Топливно – энергетический комплекс Российской Федерации

:justify">В условиях разрушающихся институтов демократического контроля государственные нефтегазовые корпорации становятся своего рода «государствами в государстве». Мало того, что их экономическая роль в сырьевой экономике является более чем значимой, их политическое влияние нередко оказывается еще более серьезным.

Такие корпорации становятся своего рода политическим кошельком для власти и спонсором основных политических проектов. Причем экономическая эффективность таких корпораций высокой назвать нельзя.

В России через «Газпром–медиа», формально негосударственную структуру, Кремль контролирует большое число СМИ.

Кроме того, «фактор Газпрома» во многом определяет российскую политику — как внешнюю, так и внутреннюю. Сколько есть в России людей, которые могут отдать распоряжение Алексею Миллеру?

Имеет смысл упомянуть «эффект прожорливости». Этот эффект гласит, что при росте сверхдоходов от продажи ресурсов увеличение государственных расходов идет быстрее, чем рост от доходов от ренты, во многом из-за давления заинтересованных групп, нацеленных на освоение ренты. Другими словами, у чиновников и политиков аппетиты тратить нефтедоллары растут быстрее, чем доходы от продажи нефти. При отсутствии институтов, ограничивающих эти аппетиты, режим начинает испытывать чувство эйфории, предполагая, что заоблачные цены на нефть – это навсегда. Кроме того, в ситуации, когда цены на нефть просто перестают расти, чиновники и политики продолжают много тратить.[7] 

В-четвертых, приоритетными тратами для режима оказываются расходы на силовой блок.

В-пятых, режим расширяет госаппарат, чтобы включить в себя потенциальные автономные группы и препятствовать попаданию недовольных в публичную сферу. Режим старается не допустить образование независимых социальных групп, способных в дальнейшем бросить ему вызов. Этот механизм предполагает включение умеренных оппозиционных групп в систему власти.

Зачистка оппозиционного поля выражается в форме создания «клонов» партий, как в случае создания «актуальных левых» - «Справедливой России» на базе эксоппозиционной «Родины» и относительно независимой Российской партии пенсионеров. Таким образом, часть потенциально недовольных политиков включается в проправительственную структуру во главе со спикером Совета Федерации Сергеем Мироновым.

В-шестых, экономический рост на основе экспорта природных ресурсов может не приводить к модернизации, понимаемой как качественная смена в социальной, культурной сферах. При отсутствии масштабных социокультурных сдвигов в обществе модернизация оказывается отложенным проектом. Стоит особо отметить, что феномен «цветных революций» напрямую соотносится с запасами нефти и газа в стране. Опыт 2003–2006 гг. показывает, что все успешные «цветные революции» на постсоветском пространстве произошли в бедных ресурсами странах (Грузия, Украина, Киргизия). Наоборот, в богатых нефтью странах (Азербайджан, Казахстан) «цветные революции» закончились неудачей.

Имеющиеся в экономике ресурсы направляются на сомнительные проекты, мало имеющие отношения к развитию. Нефтедоллары просто «проматываются», и, в случае резкого падения цены на нефть, наступает расплата – системный кризис.[8] Экономическая деградация и есть «нефтяное проклятие».

Бесконтрольная трата больших ресурсов порождает в политиках склонность к различного рода авантюрам, к построению амбициозных – но, увы – нереализуемых прожектов.

СССР может служить примером из новейшей политической истории. Нефтедоллары, свалившиеся на голову советскому руководству после открытия западносибирских месторождений, да к тому же в период двух нефтяных шоков 1973 и 1979 гг., создали у советского руководства иллюзию всемогущества и процветания. Экономические реформы были заморожены, и, как только цены на нефть сильно упали, СССР стал испытывать серьезные экономические проблемы, которые, в конце концов, привели страну к краху.[9]

Противоположным является пример Норвегии. Нефть в Норвегии была обнаружена уже после установления демократической политической системы. Несмотря на все побочные эффекты, управление Норвегией своими нефтяными сверхдоходами часто признается образцовым, причем как с экономической, так и с политической точек зрения.

В результате взаимосвязь между нефтью и политическим развитием выглядит следующим образом: при сильных политических институтах нефтяное изобилие приводит к процветанию, при слабых – к «нефтяному проклятию».

7.     «Нефтяное проклятие» и вооруженные конфликты

Самое отрицательное проявление «нефтяного проклятия» в политической сфере – это зависимость между нефтяным изобилием и началом или продолжением вооруженных конфликтов, особенно в виде этнических конфликтов и гражданских войн. К сожалению, для бедных стран «третьего мира» часто оказывается верным утверждение, что нефтяное изобилие – это причина кровопролитных и затяжных вооруженных конфликтов. Нефть здесь, конечно, далеко не единственная причина. Кроме нее, в возникновении войн повинны алмазы, наркотики, лес, аграрный экспорт, в общем, природные ресурсы в принципе. Однако именно нефть является все же одной из наиболее распространенных причин начала гражданских войн.

