Шпаргалка по "Религии"

1. Значение термина «богословие». Вера и богословие. Богословие и  теория. Богословие, наука и философия.

Термин «богословие» (по греч. θεολογια — составное слово, состоящее из двух слов: Θεος — Бог и λογος — слово) был заимствован христианами у древних греков, называвших богословом того, кто учил о богах. В христианском восприятии термин «богословие» может быть осмыслен двояким образом. Во-первых, как слово Бога о Самом Себе. Богословие в строгом смысле — как слово о Боге — стало возможным лишь после сошествия на землю Сына Божия, Который открыл нам истинное учение о Боге. По мысли святителя Григория Паламы, Бог ради нас не только воплотился, но и стал богословом. Это слово Бога о Себе и о сотворенном Им мире составляет содержание Божественного Откровения. Во-вторых, в общепринятом значении под богословием понимают учение о Боге Церкви или какого-то богослова. Таким образом, богословие есть осмысление Божественного Откровения — свидетельство о постигнутом в Откровении. Православное догматическое богословие — наука, в систематическом порядке раскрывающая содержание основных христианских вероучительных истин (догматов), принимаемых всей полнотой Православной Церкви. «Вера, — пишет проф. Вл. Лосский, — не психологическое состояние, не простая верность: она — онтологическая связь (т. е. связь по бытию) между человеком и Богом, связь внутренне объективная, к которой готовится оглашенный и которая подается верному крещением и миропомазанием.

На высотах Божественных Откровений человек желает лишь одного: безмолвно  пребывать в созерцании открывшейся  ему Божественной Реальности. Тогда  не время для суждения о духовных предметах. Поэтому блаженный Диадох фотикийский пишет, что богословствовать можно лишь тогда, когда наблюдается  некая средняя мера «в возбуждении  духовном», когда разум человека еще способен находить соответствующие  слова, в то время как «вожделенное осияние духовное питает веру говорящего». Очевидно, что если человек вовсе  не имеет «осияния духовного», но порабощен  плоти и страстям, то богословствовать ему запрещается. Святой Григорий Богослов пишет: «Любомудрствовать о Боге можно не всем, потому что способны к сему люди испытавшие себя, которые  провели жизнь в созерцании, а  прежде всего очистили, по крайней  мере, очищают и душу и тело. Для  нечистого, может быть, небезопасно  и прикоснуться к чистому, как  для слабого зрения к солнечному лучу». «Богослов — тот, кто имеет чистую молитву», и в то же время богословие прибегает к рассуждению о вещах духовных. Богословие не может быть сведено к одной теории. Оно использует теоретическое рассуждение, но не ограничивается им, ибо истинная цель богословия состоит не в приобретении суммы знаний о Боге, а в том, чтобы привести нас к живому с Ним общению, привести нас к той полноте ведения, где всякая мысль и слово становятся излишни. Богословие основывается на откровении, а философия — на ряде отвлеченных идей или постулатов. Богословие исходит из факта — из Откровения, полнота которого дана во Христе, ибо Бог… в эти дни последние говорил нам в Сыне (Евр. 1, 1-2). Философия же, рассуждающая о Боге, исходит не из факта явления Живого Бога, а из отвлеченной идеи Божества. Для философов Бог — удобная для построения философской системы идея. Для богослова же Бог есть Тот, Кто ему открывается и Кого невозможно познать рассудочно, вне откровения. Понятие о Боге в философских системах является слабым отблеском утраченного в грехопадении ведения о Боге, отблеском, совершенно недостаточным и часто замутненным ошибочными положениями и мнениями. В Синодике Торжества Православия (XI в.) анафематствованы платоники, те, «кто считает идеи Платона реально существующими», и те, «кто предается светским наукам не только ради умственной тренировки (обучения), но и воспринимает за истину суетные мнения философов».

