Цирк в Древнем Риме

Тяжела была участь гладиаторов, но еще хуже приходилось  бестиариям (звероборцам), сражавшимся  с дикими животными — вепрями, медведями, пантерами, львами. В Риме для них существовала особая школа, однако чаще всего в роли бестиариев выступали осужденные. Их выпускали на арену почти безоружными — с коротким мечом или с легким копьем. Случалось, что ловкость человека одерживала верх над ловкостью зверя, но чаще изуродованные люди, как о милости, умоляли о быстрейшей смерти, и под вой опьяненной от крови публики их добивали... 

В дополнение к  таким «зрелищам» в Колизее устраивались звериные травли. С помощью специальных механизмов из подвалов амфитеатра поднимались на арену декоративные горы и леса вместе со всяким зверьем. Хлопая бичами и пуская в морды зажженные стрелы, служители приводили животных в ярость. Носорога заставляли биться со слоном, пантеру с быком, медведя — с кабаном. Часто их связывали попарно арканами, и зрители приходили в неистовый восторг, когда звери начинали терзать друг друга. Только за время игр при открытии Колизея было затравлено подобным образом около 5 тысяч животных! 

Откуда же брали такие баснословные количества зверей? 

Каждая покоренная римскими легионами страна присылала  в Италию своих наиболее редких животных. Целые караваны их в клетках следовали  в Рим по дорогам империи (причем, города и селения, 

мимо которых  проходили эти караваны, обязаны были снабжать зверей кормом). В Риме зверей размещали в виварии (зверинце), который по своим масштабам превосходил любой из теперешних зоопарков; при императоре Гордиане III, на­пример, там находились 32 слона, 60 львов, 30 леопардов, 10 тигров, столько же жираф, лосей и гиен, бегемот и носорог, 40 диких лошадей и множество других самых разных мелких животных. И все это предназначалось для уничтожения! 

Бои гладиаторов  и бестиариев, как и звериные травли, возникли гораздо позже состязаний на колесницах, но получили отнюдь не меньшее признание. Из Рима они распространились почти по всем крупным городам провинций (Помпеи, Капуя, Верона, Арль, Ним), где до нашего времени сохранились полуразрушенные амфитеатры (разумеется, не столь грандиозные, как Колизей). Такое широкое увлечение зрелищами массовых, продуманных и издевательских убийств (а иначе трудно назвать все эти «игры» на аренах амфитеатров) объясняется огрубением и развращенностью нравов, что было вызвано многочисленными захватническими войнами римлян. 

При общем восхищении кровавыми зрелищами лишь двое общественных деятелей Рима выразили свое негодование. Один из них, знаменитый оратор Цицерон, говорил, что не может быть никакого удовольствия, «когда слабый человек  растерзывается огромным сильным зверем или когда прекрасное животное пронзается охотничьим копьем». Цицерону вторил философ Сенека, гневно указывавший, что «человек священен для человека, а его убивают на забаву и потеху». Но при всем этом оба они — и Цицерон и Сенека — считали, что воинственный дух должен являться неотъемлемой принадлежностью римского народа... 

В заключение остается сказать несколько слов о тех  зрелищах, которые не получили какого-либо значительного распространения. Так, в том же Колизее показывались дрессированные звери: львы ловили зайцев и отпускали их невредимыми, слоны танцевали и, по римскому обычаю, возлежали за столами с едой; в Большом цирке проводились состязания гимнастов, бег взапуски, кулачные бои, бросание диска. Зрелища эти не вызывали восторгов у экспансивной римской публики и мало-помалу сошли вовсе на нет, как не удовлетворявшие принципам все той же пресловутой политики — «хлеба и зрелищ»... Таковы были цирки и цирковые зрелища в Древнем Риме. Так в крови и в муках рождалось искусство цирка.