Мечта о золотом веке в произведениях русской литературы XIX столетия

       Как считает В.П. Шестаков роман В.Ф. Одоевского «4338 год» - это «типичный образец просветительской  утопии, с характерным для нее историческим оптимизмом, верой в прогресс, в возможность приближения грядущего и его предвидения».²² В.Ф. Одоевский строит свой роман по образцу западноевропейских утопий, избирая объектом изображения идеальное государство Россию и весь мир в 4-ом тысячелетии н. э.

       Все эти три утопические произведения во многом близки друг другу, но между ними есть и существенные различия. В повести А.Д. Улыбышева идеальный миропорядок установился революционным путем, писатель верит в возможность революции изменить окружающую жизнь к лучшему. Новое государство будет основано на законах разумного управления, социальной справедливости, истины и гармонии, быть может, это  и есть тот идеал будущего общества, о котором мечтали декабристы, видимо, именно такой представляли они Россию в грядущих веках, ради этой мечты вышли на Сенатскую площадь с оружием в руках. Правда, не совсем понятно, кто же управляет этой счастливой страной – монарх, строго ограниченный конституцией, – идеал Северного общества декабристов, или во главе республики стоит избранный народом правитель, о котором мечтал П.И. Пестель и его сподвижники. Но далеко не все представляется  писателю настолько простым и безоблачным, в последних строках повести можно увидеть явный намек на то, что путь к будущей гармонии труден и тернист, и преодолеть его можно лишь всем вместе. Иной точки зрения придерживается В.Ф. Одоевский, для него путь к идеальному государству – это путь мирных реформ, постепенных преобразований, совершенствования общественного строя, экономических отношений, только так можно создать справедливое государство «хрустальных дворцов». Авторы всех трех утопий безусловный приоритет отдают  развитию науки и техники, совершенствованию  образования, преодолению имущественного неравенства, ставят во главу угла конкретные социальные преобразования, которые помогут людям жить мирно и счастливо на земле.

       Но  в творчестве русских писателей  нашли свое отражение и другие мечты о золотом веке, более  близкие к традициям народных религиозно-утопических легенд. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

2.2.  Мир народных сказаний  о «далеких счастливых землях» (И.С.Тургенев «Касьян с Красивой Мечи», В.Г.Короленко «Без языка») : 

            С 1847 года в журнале «Современник»,  который редактировал тогда     Н.А. Некрасов, печатается цикл очерков и рассказов И.С. Тургенева «Из записок охотника». Сразу же «Записки» привлекли к себе внимание русских читателей. «Неудивительно, что маленькая пьеска “Хорь и Калиныч” имела такой успех,- писал о первом очерке «Хорь и Калиныч» В.Г. Белинский.- В ней автор зашёл к народу с такой стороны, с какой до него к нему никто ещё не заходил».²³

       В очерках и рассказах И.С. Тургеневу  удалось создать целую галерею  ярких самобытных русских характеров: это и хозяйственный крестьянин Хорь со складом лица древнегреческого философа Сократа, и поэтически одарённый идеалист Калиныч, и беспечный бродяга Ермолай («Ермолай и мельничиха»), и хмурый лесник Бирюк («Бирюк»), и тонкий одаренный Яков Турок («Певцы»), и правдолюбец Касьян («Касьян с Красивой Мечи»).

       Главный герой очерка «Касьян с Красивой Мечи» - крестьянин Касьян - личность необыкновенная. Кучер рассказчика Ерофей («справедливый» по определению Касьяна) называет его «чудным юродовидцем», беспокойным «человеком-блохой», которому никогда не сидится на одном месте. Даже внешность Касьяна с первого взгляда поражает рассказчика: «Вообразите себе карлика лет пятидесяти с маленьким, смуглым и сморщенным лицом, острым носиком, карими, едва заметными глазками и курчавыми, густыми черными волосами, которые, как шляпка на грибе, широко сидели на крошечной его головке. Все тело его было чрезвычайно тщедушно и худо, и решительно нельзя передать словами, до чего был необыкновенен и странен его взгляд».²⁴

    Узнав, что собеседник - охотник, Касьян говорит: «Пташек небесных стреляете, небось?.. зверей лесных? И не грех вам божьих пташек убивать, кровь проливать неповинную?» Он нисколько не робеет перед барином, беседует с ним свободно и независимо, убежден в правильности своих мнений. Касьян своеобразный философ крестьянского мира, он обладает большими духовными запросами и богатой душевной жизнью, грамотен, многое знает, многое видел, умеет лечить людей травами, любит природу, приволье, жалеет все живое на земле. Размышления Касьяна поражают рассказчика своей мудростью: «Я, признаюсь, с совершенным изумлением посмотрел на странного старика. Его речь звучала не мужичьей речью: так не говорят простолюдины, и краснобаи так не говорят. Этот язык, обдуманно торжественный и странный... Я не слыхал ничего подобного».²⁵ Заинтересовавшись странным собеседником, охотник расспрашивает его, откуда он родом, каким делом занимается – и опять узнает много нового для себя.

       «- А вы где прежде жили?

         - Мы с Красивой Мечи.

        - Далеко это отсюда?

        - Верст сто.

        - Что ж, там лучше было?