2. Значение термина «догмат». Свойства догматов. Богословское мнение, причины появления догматов. Ереси, обсуждавшиеся на семи Вселенских Соборах

Слово «догмат» происходит от греческого глагола δοκείν — думать, полагать, верить (прошедшая форма — δεδογμη — этого глагола означает: решено, положено, определено). Догматами древние греки называли философские положения, принимаемые последователями какой-либо школы как аксиомы. Ими именовали уже устоявшиеся, бесспорные истины. В последнем значении слово «догмат» употреблялось еще античными философами. Так, в трудах Платона («Государство») «догматами» называются правила и нормы, относящиеся к понятиям справедливого и прекрасного. Цицерон именует «догматами» бесспорные философские положения. У Сенеки «догматы» — основы нравственного закона. Со временем этот термин стал употребляться и для обозначения постановлений государственной власти. Понятие «догмат» вошло в употребление у христианских писателей для обозначения истин откровенной религии. Правда, первоначально этим словом обозначалось вообще все христианское учение — догматическое и нравственное. Так, «догматами» названы постановления Апостольского Собора 50 года. С течением времени в догматических системах Востока и Запада этим словом стали обозначать, как правило, только те вероучительные истины, которые обсуждались на Вселенских Соборах и получили соборные определения или формулировки. Догматы — богооткровенные истины, содержащие учение о Боге и Его Домостроительстве, которые Церковь определяет и исповедует, как неизменные и непререкаемые положения православной веры. Характерными чертами догматов являются их вероучительность, богооткровенность, церковность и общеобязательность. Вероучительность означает, что содержанием догматических истин является учение о Боге и Его икономии. Догматы — истины, относящиеся к области вероучительной. Богооткровенность характеризует догматы как истины, открытые Самим Богом. По своему содержанию они не являются плодом деятельности естественного разума, подобно научным истинам или философским утверждениям. Церковность догматов указывает на то, что только Вселенская Церковь на своих Соборах придает христианским истинам веры догматический авторитет и значение. Это не значит, что Церковь сама создает догматы. Общеобязательность. В догматах раскрывается сущность христианской веры и упования. Нравственные истины, литургические, канонические обычаи и правила имеют для себя точку опоры в догматическом учении. Божественное Откровение говорит об исключительном значении истин веры для спасения человека. Непререкаемость вероучительных истин обусловлена их богооткровенностью, ибо Апостолы приняли учение не от человеков, но через откровение Иисуса Христа. О значении догматов говорит тот факт, что, с древних времен и поныне, перед вступлением в церковную общину крещаемый должен во всеуслышание прочесть Символ веры, т. е. засвидетельствовать свою веру в догматические истины Православия. Опыт Церкви шире и полнее догматических определений. Догматизировано только самое необходимое и существенно важное для спасения. Остается еще немало таинственного и нераскрытого в Священном Писании. Это обуславливает существование богословских мнений. Мы их встречаем в творениях отцов Церкви и в богословских сочинениях. Богословское мнение должно заключать в себе истину, как минимум, непротиворечащую Откровению. Богословское мнение не является общецерковным учением, подобно догмату, но является личным суждением того или иного богослова.

3. Догматы и догматические термины, формулы, системы. Усвоение и раскрытие догматических истин. Догматические и нравственные истины и их взаимоотношение

