Русская православная церковь и Советская власть в 1917—1927 годах

  Вскоре в  Союзе церковного возрождения» обнаружились собственные радикалы, объединившиеся вокруг петроградского священника А. Введенского. Они отошли от группы Антонина, образовав  «Союз общин древлеапостольской церкви» (СОДАЦ). СОДАЦ требовал весьма радикальных преобразований как  в православной идеологии, так и  в церковной организации, но его  члены избегали «революционных»  формулировок.

  Все три  реформаторские группы, получившие равное число мест в Высшем церковном  управлении, были признаны равноправными  объединениями, преследующими общую  цель – модернизировать русское  православие применительно к  новым социальным условиям, сложившимся  после победы Великой Октябрьской  социалистической революции.

  За этими  группами закрепилось название обновленческих, а за их объединением под эгидой ВЦУ – обновленческой церкви. Изданное ВЦУ «Положение об организации ревнителей церковного обновления» гласило: «Объединение имеет своей целью действительное обновление церковной жизни верующих масс, проведение христианского просвещения, нравственного оздоровления путем  осуществления программ ставших  во главе движения обновленческих организаций».

  Совокупность  программ, разработанных обновленческими  группами и представленных на всеобщее обсуждение, предусматривала модернизацию практически всех аспектов традиционного  Русского православия: от уклада церковной  жизни, канонов и обрядности до догматики, социальных концепций и этических  воззрений. Но первое место отводилось в этих программах политической переориентации русской православной церкви, нормализации ее отношений с Советской властью.

  Реакция верующих на программные установки не была однозначной. Многие миряне и клирики, вошедшие в состав обновленческих групп  или поддерживавшие их, опасались, что  проекты церковных преобразований слишком радикальны и проведение их в жизнь нанесет непоправимый урон православию, подорвет устои церкви. Смущали рядовых верующих многочисленные разногласия между лидерами обновленческих групп, мешавшие выработке единого  подхода к церковным реформам.

  Все это  осложняло реформаторскую деятельность обновленческих групп, делало нежизнеспособными  выдвинутые и отстаиваемые ими проекты  церковных преобразований, что вскоре и обнаружилось.

  29 апреля 1923 г. в Москве открылся подготовленный  обновленцами Поместный собор  Русской православной церкви, на  который церковные реформаторы  возлагали самые радужные надежды.  Согласно утвержденному ВЦУ «Положению  о созыве поместного собора  православной российской церкви»,  собор должен был «пересмотреть  все стороны жизни церкви: веро  и нравоучение, богослужение, церковноприходское  управление – с целью устранения  тех наслоений, которые внесены  в жизнь церковную периодом  подчинения и союза церкви  с капиталистическим государством, и выявления сохраненных ею  сокровищ апостольского предания  в жизни церковной».

  Однако в  ходе соборных заседаний выяснилось, что к столь глобальной модернизации русского православия обновленцы не готовы. Поэтому были санкционированы  лишь минимальные преобразования, получившие поддержку со стороны духовенства  и мирян.

  Наибольшее  единодушие было проявлено участниками  Собора при рассмотрении вопроса  «О православной церкви, социальной революции, Советской власти и патриархе  Тихоне». Собор одобрил социалистическую революцию и осудил капитализм как  противохристианское состояние  общественной жизни. Была отменена анафема  в адрес Советской власти, исходившая от Тихона, а сам он был изобличен  в контрреволюционной деятельности и лишен не только патриаршего  сана, но и монашества. Положительно были решены еще несколько вопросов: «О белом и женатом епископате», «О второбрачии духовенства», «О мощах» и др. Однако с вопросом «О реформах церкви» вышла заминка. Ни один из предложенных проектов не получил соборной поддержки и была принята Соборная резолюция, в которой говорилось, что широко разрекламированная обновленческими  группами модернизация не была санкционирована  Собором, а без такой санкции  предложенные ими проекты церковных  реформ переходили в разряд пустых проектов, каковыми они в действительности и оказались.

  Обновленцы  активно сотрудничали тогда с  партийной печатью, публикуя всяческие  измышления о патриархе. Ситуация на местах осложнялась и тем, что, по-прежнему лишенные официальной регистрации  и находившиеся практически вне  закона, органы высшего и епархиального  управления были дезорганизованы. Назначенный  патриархом 29 апреля(12 мая) 1922 г. на случай своей смерти или тюремного заключения временным заместителем патриарха  митрополит Агафангел (Преображенский) не имел возможности приступить к  исполнению обязанностей, так как  был задержан властями в Ярославле. Его попытка предотвратить захват обновленцами высшей церковной власти опубликованием послания от 5(18) июня 1922 г. «О самоуправлении епархий впредь до восстановления Высшей Церковной  Власти» не достигла цели, и в  конце июня 1922 г. 37 из 73 епархиальных архиереев подчинились обновленческому  ВЦУ в Москве.

