Понятие и классификация мифов; их связь с религией, ритуалами и практикой жизни

     Мифы  эсхатологические о «последних» вещах, о конце мира возникают относительно поздно и опираются на модели мифов календарных, мифов о смене эпох, мифов космогонических. В противоположность космогоническим мифам, эсхатологические рассказывают не о возникновении мира и его элементов, а об их уничтожении - гибель суши во всемирном потопе, хаотизация космоса и др. Трудно отделить мифы о катастрофах, сопровождавших смену эпох (о гибели великанов или старшего поколения богов, живших до появления человека, о периодических катастрофах и обновлении мира), от мифов о конечной гибели мира. Более или менее развитую эсхатологию находим в мифах аборигенов Америки, в мифологиях древнескандинавской, индуистской, иранской, христианской (евангельский «Апокалипсис»). Эсхатологическим катастрофам часто предшествуют нарушение права и морали, распри, преступления людей, требующие возмездия богов. Мир погибает в огне, потопе, в результате космических сражений с демоническими силами, от голода, жары, холода и т. п.

     Необходимо  отметить, что многие известные мифы - античные, библейские и некоторые  другие не умещаются в перечисленные  категории, а являются включёнными  в мифологический цикл легендами  и историческими.

3. Связь мифологии с религией и ритуалами.

     Вопрос  о соотношении религии и мифологии по-разному решался учёными разных направлений. Старая, т.н. мифологическая (астрально-мифологическая, натуристическая), школа, которая впервые начала систематически исследовать мифологический материал главным образом индоевропейских, но отчасти и других народов, не ставила этого вопроса в прямой форме, потому что религией в то время считались лишь сложные вероучения - христианство, ислам, иудаизм и др., мифология же рассматривалась как древняя поэзия. При этом сторонники мифологической школы не разграничивали мифологию в этом понимании от народных религиозных верований.

     Впервые применил понятие "миф" к христианскому  вероучению крупный историк религии, либеральный богослов Д. Штраус ("Жизнь Иисуса", 1835), пытавшийся снять мифические наросты и наслоения с облика "исторического Иисуса". Больше сблизили мифологию и религию этнографы эволюционистской школы. По мнению Э. Тэйлора, в основе всей мифологии лежит примитивное анимистическое мировоззрение, из которого и вся религия черпает своё содержание. Этот взгляд по-разному варьировался этнографами- эволюционистами. Н. Харузин видел в мифологии главный источник для познания религиозных верований народа, поскольку мифологический материал используется в культе. Согласно Харузину, без мифологии - своего рода мировоззрения первобытного человека - нельзя уяснить себе и религию. Американский этнограф Д. Бринтон тоже подчёркивал тесную связь мифологии с религией, считая, что сама мифология по существу религиозна; однако, по его мнению, не религия происходит из Mифологии, a Mифология происходит от религии; подлинные мифы являются плодами того проникновения в божественное, которое составляет реальную и единственную основу всех религий. К. Прёйс полагал, что миф - необходимая составная часть культа.

     Сходные взгляды высказывались и в  марксистской литературе. Так, Г. В. Плеханов находил, что религиозные представления - это мифологический элемент религии. При этом Плеханов признавал этиологическое значение мифов - "первого выражения сознания человеком причинной связи между явлениями". П. Лафарг не проводил разграничения между понятиями "миф" и "религия". По А. Б. Рановичу, мифология - всегда один из элементов религии.

