еще увидеться с тобой,

И опоздал!...

   О матери поэту известно не многое. Не сохранилось ни ее портрета, ни ее писем, ни личных вещей. Даже дата рождения ее неизвестна. В стихотворение «Рыцарь на час» Некрасов очень тепло, с глубоким чувством говорит о Елене Андреевне: 

Повидайся со мною, родимая!

Появись легкой тенью на миг!

Всю ты жизнь прожила не любимая,

Всю ты жизнь прожила для других.

Треволненья мирского далекая,

С неземным выраженьем в очах

Русокудрая, голубоокая,

С тихой  грустью на бледных устах,

Под грозой величаво – безгласная,-

Молода  умерла ты, прекрасная,

И такой  же явилась ты мне.

При волшебной  светящей луне. 

     Воспоминания  о матери для Некрасова были  тягостными и в то же время  дорогими, мучительно – сладкими. Он не мог, да и не хотел  уходить от них. Никогда не  забывал он, чем была для него  мать, и всю жизнь был ей  глубоко благодарен. 

И если я легко стряхнул с годами,

С души моей тлетворные следы

Поправшей все разумное ногами,

Гордившейся невежеством среды,

И если я наполнил жизнь борьбою,

За идеал  добра и красоты,

И носит  песнь, слагаемая мною,

Живой любви  глубокие черты –

О мать моя, подвигнут я тобою!

Во мне  спасла живую душу ты

(писал  Некрасов не задолго до смерти) 

     Неподалеку  от церкви стоит двухэтажное   деревянное обшитое тесом здание. Это школа построенная Некрасовым для крестьянских детей сто с небольшим лет назад. В строительстве школы и в проведении занятий Некрасову помогал местный священник И. Г. Зыков. Иван  Григорьевич, человек образованный, считал, что крестьянин должен быть грамотным.

     Сперва школа размещалась в доме абакумцевского дьячка, но местная помещица, ярая крепостница Набокова, нравом напоминавшая Салтычиху, не желала, чтоб ее крестьяне учились.

     В  начале 1861 года Некрасов обратился  к директору Ярославского Демидовского  лицея с просьбой на разрешение открытие школы. После долгих хлопот и проволочек, разрешение было получено и школу открыли.

     Отсутствие  специального помещения затрудняло  регулярные занятия, и Некрасов  решил  построить школу. Поэт  внес деньги на строительство,  помогали и его петербуржские  друзья. 1871 году школа была построена,  а через год начались занятия.  Зыков учил детей сам, потом  ему стала помогать дочь Александра, а когда она вышла замуж и уехала, ее заменил брат Михаил.

     Некрасов  все время заботился о школе,  высылал книги, учебники, деньги  на ее содержание. Поэт был  попечителем Абакумцевской школы  до конца жизни. 
 

На  земле Новгородской 

Ой! Надоела  ты, глушь Новгородская!

Ой! Истомила ты, бедность крестьянская!

Некрасов  «Пожарище» 

      В жизни Некрасова часто бывали  периоды, когда напряженная литературная  работа не давала возможности  отлучиться из Петербурга на долго, когда, улучшив два – три менее или более свободных дней, он уезжал побродить с ружьем в расположенные неподалеку новгородские места.

      Многие стихи Некрасова – это своего рода поэтические  «записки охотника». В них живописные картины леса, болота, увиденные охотничьим глазом,  описания любимого занятия, его участников.

     В  новгородских лесах водилось  иного дичи и была великолепная медвежья охота. Особенно часто Николай Алексеевич наведывался сюда после открытия железной дороги Петербург – Москва в 1851 году.  «Я охотился по железной дороге – эта дорога как будто нарочно пролегала через те места, которые нужны только охотникам и более никому… - писал он  Тургеневу, такому же большому любителю охоты. – В три поездки туда, убил я по более сотни белых и серых куропаток и глухарей, не считая зайцев, и услыхал одно новое словечко, которое мне очень понравилось, - паморха. Знаешь ли ты, что это такое? Это мелкий, мелкий нерешительный дождик, сеющий как сквозь сито и бывающий летом… Он  паморхой, в отличие от измороси, идущей в ту пору более холодную. Это словцо Новгородской губернии.

     Унылая сторона, населенная половину карелами, бедная и невероятно дикая… Изобретение пороху еще не проникало сюда , и единственная охота, употребительная здесь, - это на уток посредством брюха. Мужик идет по болоту и, увидев молодую утку, старается упасть на нее брюхом, что иногда и удается ему. Не думайте, что я шучу. Я это сам видел. К охотникам с ружьем здесь даже оказывают явное нерасположение, и вот что со мной случилось. Раз я заблудился в нескончаемом моховике с моим егерем, долго мы не встречали ни души, чтоб спросить, как пройти в ближайшую деревню Борки. Я устал, проголодался, взмок от поту и брел в тупом озлоблении на удачу; вдруг завидел человеческий зад и очень обрадовался и побежал к нему. Это была бабка, собиравшая гнилые маслята (кроме этих грибов здесь других не водиться). Я обратился к ней с моим вопросом и получил такой ответ: 

Скинь портки,

Так и  дойдешь в Борки.

И больше ничего не мог добиться от этой бабки, глядевшей  на меня с невероятным озлоблением. 

     Некрасов  привозил из новгородских мест  богатые охотничьи трофеи, причем  не  только птицу, но и крупную дичь. 9 мая 1865 году он писал С. П. Ботину: «Я слыхал, что в медицинской академии нет медведя.  Третьего дня я убил 3-х медведей, они у меня в сарае. Я готов одного любого подарить академии, если ей нужно. Медведи еще не сняты и очень удобны для обделки чучела. Только нужно скорее сдать мастеру. Не возьмете ли вы на себя глубокоуважаемый Сергей Петрович, уведомить академию или указать мне , куда я должен обратиться с моим предложением.