  Сознавая  опасность, нависшую над церковью, и  видя печальные результаты гонений  на нее и внутреннего раздора, патриарх Тихон 3(16) июня 1923 г. обратился  в Верховный суд РСФСР с  письмом, позволившим ему выйти  на свободу: патриарх признал ошибочность  некоторых своих прежних посланий, касавшихся действий советского государства, и подтвердил свою лояльность по отношению  к установившейся в России государственной  власти: «Я отныне Советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и от внутренней монархическо-белогвардейской  контрреволюции».

  Этот документ имеет принципиальное значение: он санкционировал переход на позицию  лояльности к Советской власти всей Русской православной церкви. Тем  самым обновленцы лишались своего главного преимущества перед тихоновцами  и должны были изыскивать иные возможности  для привлечения к себе духовенства  и верующих. А у Тихона появился шанс удержать под своим влиянием ту часть священнослужителей и мирян, которую прежняя антисоветская  деятельность патриарха не устраивала. И он не упустил этого шанса.

  Посланием от 15 июля 1923 г. Тихон объявил, что  он возвращается к руководству церковью. Собор 1923 г. лишивший его сана, был  охарактеризован им как не церковное  сборище, решения которого не имеют  канонической силы. Таким образом, в  рамках некогда единого русского православия образовались две самостоятельные  церкви: патриаршая, объединявшая традиционалистов-тихоновцев, и обновленческая, состоявшая из приверженцев церковных реформ. Они находились в состоянии взаимной конфронтации, которая обострялась год от года.

  Одним из инициаторов  этой конфронтации явился сам патриарх Тихон, развернувший после выхода на свободу широкую кампанию по дискредитации  обновленчества в глазах мирян и  клира. Сложившуюся после Собора 1923 г. ситуацию в Русском православии  он охарактеризовал как обновленческий раскол, а деятелей обновленческой церкви обвинил в «восстании против законной церковной власти» и  анафематствовал их как раскольников. Обновленцы обвинялись в «покушении на целостность и незыблемость православной веры», им приписывались «еретические»  попытки «исказить богооткровенную  сущность христианского вероучения»  и разрушить «освященный веками канонический строй церковной жизни». Всему этому противопоставлялась  ориентация приверженцев патриарха  Тихона на сохранение православия в  его традиционном виде, на верность церковной старине. 

  2.2 Ликвидация патриархии  и стимулирование  раскола

  церкви. 

  Лидеры обновленцев  не смогли нейтрализовать критические  выпады тихоновцев. Ряды их сторонников  редели из месяца в месяц. Все большее  число епископов и священнослужителей, ранее солидаризировавшихся с обновленцами и даже участвовавших в работе Собора 1923 г., стало возвращаться в  патриаршую церковь.

  Обновленцы  стали искать способы примирения с тихоновцами, обещая им дальнейшие уступки. «Что разделяет нас? – обращался  к тихоновскому епископату обновленческий Синод. – Если вас смутили революционные  порывы обновленческих групп, их стремительная  ломка церковно-административного  аппарата, их планы будущего реформаторства, их внутренняя вражда и разделения, то ведб еще Собор 1923 г. положил предел их реформаторству, оставив неприкосновенными  и догмты, и таинства, и богослужебный  чин»

  Руководство обновленческой церкви готово было отказаться даже от тех немногих реформ в укладе церковной жизни, которые санкционировал Собор 1923 г. В частности, оно свело  до минимума хиротонию женатых епископов, практически перестало разрешать  своим клирикам второй брак, не возражало  против возврата к старому стилю  и т.п. От первоначального реформаторства обновленцев ничего не осталось, и  само обновленчество окончательно выродилось как реформаторское движение, полностью  отказавшись от попыток модернизировать  традиционное Русское православие. Осталось одно – удержать под своим  влиянием хотя бы часть церковных  приходов и избежать безоговорочной капитуляции перед Тихоном.

  Почувствовав  слабость обновленцев, Тихон и его  окружение не шли ни на какие компромиссы, третируя их как «раскольников» и  требуя раскаяния в «грехе разрушения церковного единства». Не помогали обновленцам  и их попытки уличить патриарха  в неискренности по отношению  к Советской власти – Тихон  не сходил с пощиции лояльности. Верность этой позиции он подтвердил и в своем завещании, обнародованном «Известиями ВЦИК» 15 апреля 1925 г. –  через несколько дней после смерти патриарха.