     Но  уже с кон. 19 в. делались попытки  отграничить мифологию от религии, даже противопоставить одну другой. Эти попытки выражали тенденцию обелить религию, освободить её от компрометирующего мифологического элемента, от наивных или забавных рассказов, над которыми смеялись уже древние мыслители. Так, Ф. Джевонс писал, что миф - это ни религия, ни источник религии; это - первобытная философия, наука, а частью художественный вымысел; религия может только отбирать мифы, отбрасывая то, что с ней несовместимо. С. Рейнак проводил резкую грань между мифами и религией; мифология представляет собой, по его мнению, лишь собрание рассказов, тогда как для религии характерны эмоции и выражение их в действиях, чего нет в мифах. Настойчивее всего пытались размежевать религию и мифологию сторонники теории прамонотеизма - Э. Лэнг, В. Шмидт и их последователи. Они видели свою основную задачу в том, чтобы представить религию как чисто моральное мировоззрение, лишённое низменных, грубо мифологических мотивов, и освободить от таких мотивов в особенности первобытную религию, состоявшую будто бы в почитании единого бога-творца. Основоположник теории прамонотеизма Э. Лэнг писал о двух течениях - религиозном и мифическом в религии; религиозное течение даже у дикарей свободно от магических обычаев умилостивления духов; мифологическое же полно магии, обмана. В. Шмидт, глава венской школы, старался доказать, что мифологические элементы в Р. представляют собой поздние наслоения, лишь затемняющие, загрязняющие первоначальный образ небесного единого бога - образ, по его утверждению, возвышенный, морально чистый, лишённый вначале всяких мифологических черт.

     Представители теории прамонотеизма только выразили наиболее откровенно ту мысль, которая, быть может, неосознанно для самих  авторов, сквозит и в сочинениях других буржуазных учёных: примесь  мифологии загрязняет религию. В апологетической тенденции, однако, нельзя обвинить тех авторов, которые разграничивали миф и религию путём сужения понятия религии; так, например, В. Вундт считал, что религия налицо лишь там, где есть вера в богов, а мифология охватывает веру в духов, демонов, в души людей и животных, и она представляет собой не более как начатки религии. Близок к этому взгляд П. Эренрейха, согласно которому, мифология вначале не была религиозной и лишь на поздних ступенях связывается с религией. В противоположность теоретикам прамонотеизма марксисты признают религию явлением отрицательным, мифологию же - положительной культурной ценностью, считая, что именно примесь религии "портит" мифологию. Ту же приблизительно мысль высказывал М. Горький; он был склонен сближать, почти отождествлять мифологическое и сказочное творчество и резко разграничивал, даже противопоставлял друг другу мифологию и религию. Он считал, что мифы, как и сказки, вырастали на почве трудового опыта народа, выражали мечту трудящегося человека о покорении природы; а религия возникла из отрыва идеологического мышления от практики, от труда.

     Взаимодействие  мифологии и религии на большом фактическом материале рассматривается венгерским марксистом И. Тренченьи-Вальдапфелем. По его мнению, религия - сила реакционная, подчиняющая человека тайным силам, в то время как мифология - сила прогресса, даёт крылья человеческому самосознанию, создавая положительных героев и даже прекрасные образы богов как высшую ступень самосовершенствования человека; в первобытном обществе мифология была частью религии, позднее, на рубеже бесклассового и формирующегося классового общества, мифотворчество отделилось от религии; мифология стала свободной и прогрессивной областью фантазии, в которой человеческое самосознание смогло вступить в борьбу против пут религии, старавшейся вселить в человека чувство беззащитности и зависимости от внешних сил. Толкование Тренченьи-Вальдапфеля (как отчасти и М. Горького) основывается по существу лишь на развитой и поздней мифологии, преимущественно греческой; исследователь почти не принимает во внимание первоначальные стадии развития мифа. Историческое соотношение мифологии и религии на самом деле было гораздо сложнее.

     В современной науке господствует мнение о тесной связи между мифологией и религией, при этом остающимися самостоятельными. Источники религии и мифологии различны: корни религии - в бессилии человека перед слепыми природными и социальными стихиями; мифологии - в элементарной потребности человеческого ума в понимании и объяснении окружающей действительности. Выражаются религия и мифология, конечно, в формах, обусловленных и общим уровнем общественно-культурного развития, и конкретно-историческими факторами.