     Вполне  преданный Вам   Н. А. Некрасов

    

     В  конце 40-х годов  И. И. Панаев  познакомил Некрасова со своими  двоюродными братьями   Ипполитом  и Валерианом  Алексеевичами Панаевыми , инженерами – путейниками, участвовавшие в строительстве дороги   Петербург – Москва. Братья имели не большие поместья в деревнях Байнево и Пирос, куда не редко приезжал Панаев вместе с Некрасовым. Обычно, отдохнув денек, они отправлялись на охоту в самые отдаленные уголки губернии. 

     Район  медвежьей охоты  простирался  от Боровичей и реки Мсты  до Волхова и от Тихвина  до малой Вишеры. Среди глухих, непроходимых лесов и болот  в изобилии водились медведи,  а по берегам рек располагались  редкие деревья. Крестьяне, жившие  в них, занимались сплавом леса, в зимнее же время подрабатывали  в медвежьих охотах. Хлеб здесь  почти не родился, и население  жило очень бедно.

     В  новгородской глуши, особенно  по Мсте, бурной, порожистой реке, - красивейшие пейзажи, но условия  жизни людей очень суровые. 

     Постоянная  борьба с природой и жизненными  невзгодами выработали  в местных крестьянах смелость, находчивость, ловкость и присутствие духа. В романе «Три страны света» есть эпизод, в котором Некрасов описывает, как купец, боялся за сплавление по бурной, порожистой Мсте свои товары, лебезить перед бесстрашными лоцманами, зная, что кроме них никто не справится с перевозкой.

     Новгородские  места Некрасов изображает в  стихотворении «Пожарище»: 

Весело  бить вас, медведи почтенные,

Только  до вас добираться не весело,

Кочки, ухабины, ели бессменные!

Каждое  дерево ветви повесило,

Каркает ворона над белой равниною,

Нищий в  деревне за дворни цепляется.

Этой  смешной безотрадной картинною

Сердце  подавлено, взор утомляется.

Ой! Надоела  ты, глушь новгородская!

Ой! Истомила ты, бедность крестьянская! 

          И здесь в Новгородской глуши у Николая Алексеевича тоже появились друзья из местных крестьян. Таким другом – приятелем стал  Иван Алексеевич Миронов из деревни Лука. После смерти Некрасова он был хранителем его дома. Некоторые из личных вещей поэта дошли до нас благодаря заботам Ивана Васильевича и в 1917 году были переданы в музей его внукам. 

          А. В. Попову, побывавшему в  этих местах в конце 20-х годов,  кое с кем из крестьян –  охотников удалось встретиться  и поговорить. В то время еще был жив Михаил Лукич Лукин – из деревни Окзово, что в 18 километрах от станции Вишера. 

          Старик встретил гостя хмуро и настороженно, но как только тот назвал имя Некрасова, сразу же переменился, бросил работу и заговорил взволнованно: « Николай Алексеевич… А я все время вспоминаю его. Вот и сегодня вспоминал… Хороший, хороший был человек… Как сейчас вижу его лицо – борода узенькая… На охоте всем платил хорошо, очень хорошо… Следил сам, чтоб и детей не обидели при расплате. «Все помогали, и они, дети, помогали, всем и плати!», - скажет приказчику. «Таких  людей больше нет», - заключил Лукин. 

          В той же деревне Окзово жила семья медвежатника Макарова. Она состояла из трех братьев – Сергея, Степана и Ивана. У сына одного из низ, Ивана Степановича, так же побывал Попов.  Иван Степанович рассказал, что главным окладчиком считался его отец Степан Макарович.  В пьесе «Как убить вечер» Некрасов показал другого брата – Сергея Макарова. Это был человек умный и добрый. Служа старостой, он постоянно заступался за крестьян, что не очень – то понравилось помещику, но ценя его ум и деловые качества, он все таки не захотел с ним расстаться. По – видимому, Сергей Макаров был так же другом – приятелем Некрасова, как Гаврила Яковлевич Захаров из деревни Шода. 

     На новгородском материале и написана знаменитая «Железная дорога». В ней поэт изображает ту же , что и в «Пожарище», «глушь новгородскую». Проезжая по Валдайскому участку Московской железной дороги, Некрасов обратил внимание, что по обеим сторонам пути лесу уже нет. «Ели бессменные» пошли , по – видимому, на шпалы, а остались лишь «моховые болота и пни». 

     Московскую  дорогу строил бывший адъютант  Аракчеев, граф Клейнмихель , человек жестокий и в достижении целей ни перед какими средствами не останавливающийся. Чтобы угодить скорым завершением строительства дороги, он не щадил рабочих, живших в тяжелых условиях:  сырые, холодные землянки, скудная и недоброкачественная пища. Все это вызывало заболевания и большую смертность. Подрядчики постоянно обманывали и обсчитывали неграмотных крестьян, согнанных сюда с разных концов России. 

Каждый  подрядчик должен остался,

Стали в  копейки прогульные дни! 

     «Глава  жандармской  команды 6-го участка  ежедневно занимался поркой людей  по просьбам и жалобам приказчиков  и десятников, - вспоминал Валерий   Александрович Панаев. – дистанционные офицеры корпуса  жандармом Вроблинский и Бедринский высекли 1123 рабочих.  Вроблинский в деревне Борки приказал «всыпать по 80 розг» рабочим… Умирали  работавшие на строительстве дороги крестьяне не от перенапряжения, истощения и болезней . 357 человек умерли только за два месяца 1846 года.