Временной контрапункт как формообразующий принцип романа Пастернака "Доктор Живаго"

гражданской войны. У обоих на груди он обнаруживает медальон с

текстом молитвы-заклинания, восходящей к одному и тому же

источнику - девяностому  псалму; но у первого текст представлен  в

правильной церковнославянской версии, тогда как у второго  он дан

в фольклорной  версии, искаженной контаминациями и  народными

этимологиями. В этом эпизоде "скрещение судеб" участников

гражданской войны резонирует со скрещением различных

контрапунктных  линий русской христианской традиции.

Творческое видение  Пастернака и его героя совершает  в

отношении христианской традиции такой же акт чудотворного

"преображения", как и в отношении народного искусства:

какофония палимпсеста  неожиданно являет заключенные в  ней

черты высшей, более  сложной гармонии.

Если  принцип музыкального контрапункта имеет, как мы

видели, особенно большое значение для понимания компо-

зиционной структуры "Доктора  Живаго", то отношение  Пастернака к фольклорной  и христианской традиции должно быть в

первую  очередь принято  во внимание при оценке особенностей

стилистической  фактуры романа. Невозможно было бы отрицать

неровность стиля  романа Пастернака, наличие ничем внешне не

оправданных стилистических "срывов", наконец, наличие в

отдельных его  эпизодах явственных черт лубочной мелодрамы.

Однако описанная выше художественная позиция Пастернака

заставляет  предположить, что это эстетическое "огрубление" имело

сознательный  и преднамеренный характер.

Герой романа отнюдь не стремится к тому, чтобы поддержать и

сохранить за собой  роль интеллигента, "творца" - мыслителя  и

поэта. Живаго сознательно  принимает уготованный ему

"распорядок  действий", ведущий к снижению его внешнего облика

и в конечном счете к гибели. Но эта картина  гибели и забвения,

достигающая своего апогея в предпоследней, шестнадцатой части

романа, раскрывает свой истинный смысл в качестве вневременного

мистического  акта искупительной жертвы в последней главе -

стихах доктора  Живаго.

Подобно своему герою, и сам Пастернак в своем  итоговом

произведении  идет на снижение и "огрубление" своего творческого

облика, и эта  эстетическая жертва позволяет роману стать актом

"общего дела", вобрать в себя все виды духовных "работ",

направленных  на преодоление смерти, независимо от их

эстетического и социального престижа: от литургии до народных

заговоров, от полифонической музыки до бытового и худо-

жественного языка  улицы, от религиозной философии  до ритмов

современного  города. Произведение Пастернака движется поверх

барьеров, отказываясь занять какое-либо определенное место,

санкционированное эстетическим кодом  своей эпохи.

"Доктор  Живаго" являет  собой не что  иное, как попытку

воплотить данную идею и создать художественный эквивалент

мистически-философского "общего дела". Именно потому, что

творческие усилия Пастернака направляются не на поиски "новых

форм" (которыми была так богата художественная история  первой

половины XX века), а на открытие принципиально новой идеи

искусства, его  произведение лежит вне привычных  представлений

о художественной "новизне" и художественном "эксперименте" и

способно произвести странное впечатление даже на искушенного  в

художественных  инновациях читателя.

Вместе с тем "Доктор Живаго", при всей уникальности своей

формы, оказывается  наиболее полным воплощением той  эпохи,

которая в нем  изображена и которая оказала  решающее влияние на

формирование  художественного мира самого Пастернака. Роман

Пастернака резонирует одновременно со многими культурными

явлениями, которые в совокупности составили уникальную

духовную  атмосферу данной эпохи; он вбирает в себя все эти

явления и в  качестве материала, из которого строится его

повествовательная ткань, и в качестве структурного принципа

организации его  эпической формы. С этой точки  зрения

произведение  Пастернака является исторической эпопеей  в самом

полном смысле этого слова: эпопеей, не только в  содержании, но и

в самой художественной фактуре которой отпечаталась вся

сложность и  весь полифонический динамизм изображенного в ней

времени. "Доктор Живаго" - это роман эпохи научной,

философской и  эстетической революции, эпохи религиозных

поисков и плюрализации научного и художественного мышления;

эпохи разрушения норм, казавшихся до этого незыблемыми и

универсальными, и драматического расширения культурных

горизонтов; наконец, это роман эпохи социальных катастроф, в

которых стихия популизма мощно заявила о  своей роли в

движении истории  и культуры. Его место в развитии современной

культуры, в качестве русского эпоса XX столетия, по праву может

быть сопоставлено и соизмерено с таким монументом предыдущей

эпохи, как "Война  и мир" Л.Н.Толстого 

Еще в начале 1930-х годов, в поэме "Волны", Пастернак сказал

об окончании  творческого пути "больших поэтов" словами,

предсказывавшими  с удивительной точностью те ожидания и

опасения, с которыми он сам почти четверть века спустя подходил

к завершению своего романа:

Есть в опыте  больших поэтов

Черты естественности той,

Что невозможно, их изведав,

Не кончить  полной немотой.

В родстве со всем, что есть, уверясь

И знаясь с будущим  в быту,

Нельзя не впасть к концу, как в ересь,

В неслыханную  простоту.

Но мы пощажены не будем,

Когда ее не утаим.

Она всего нужнее людям.

Но сложное  понятней им .Здесь и сознание исключительной важности последнего

откровения, и  предчувствие неотвратимого "распорядка действий",

следующего за достижением этой трансцендентной "пустоты", и

даже идея о  том, что последняя трансцендентная  истина должна

выступить во внешнем  обличье "ереси", апокрифа, примитива, в

которые "впадает" поэт. Ретроспективно, после всего  случившегося

с романом и  его автором, это поэтическое  пророчество, так же как

и те конкретные опасения и предчувствия, которые  владели

Пастернаком при  окончании им своего романа, выглядят вполне

понятными с  точки зрения тех драматических  событий,

наступление которых  поэт мог предвидеть. Однако анализ как

особенностей  самого романа, так и его последующей  литературной

судьбы позволяет  предположить, что та жертва, на которую

Пастернак шел, "не утаив" свое произведение, имела для него не

только  конкретный житейский, но и более общий  и более важный

смысл. Подведя итог эпохе, в которую сформировалась и прошла

вся творческая жизнь его автора, "Доктор Живаго" перерос эту

эпоху, вышел  из ее рамок - и в этом смысле оказался

"несвоевременным  явлением" не только в официальной  советской

литературе, но и в системе кодов постреалистической прозы.

Оценка того места, которое роману Пастернака предстоит  занять в

истории русской  литературы, в значительной степени принадлежит

будущему.