Говоря о России, стоит вспомнить, что нефтяной фактор был одной из причин «горячего» чеченского конфликта и двух «холодных» конфликтов, где до кровопролития дело, к счастью, не дошло, – Татарстан и Башкирия. Сторонники чеченской независимости полагали, что нефтяные запасы и продукты нефтепереработки смогут стать одним из оснований экономической самостоятельности Ичкерии, российские же власти опасались за судьбу нефтепровода Баку–Чечня–Новороссийск. К слову, конфликт вокруг чеченской нефти не улажен до сих пор. В настоящее время одним из поводов напряженности между Кремлем и кадыровской Чечней является постоянное требование руководства республики (сначала президента Ахмада Кадырова, а потом президента Рамзана Кадырова) отдать компанию «Грознефтегаз» - основную добывающую компанию республики – под полный контроль чеченского правительства. Вопрос о контроле над нефтью являлся одним из самых острых в проекте разрабатываемого договора о разграничении полномочий между Центром и Грозным. Борьба за контроль над нефтяной отраслью республики способна обострить и без того непростые отношения между Москвой и Грозным.

Причины конфликтов

а) Торговые шоки. Рост или падение цен приводит к серьезным политическим изменениям. С одной стороны, рост цен делает более привлекательным захват власти. С другой стороны, падение цен приводит к снижению способности правительства выполнять взятые ранее (популистские) обещания.

В бедных странах «третьего мира», падение цен на экспортные ресурсы способно поставить население на грань голода.

Решение многих проблем сводится к одному простому приему: завалить всех нуждающихся нефтедолларами. В России наглядной иллюстрацией может служить политика федерального правительства на Северном Кавказе. Относительное благополучие во многом держится на подсаживании северокавказских республик на трансфертную иглу, причем без всякого контроля расходования средств и без обязательств региональной элиты проводить более эффективный политический курс. Вопрос о том, что будет с этими проблемными регионами в случае резкого снижения цен на нефть и дефицита бюджетных средств, остается открытым.

б) Слабость правительства. Государство, живущее за счет ренты, обычно характеризуется слабостью институтов, в том числе институтов административного управления, гражданского контроля. Система управления, как правило, в этих государствах довольно примитивная. Правительства далеко не всегда способны эффективно управлять экономикой и разрешать конфликты в обществе. При грубом подходе противоречия в обществе легко могут перерасти в вооруженный конфликт.

в) Ресурсодобыча – капиталоемкий, но не трудоемкий сектор экономики. Добыча ресурсов, в т.ч. нефти, не требует большого числа рабочих рук. На рынке труда оказывается масса рабочей силы, для которой более экономически эффективным видом деятельности становится или служба в госсекторе (армия), или уход в повстанцы.

Пример российской Чечни, с бесчисленным количеством силовых структур, трудоустраивающих бывших боевиков, иллюстрирует этот тезис.

г) Контроль добычи ресурса – один из основных источников финансирования повстанцев. Одним из важнейших моментов для функционирования повстанцев является вопрос финансирования. Очень часто доходы от продажи природных ресурсов являются основным источником доходов для боевиков. Значение природных ресурсов для этой цели зависит, в свою очередь, от ряда факторов. Это и легкость захвата ареала добычи, и особенность добычи ресурса.

Помимо экономического и политического аспектов, «нефтяное проклятие» в странах «третьего мира» имеет еще и своего рода морально-этическую составляющую. Ведущую роль в этой истории играют богатые страны и крупные международные корпорации. Крупные корпорации являются основными разработчиками и покупателями природных богатств. Часто корпорации ведут себя как государство в государстве, поддерживают то одних боевиков, то других, меняют правительства по своему усмотрению, практически не обращают внимания на проблемы регионов добычи. Играя на противоречиях, корпорации способны добиваться для себя наилучших условий, стараясь максимально снизить издержки. В этом смысле для нефтяных компаний инвестиции в политику оказываются одними из самых прибыльных.

Бедные страны зависят от богатых стран и в вопросах ценообразования. Цены как на нефть, так и на другие ресурсы во многом диктуются богатыми странами.

Иногда возникает подозрение, что богатым странам выгодны конфликты, так как выгодна высокая цена на нефть. Перманентная нестабильность в районах основной добычи нефти (в первую очередь, на Ближнем Востоке и северной Африке) держит цену на этот ресурс на максимальной высоте. Нефтяные корпорации богатых стран получают максимальные прибыли, заодно препятствуя экономическому росту бедных нефтью стран (например, Китай).

Каким-то противовесом этой тенденции может стать общественная борьба против «грязных» нефтяных корпораций. «Старые» нефтяные компании, основанные в демократических странах и дорожащие своим имиджем в глазах общественности порой стараются не ввязываться в сомнительные регионы. Однако на их место тут же приходят «новые» нефтяные корпорации из стран со слабыми политическими институтами и без влиятельного общественного мнения. Особенно заметно это явление в отношении китайских компаний. К России эта тенденция относится в меньшей степени, но стоит отметить работу российских нефтяных компаний в Ираке (ЛУКОЙЛ) и Ливии («Татнефть»).