     Сама  по себе мифотворческая деятельность человеческого разума не заключает  в себе ничего религиозного, о чём  свидетельствуют мифы аборигенов Австралии, островитян Океании, народов Африки и Америки (о животных, об окружающей человека природе). Самые элементарные из них содержат ответы на вопросы: почему ворон чёрный; почему летучая  мышь плохо видит днём; почему медведь  без хвоста, и т.п. Другие мифы служат объяснением того, почему море такое  большое; почему солнце совершает ежедневно  свой путь по небу с востока на запад; откуда люди получили огонь; почему различаются  формы тела мужчин и женщин, и  т.п.

     Но  когда мифы объясняют явления  социальной жизни, обычаи, нормы поведения (касающиеся, например, разделения по возрасту и полу, родственных, межплеменных отношений  и др.), это объяснение превращается в мифологическое обоснование и  оправдание данных форм социальной практики, санкцию и сакрализацию их; таким  образом, сакрализованные социальные нормы, предписания, запреты становятся обязательными и неприкосновенными. В классовом обществе боги начинают олицетворять в первую очередь социальную власть. "Фантастические образы, в которых первоначально отражались только таинственные силы природы, приобретают теперь также и общественные атрибуты и становятся представителями исторических сил" (Энгельс Ф., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 20, с. 329). Возникает миф, который выполняет важнейшую социально-нормативную функцию. Социальная практика обосновывается и освящается ссылкой на мифическое прошлое; в мифе повествуется о действиях мифических предков, культурных героев, демиургов, установивших данный обряд или данный запрет. Так узакониваются обряды инициации, тотемический ритуал, брачные нормы. И сами мифы, и фигурирующие в них персонажи обычно окутаны строгой тайной от всех непосвящённых, от нечленов рода или племени. Устанавливается неразрывная связь между мифами и религиозными обрядами. Миф как бы разъясняет и обосновывает совершаемую религиозную церемонию; а эта церемония (обряд) как бы воспроизводит в лицах рецитируемый или пересказываемый миф. Это тесное взаимодействие мифа и обряда вызвало длительный спор в науке: что является первичным, а что производным - миф или обряд. Большинство современных учёных склоняются к мнению о первичности обряда по отношению к мифу, но одновременно не отрицается и обратная зависимость и взаимодействие мифа и обряда (см. Культовые мифы, Обряды и мифы, Тотемические мифы).

     Хотя  мифология играет и важную роль в истории религии, как бы поставляя материал для содержания религиозных верований, не она является самым существенным элементом религии. Ещё Робертсону Смиту принадлежит глубокая мысль о том, что в древних религий основу составляли не верования, не догматы, а обряды, ритуал, в котором участие членов общины было обязательным. Во многих религиях мифологическая сторона составляет второстепенный, необязательный, иногда несущественный элемент. Например, в религии древних греков, у которых мифология достигла особого развития и разнообразия содержания, мифы отнюдь не составляли сути религии. Вера в мифы не была обязательной. Многие образованные люди смеялись над мифами, при этом не навлекая на себя упреков в безбожии до тех пор, пока они с почтением относились к богам - покровителям города и выполняли предписанные религиозные обряды. Известны и религии, в которых мифологическая сторона играла совсем неприметную роль и даже почти отсутствовала (напр., в конфуцианстве). Мифы - это произведение народной фантазии, наивно объясняющее факты реального мира. Они рождаются из естественной любознательности человечества, на ранних стадиях его развития, на почве трудового опыта; по мере расширения этого опыта, вместе с ростом материального производства, расширяется круг мифологической фантазии, усложняется её содержание. Имея различные корни, мифология и религия имеют общее - олицетворяющую фантазию. Именно это уже на ранних ступенях развития способствует включению мифологических представлений в область религии. В отличие от других религиозных представлений, религиозно-мифологическое обладает ещё одним характерным признаком: фигурирующие в мифологии события, явления относятся к отдалённому прошлому (мифологическая эпоха). В религии встречаются культовые мифы, связанные с религиозно-магическими обрядами, в которых обряд обосновывается и объясняется характерным для мифологии способом: учреждение данного обряда возводится к глубокой мифологической древности, связывается с мифическими персонажами, сам миф, как и обряд, становится священным, тайным (эсотерическая мифология). Для непосвящённых в тайны обряда сочиняются мифы (экзотерическая мифология), в которые сами посвящённые не верят; в них для устрашения вводятся фантастические образы духов, чудовищ и др. (тератологический миф). Сливаясь с религиозно-магическими обрядами, мифы составляют существенную часть содержания религиозных верований. На поздней стадии развития - в мировых религиях - мифы утрачивают деление на эсотерические и экзотерические, становятся религиозными догматами. Но у некоторых народов (особенно в Древней Греции) чрезмерное развитие мифологической фантазии приводило к тому, что и отвлечённо философские, даже атеистические, идеи иногда облекались в мифологическую форму. Таким образом, мифология и на ранних, и на поздних ступенях исторического развития иногда сохраняла известную независимость от религии.