  Завещание Тихона свидетельствовало о том, что он понял: только на путях политической переориентации церкви можно если не предотвратить, то хотя бы замедлить  дальнейшее усугубление кризиса  традиционного русского православия.

  Смерть Тихона оживила надежды обновленцев  на возможность компромиссного соглашения с тихоновцами. Обновленческий Синод  предложил им забыть прошлые распри и совместно провести новый поместный  собор с целью полного преодоления  церковного раскола. Однако преемник патриарха  Тихона митрополит Петр (Полянский) отверг идею совместного собора и призвал  епископат, духовенство и мирян  тихоновской ориентации игнорировать подготовку к собору. Этот призыв возымел  свое влияние: от тихоновской епархии  на обновленческий собор (проходил с 1 по 10 октября 1925 г. в Москве) – прибыли  лишь 15 делегатов, сто составило  только неполных 4% его участников.

  Проанализировав взаимоотношения обновленцев с  тихоновцами, собор 1925 г. признал, что  «всякие дальнейшие призывы, обращенные к тихоновской иерархии, бесполезны», и призвал обновленческое духовенство  активизировать разъяснительную работу среди рядовых прихожан тихоновской  ориентации с целью привлечения  их на свою сторону. Одновременно собор  санкционировал отказ обновленческой церкви от проведения, каких бы то ни было реформ не только в области  вероучения и обрядности (от них  отказался собор еще в 1923 г.), но и в церковно-бытовой сфере, против чего предыдущий собор не возражал. Практически это означало самоликвидацию обновленчества как реформаторского  движения.

  Но крах обновленчества нельзя воспринимать как  свидетельство полной безрезультатности  этого движения. Своим появлением оно ускорило разрыв основной массы  священнослужителей с внутренней и  внешней контрреволюцией, стимулировало  переход всей русской православной церкви на позицию лояльности к Советской  власти. Именно обновленчество выдвинуло  идею модернизации традиционного русского православия, которая стала воплощаться  в жизнь уже после того, как  само обновленческое движение ушло с  исторической арены и было восстановлено  единство русской православной церкви, возглавляемой патриархом.

  19 февраля  1930 г. «Известия» сообщили, что  до революции в России имелось  свыше тысячи женских и мужских  монастырей. В 1940 г. не осталось  уже ни одного из них. В  1917 г. в России насчитывалось  более 80 тыс. храмов. В 1940 г.  в СССР имелось лишь 4225 действующих  храмов, причем свыше 3 тыс из  них находились в западных  областях, которые вошли в его  состав 1939-1940 годах. Такой оказалась  трагическая судьба Русской православной  церкви. 

  Заключение. 

  Великая Октябрьская  революция отделила церковь от государства  и школу от церкви. Но она не отделила и не могла отделить верующих от религии. Общественный строй, утвержденный Октябрьской революцией, открывал перспективу  обновления всей духовной жизни общества. Первые годы существования молодого социалистического государства  ознаменовались массовым отходом от церкви верующих, особенно крестьян. Отход  от церкви был и массовым и бурным, сопровождавшийся разрушением церквей  и эксцессами по отношению к священнослужителям. Это стихийное движение с трудом поддавалось упорядочиванию. В его  водоворот оказались вовлеченными и многие атеисты, что отнюдь не способствовало осуществлению вдумчивой, терпеливой, несущей положительные знания пропаганды. Местные власти зачастую оказывались  не на высоте положения, внося порой  ненужное озлобление в массовое антицерковное  движение, пренебрегая законностью, действуя по собственному усмотрению, которое нередко шло вразрез  с директивами Советской власти, указаниями и предостережениями  партии.

  Между тем  для большинства крестьянства отход  от церкви не означал отхода от религии. Многие из тех, кто порвал с православной церковью, пополнили в тот период разные организации религиозного сектантства, которые преследовались при царизме.

  Глубокие  процессы происходили и в среде  духовенства. Снятие рясы как символа  служения антинародным интересам было частым явлением и не вызывало сомнений в искренности совершавших это. Верхи духовенства тем временем лелеяли надежды на поражение революции в ходе Гражданской войны и внесли свою лепту в борьбу с революцией. Переход к лояльности по отношению к Советской власти реакционной части духовенства произошел в 1923 году после известного раскаяния патриарха Тихона.