Россия в большей степени подходит под описание мягкого варианта «нефтяного проклятия» - нефтяное изобилие приводит к постепенному усилению авторитарных тенденций во внутренней и внешней политике.

Отметим, что Россия едва ли может быть отнесена к категории бедных стран «третьего мира». Однако болевые точки на региональном уровне в России все же имеются. Все три наиболее проблемные, в аспекте прочности федерализма, региона – Чечня, Татарстан и Башкортостан – в основе своей экономики имеют нефтяную отрасль. До поры до времени Центру удается более-менее урегулировать конфликты, связанные с этими регионами. Однако в менее благоприятных политических и экономических условиях, учитывая тот факт, что вопрос обладания доходами от продажи нефти переплетен с этничностью, способность Центра контролировать ситуацию в данных регионах может быть поставлена под сомнение. Потенциальные торговые шоки могут вызвать политические осложнения и в других проблемных регионах, которые Москва фактически содержит благодаря сверхдоходам от нефти. Эти регионы (речь идет, в основном, о республиках Северного Кавказа) привыкли решать свои экономические проблемы за счет федеральных трансфертов по принципу «лояльность в обмен на финансы»; при отсутствии надежного источника денег могут возникнуть проблемы и с лояльностью.

8.     Курс на перспективу

Осознание комплекса проблем, стоящих перед российской не­фтегазовой отраслью в связи с ее огосударствлением, ставит вопрос о том, насколько объективно возможно сегодня движение вперед. В этой связи стоит обратить серьезное внимание на имеющийся мировой опыт. В своем исследовании «Венесуэла и Мексика: нефть, авторитаризм и популизм» В.Я. Гельман показал, как стремление к серьезным либеральным реформам возникло в Венесуэле в тот момент, когда произошло падение цен на нефть и сократились возможности проведения популистской политики. Что же касается периодов благоприятной для такой нефтедобывающей страны, как Венесуэла, конъюнктуры мирового рынка энергоносителей, то в это время реформы затормаживались, а популизм усиливался. Формирование нынешнего режима Уго Чавеса в данном смысле представляется далеко не случайным. Авторитарные начала покоятся на больших нефтяных доходах. Более того, Венесуэла дает нам пример того, как один и тот же политик – Карлос Андрее Перес – будучи дважды президентом, причем в совершенно разных с точки зрения конъюнктуры нефтяного рынка условиях, проводил совершенно разную социально-экономическую политику: популистскую в условиях изобилия и либеральную в условиях трудностей.

Россия сегодня является страной с относительно слабыми поли­тическими институтами. Таким образом, для нас весьма актуален вопрос, сможет ли наша страна найти силы переломить складывающуюся негативную тенденцию и отойти политики огосударствления нефтегазовой отрасли?

Анализ показывает, что в краткосрочном плане вероятность пре­одоления действия «нефтяного проклятия», к сожалению, не слишком велика. Наши политические институты, несмотря на отдельные попытки противодействия деструктивным тенденциям, в целом оказываются бессильны. Оппозиция слаба, парламент абсолютно подконтролен кремлевской администрации, независимость судов проблематична, созидательные силы в так называемой «партии власти», в лучшем случае, удерживают свои собственные позиции, но не противодействуют усилению негативных факторов. В той мере, в какой федеральное руководство ориентировано на осуществление позитивных преобразований, эти преобразования у нас действительно осуществляются. Но если та или иная группировка, формально действуя от имени власти, реально отстаивает свои собственные интересы, происходит торможение реформ и даже обращение реформаторского процесса вспять. Таким образом, можно предположить, что в краткосрочной перспективе не удастся изменить складывающуюся в рос­сийском нефтегазовом секторе тенденцию к огосударствлению.

Другая европейская нефтедобывающая страна – Великобритания – вступила в Евросоюз и вообще является приверженцем сравнительно либеральных принципов функционирования экономики. Но, тем не менее, не следует забывать о том, что британцы дистанцировались от европейской валютной интеграции. Наконец, есть еще случай Канады – страны, которая, являясь заметным производителем нефти и газа, активно участвует в североамериканской экономической интеграции. Тем не менее, канадский случай не может развеять пессимизм, поскольку он является исключением особого рода. Слишком уж тесны традиционные связи между США и Канадой.

На подобном фоне неудивительным представляется сохранение протекционизма и значительное дистанцирование от Европы в сегодняшней России. Для нас вопрос о вступлении в Евросоюз в ближайшей перспективе вообще не стоит.

Однако при всем этом пессимизме следует учитывать то, что модернизация российской экономики отражает тенденции, характерные для Европы.[10] «Нефтяное проклятие» является лишь фактором, корректирующим глобальные тенденции, но не отменяющим в целом их действие. Следует учитывать, при сравнении опыта Мексики и Венесуэлы, что многое в развитии страны зависит не только от «нефтяного проклятия», но от «наследия прошлого», от влияния сложившихся в течение длительного времени механизмов политико-экономического управления, а также от взаимосвязи государства и социальных групп общества.