Важное значение догматического учения состоит не только в том, что оно  ложится в основание умозрения  или мировоззрения верующего, догматика  указывает также цель и путь духовной жизни, направляет эту жизнь в  определенном русле. Поэтому изменение  человеком своей догматической  позиции обуславливает соответствующее  изменение всего строя его  духовной жизни. Так, грех гордого отделения  Римской Церкви от Вселенского соборного  единства привел ее к разрыву со Священным Преданием неразделенной  Церкви и обернулся глубинными повреждениями  для духовной жизни Запада. Если политическая доктрина, преподанная  политической партией, может в такой  степени формировать умозрение, что появляются разные типы людей, отличающиеся друг от друга нравственными и  психическими признаками, то, тем более, религиозный догмат может изменять самый ум того, кто его исповедует: такие люди отличаются от тех, что  формировались на основе иной догматической  концепции. Христова Церковь всегда сознавала особую важность догматического учения в жизни христиан и порицала проявления всякого рода гносеомахии  и невежества. Божественное Откровение свидетельствует о глубокой связи, существующей, в частности, между  верой и христианской нравственностью, между догматами и заповедями. Вопреки этому, в конце XVIII в, в  протестантской среде появились  религиозно-философские теории, отрицающие значение догматов в христианской жизни. Адогматисты отвергали догматы  веры или во имя нравственности (Кант, 1724-1804), или же во имя религиозного чувства и настроения (Шлейермахер, 1768-1834). Они полагали, что религия  должна основываться не на догматах, а  исключительно на нравственности или  нравственном чувстве. Подобно им адогматисты XIX века (Ричль и Гарнак) сущность религии также видели в благочестивом  христианском настроении. Заблуждение  адогматистов состояло в том, что  они полагали возможным духовное возрождение человека своими силами. Тем самым косвенно отрицалась необходимость  в Спасителе и в помощи благодати  Божией в деле спасения. Без веры во Христа невозможно стать духовно  свободным. И только действием дарованной во Христе благодати человек может  быть восстановлен и преображен. Против тех, которые утверждают, что вся  сила христианства заключается не в  догматах, а в нравственном учении, следует сказать, что нравственность человека тесно связана с его  догматическим сознанием. Без веры невозможна устойчивая нравственность. Повреждение догматического сознания часто приводит к повреждению  в области нравственной жизни. Верно  и обратное, порочность нравственной жизни ведет к омрачению и  искажению догматического умозрения. Так, неверие, нежелание языческого мира почтить и прославить Бога явились  причиной того, что люди предались  постыдным страстям. И наоборот, некоторые, отвергнув добрую совесть, потерпели кораблекрушение в  вере. Без правильных представлений  о Боге и человеке нельзя понять призвания человека и почему он должен жить так, как предписывает заповедь, а не иначе. Так, заповедь Христова о  покаянии становится понятной в свете  догматического учения о грехопадении человека и его спасении, совершаемом  в соработничестве с Богом. Святой Григорий Нисский, рассуждая о взаимоотношении  догматов и заповедей (нравственных правил) приходит к заключению, что  «догмат важнее и выше, чем заповедь». Догматы являются основанием морали. Они указывают человеку путь и  средства к достижению тех обетовании, которые даны в Божественном Откровении.Что  касается второго мнения, сводящего  сущность христианства к области  религиозного чувства и благочестивому настроению, то не вызывает сомнения тот  факт, что само возникновение религиозного чувства возможно только при определенном представлении о Боге; в противном  случае оно невозможно, как невозможно и чувство страха и радости, если нет налицо вызывающего их предмета или представления. Этой зависимостью религиозного чувства от догматического сознания объясняется, между прочим, то, почему религиозная жизнь складывается иначе у язычников, иначе у  иудеев, иначе у магометан и  иначе у христиан.

4. Теория догматического развития» и православный взгляд на развитие догматической науки. История русской догматической богословской школы. Анализ степени ее самостоятельности и влияний. Задачи и метод богословской науки

Неизменность и полноту Божественного  Откровения, пребывающего в Церкви, признают не только православные, но и  римо-католики и большая часть  протестантов. Однако, согласно мнению большинства западных богословов, многое из этой полноты остается Церкви неизвестным  или, по крайней мере, неясно осознается ею до тех пор, пока развитие догматического учения не рассеет неясности предшествовавшего  церковного сознания. Эта теория, получившая название «теории догматического развития», является сравнительно новой. Она появилась  в середине XIX века. Ее автор — кардинал Ньюман. С помощью данной теории легко оправдать догматические нововведения Рима, чуждые древней Вселенской Церкви, каковы, например, догматы о filioque (об исхождении Святого Духа и от Сына), о чистилище, о непорочном зачатии Божией Матери, о главенстве и непогрешимости папы ex cathedra и т. д. Если согласиться с западным пониманием догматического развития, то следует признать, что апостольская община знала о Боге меньше последующих христиан. Но это неверно, потому что Христос возвестил ученикам все, что слышал от Отца (Ин. 15, 15), т. е. полноту истины. Эту полноту ведения Церковь хранит с апостольских времен. «Если до сошествия Святого Духа и было некое возрастание в познании Божественных тайн, некое постепенное раскрытие Откровения, как, «Свет, приходящий мало-помалу», — пишет В. Лосский, — то со дня Пятидесятницы «Дух среди нас», и поэтому для всех поколений христиан предоставлена равная возможность «познавать Истину в той полноте, которую не может вместить мир». Развитие догматической науки святой Викентий Лиринский сравнивает с развитием человеческого организма: «Религия — дело души, пусть уподобляется в этом отношении телу, — говорит он. — С приращением лет тела раскрывают и развивают члены свои, однако остаются теми же, чем были. Цветущая пора детства, зрелый возраст и старческий между собой весьма различны, однако стариками делаются те же самые, которые были прежде детьми, так что хотя рост и наружность одного и того же человека изменяются, тем не менее, природа его остается одна и та же. Такому закону преуспеяния должно следовать и догматическое учение христианской религии. Пусть оно с годами укрепляется, со временем расширяется, с веком возвышается, но остается нерушимым и неповрежденным, целым и совершенным, без всякой утраты в своем содержании, без всякого изменения своих определений». Богословие должно служить единению человека с Богом, приобщать нас к Божественной вечности, но, вместе с тем, богословие имеет исторические задачи. Каждая эпоха ставит перед церковным сознанием свои проблемы, на которые богословие призвано дать ответ, согласный с православной традицией: по вопросам вероучения, явившимся причиной недоумений и разногласий в Церкви. Святые отцы, которых мы прославляем, как великих богословов, не были кабинетными учеными, пишущими на произвольные богословские темы. Они всегда богословствовали «на злобу дня», по животрепещущим проблемам, волновавшим общество. Не случайно значительная часть оставленного ими догматического наследия заключена в различных проповедях и словах, обращенных к современникам. Богословие есть свидетельство о Божественной истине. Но истина ненавистна «князьям века сего», поэтому стояние за истину, за смысл, за логос — дело вовсе не безобидное. Нередко оно связано с исповедничеством и мученичеством. Достаточно вспомнить Жития защитников Православия, например, Афанасия Александрийского, Максима Исповедника, Феодора Студита и др., чтобы ощутить всю напряженность и драматичность богословской борьбы в существующем мире.