     Связь обряда (ритуала) с мифом давно  отмечена исследователями. Обряд составляет как бы инсценировку мифа, а миф  выступает как объяснение или  обоснование совершаемого обряда, его  истолкование. Такая связь "миф - обряд" особенно отчётливо проявляется  в т.н. культовых мифах. Но о характере  этой связи существуют различные  точки зрения. Что причина и  что следствие? Что первично и  что производно? Складывался ли обряд (ритуал) на основе мифа, как его инсценировка в лицах, или миф создавался как  интерпретация совершаемого обряда? Представители мифологической и  эволюционистской школ признавали примат мифа (верования) над ритуалом. Так  смотрели на вопрос Я. Гримм, А. Н. Афанасьев, Э. Тайлор, Г. Спенсер, Ю. Липперт и др. Но в 1880-х гг. появилась и скоро стала преобладающей обратная точка зрения. Мысль о приоритете       ритуала над мифом высказывалась историком религии У. Робертсоном-Смитом, англ. этнографом Р. Мареттом, французским этнографом А. Ван Геннепом. Амер. этнограф Р. Лоуи утверждал, что в "примитивных мифах" "весь церемониал просто проецируется в прошлое, как ритуал, преподанный сверхъестественным существом или тайно подсмотренный основателем, когда он исполнялся сверхъестественными существами". Русский фольклорист Н. Познанский, изучавший народные заговоры, писал, что словесная часть заговора (содержащая в себе мифологические отрывки) "развивается из колдовского действия". В марксистской литературе ту же точку зрения защищали И. И. Скворцов-Степанов и особенно обстоятельно Ю. П. Францев. Францев попытался наметить стадии развития мифа, отправляясь от культового или магического обряда: "Первоначально словесная часть обряда, по-видимому, была незначительна... (подражательные и эмоциональные выкрики). Затем словесная сторона начинает разрастаться, становясь как бы пояснением совершаемого ритуала... Постепенно словесная часть начинает играть всё большую роль, она перерастает в песню или речитатив, сопровождающий обряд. Обряд может развиться в тесной связи с развивающимся словесным текстом в своеобразную религиозную драму... С другой стороны, и словесное пояснение может превратиться в самостоятельное повествовательное произведение - миф, который будет читаться в ходе исполнения обряда". Подробное изложение ритуальной теории мифа с критикой её односторонности дали американский этнограф Дж. Фонтенроз и советский фольклорист Е. М. Мелетинский. Ритуальная теория сохраняла почти полное господство вплоть до 1950-х гг., когда против неё выступил с позиций структуралистской теории мифа франц. учёный К. Леви-Строс, отстаивавший самостоятельность мифа, как своеобразной, чисто логической структуры, подчиняющейся лишь своим собственным законам. Но ритуальная точка зрения на миф остаётся преобладающей, хотя многими признаётся, что взаимоотношения мифа и обряда могут быть и очень сложными, и невозможно отрицать во многих случаях обратного воздействия мифа на обряд.