5. Божественное Откровение как источник богословской науки. Естественное, сверхъестественное богопознание и их взаимоотношение. Евномианская доктрина и учение Отцов Церкви IV-XIV вв. Бл. Августин  и спор св. Григория Паламы с Варлаамом Калабрийским о характере и границах богопознания

Отцы и учители Церкви не чуждались  науки, а охотно пользовались всем, что было в ней родственного христианской истине, и нередко для доказательства или пояснения истин веры обращались к помощи диалектики, философии, истории, естествознания и других наук. Они  использовали научные факты для  подтверждения христианской истины, пользовались языком и методами современной  им философии в своих богословских построениях. Истинная наука как  изучающая мир, сотворенный Богом, не может противоречить Библии. Безусловно, многое в науке может оставаться неясным и ошибочным в силу ограниченности человеческого разума и неточности научного опыта, поэтому  никакую научную теорию Церковь  никогда не отстаивала как свою. Признавая пользу для христианина  знакомства с наукой и философией, которые расширяют кругозор и  делают мышление более дисциплинированным и гибким, святые отцы, однако, категорически  отрицали возможность чисто рассудочным  путем получить какое-либо точное ведение  о Боге. Они отвергали философию  как метод религиозного познания. Богословие основывается на откровении, а философия — на ряде отвлеченных идей или постулатов. Богословие исходит из факта — из Откровения, полнота которого дана во Христе, ибо Бог… в эти дни последние говорил нам в Сыне (Евр. 1, 1-2). Философия же, рассуждающая о Боге, исходит не из факта явления Живого Бога, а из отвлеченной идеи Божества. Для философов Бог — удобная для построения философской системы идея. Для богослова же Бог есть Тот, Кто ему открывается и Кого невозможно познать рассудочно, вне откровения. Понятие о Боге в философских системах является слабым отблеском утраченного в грехопадении ведения о Боге, отблеском, совершенно недостаточным и часто замутненным ошибочными положениями и мнениями. В Синодике Торжества Православия (XI в.) анафематствованы платоники, те, «кто считает идеи Платона реально существующими», и те, «кто предается светским наукам не только ради умственной тренировки (обучения), но и воспринимает за истину суетные мнения философов». Познать Бога — божественный призыв, обращенный к человеку, откликнуться на него — значит приобщиться к жизни Самого Бога. Богопознание не является каким-то единичным актом, а есть бесконечный процесс возрастания человека в благодати и истине, ибо «совершенство и самых совершенных… несовершенно». Имеются два различных образа богопознания: естественный и сверхъестественный. Знанием естественным называем мы то, которое душа может получить через исследование и взыскание, естественными пользуясь способами и силами, о творении и Виновнике творения, разумеется, сколько это доступно для связанной с веществом души. А сверхъестественное знание есть то, которое привходит в ум путем, превышающим его естественные способы и силы, или в котором познаваемое сравнительно превышает ум, связанный с плотью, так что такое познание свойственно уму бестелесному. Естественное познание может иметь и непросвещенный Христовой верой, а сверхъестественное — в исключительных случаях, по смотрению Божию. При этом естественные силы у просвещенного и непросвещенного различны: «у просвещенного они в гораздо лучшем и высшем состояния находятся, нежели у непросвещенного». Впервые вопрос о границах богопознания был поставлен в IV веке в связи с учением Евномия. Последний считал, что для разума никакого предела в богопознании не существует. Из философии Аристотеля он воспринял учение о божественной природе человеческого разума. Разум, имеющий одну природу с Богом, по мнению Евномия, может вполне познавать самые сокровенные глубины Божества — Божественную Сущность. Причем не только познавать Ее, но и выражать обычными для нас понятиями. В этом пункте учение Евномия о богопознании переплетается с его теорией имен. Евномиане учили, что во время творения мира Бог всему присвоил определенные имена. Каким именем нарек Бог Свое творение, таким это творение и стало, поэтому в имени заключена сущность каждой вещи. Чтобы познать сущность какой-либо вещи, достаточно отбросить все случайные и второстепенные ее наименования и найти имя, данное ей при творении. Согласно этому учению, человеческий разум, будучи божественен, носит в себе совокупность всех имен. Свое учение об именах евномиане распространяли и на Бога, а именно: у Бога тоже есть Свое имя, как и у всего существующего. Среди множества божественных имен достаточно найти имя, наиболее соответствующее Богу. Оно и будет выражать простую Божественную Сущность. Таким именем Евномий считал имя «нерожденный». Выбор этого имени Евномий объяснял тем, что все рожденное (сотворенное) получило начало во времени и совершенно не подобно Богу по природе. Тем, что Бог не рожден, Он отличается от всего тварного, поэтому имя «нерожденный» — сущностное имя Бога, в нем заключена Божественная Сущность. Напыщенный своим «открытием», Евномий гордо заявлял: «Я знаю Бога так, как Бог знает Себя». Итак, согласно Евномию, Бога можно до конца познать чисто рассудочным путем. Впервые в христианском богословии вопрос о характере и о границах богопознания был поставлен в контексте тринитарных споров IV столетия. В 356 году в Александрии выступил Аэций (Аэтий) с проповедью «аномейства» (аномейство буквально означает «неподобничество»). Аномеи были крайними арианами, отрицавшими не только православное учение о единосущии Отца и Сына, но даже умеренное, компромиссное между православием и арианством учение о подобии Сына Отцу. Затем Аэций перебрался в Антиохию, где и развернул свою проповедь. Церковный историк Созомен сообщает нам об Аэций, что он «был силен в искусстве умозаключений и опытен в словопрении». Святитель Епифаний Кипрский так пишет об Аэций: «С утра до вечера он сидел над занятиями, стараясь составлять определения о Боге посредством геометрических фигур». Таким образом, догматика превращалась для Аэция в некую игру и диалектику понятий, и он, в своем тщеславии доходил до того, что утверждал, что «знает Бога так хорошо, как не знает самого себя». После окончания евномианского спора вопросы, связанные с гносеологией, т. е. с теорией познания, в христианском богословии не поднимались практически 1000 лет. Ровно через 1000 лет вновь возникает спор о границах и характере нашего познания о Боге. Этот спор связан с именами святителя Григория Паламы и его главного оппонента — калабрийского монаха Варлаама. Этот спор, начавшийся в середине XIV столетия, явился как бы логическим продолжением спора тысячелетней давности, потому что в IV веке святые отцы прекрасно разработали учение о непознаваемости Бога по сущности и о познаваемости Его в энергиях, но тем не менее, в этом учении не был определен один очень важный аспект, а именно: какова природа энергий, в которых познается Бог. Именно этот вопрос и лежал в основе спора XIV века. Поскольку афонские монахи утверждали, что они созерцают нетварный божественный свет, тождественный тому свету, который видели ученики Христовы Петр, Иаков и Иоанн на горе Фавор, то споры эти часто называют спорами о природе Фаворского света. С точки зрения Варлаама, Фаворский свет — это некое атмосферное явление, не более того. Он считал, что все теофании, о которых говорит Священное Писание — это не более, чем тварные символы, которые Бог создает для того, чтобы посредством их общаться с человеком. Из предпосылок Варлаамова учения следовало, что подлинное богообщение для человека невозможно. Обожение как цель человеческой жизни тоже нереально, познавать Бога можно только посредством тварного. Таким образом, Варлаам, последуя Евномию, отрицал значение опыта в деле богопознания, и для него богословие есть некое теоретическое рассуждение, основанное на богооткровенных предпосылках, почерпаемых из Священного Писания.