        - Лучше… лучше. Там места привольные, речные, гнездо наше; а здесь теснота, сухмень…  Здесь мы  осиротели. Там у нас, на Красивой-то на Мечи, взойдешь ты на холм, взойдешь — и, Господи, боже мой, что это? а?.. И река-то, и луга, и лес; а там церковь, а там опять пошли луга. Далече видно, далече. Вот как далеко видно»...²⁶

    Во  многих городах и на многих реках России Касьян уже бывал, но мечтает еще отправиться в сказочные края у далеких теплых морей, где люди живут справедливо и счастливо. «А то за Курском пойдут степи, этакие степные места, вот удивление, вот удовольствие человеку, вот раздолье-то, вот божия-то благодать! И идут они, люди сказывают, до самых теплых морей, где живет птица Гамаюн сладкогласная, и с дерев лист ни зимой не сыплется, ни осенью, и яблоки растут золотые на серебряных ветках, и живет всяк человек в довольстве и справедливости... И вот уж я бы туда пошел… <…> Ну, вот пошел бы я туда... и вот... и уж и... И не один я грешный... много других хрестьян в лаптях ходят, по миру бродят, правды ищут.. да!.. А то что дома-то, а? Справедливости в человеке нет, вот оно что»...²⁷ Мечтания Касьяна близки народным легендам о далеких землях, в которых сохранился золотой век и люди живут по справедливости. Такую же далекую идеальную страну Беловодье искали в Сибири старообрядцы-странники или «бегуны».

    Некоторые исследователи творчества И.С. Тургенева  полагали, что Касьяна писатель изобразил именно таким старообрядцем-бегуном. «Н.Л. Бродский в работе «Тургенев и русские сектанты» (1923) установил связь образа Касьяна с раскольничьей сектой бегунов, объясняя интерес Тургенева к сектантству его сближением со славянофилами, - читаем в книге В.А. Ковалева «Записки охотника И.С. Тургенева». – Возможно, что Тургенев взял в качестве прототипа и бегуна, но заинтересовался не специфическими чертами учения сектантства, их отношением к церкви и религии, а психическим складом встретившегося ему оригинального человека. Писателя волновала душа народа, как она сформировалась русской жизнью и русской историей. Необыкновенность Касьяна, его «юродивость» и «несоразмерность» выражают черты человека независимого, свободного, справедливого, близкого к природе, умного, сострадательного, хотя они и представлены в облике человека неприкаянного и  внешне непривлекательного».²⁸

    «Слова  Касьяна о теплых морях, о сказочных странах не обособлены в книге Тургенева от надежд и чаяний всего русского крестьянства, - отмечает Ю.В. Лебедев в книге «Записки охотника И.С. Тургенева». – Мирный сон крестьянских детей в рассказе «Бежин луг» уже овеян доброй мечтою о сказочной земле. Она хранит детские сердца от разрушительного воздействия нужды и горьких забот, которыми полна повседневная жизнь крестьянства.

       «- Что это? — спросил вдруг Костя, приподняв голову.

       Павел прислушался. 
 

          -   Это кулички летят, посвистывают.

          -  Куда ж они летят?

          -   А туда, где, говорят, зимы не бывает.

          -   А разве есть такая земля?

          -   Есть:

          -   Далеко?

          -  Далеко, далеко, за теплыми морями. Костя вздохнул и закрыл глаза».

    Поэзия  народных легенд и верований, широко разлившись в «Бежином луге» среди таинственных звуков и шорохов летней ночи, готовит в цикле появление Касьяна, героя с подвижническим отношением  к истине-справедливости, странника и правдоискателя».²⁹

     Многих крупнейших писателей - Н. А. Некрасова, Л. Н. Толстого, В. Г. Короленко восхищала творческая манера «Записок охотника» И.С. Тургенева. В 1918 году, в столетнюю годовщину со дня рождения писателя, В. Г. Короленко произнес речь в Полтаве. «Записки охотника», — говорил он, — одна из «учительных книг», которая вносит в жизнь «высшие начала», а Тургенев - «один из великих писателей наших, умевших спускаться в самые недра обыденности затем, чтобы подымать ее за собою».³⁰

    Сам В.Г. Короленко в 1895 году в журнале  «Русское богатство» опубликовал  рассказ под заголовком «Рассказ из заграничных очерков», позже он стал называться «Без языка». В нем использованы непосредственные впечатления и наблюдения писателя, полученные за время поездки в 1893 году на Всемирную выставку в Чикаго в качестве корреспондента журнала »Русское богатство».

    Главный герой рассказа крестьянин Волынской  губернии Матвей Лозинский похож на былинных русских богатырей. Это добрый, честный, справедливый, необыкновенно сильный человек,  простодушием своим в то же время напоминающий ребенка. «Матвей Дышло, родной правнук Лозинского Шуляка, был человеком - огромного роста, в плечах сажень, руки, как грабли, голова белокурая, курчавая, величиною с добрый котел,— настоящий медведь из пущи. Только глаза и сердце — как у ребенка. Женат он еще не был, изба у него была плохая, а земли столько, что если лечь такому огромному человеку поперек полосы, то ноги уже окажутся на чужой земле. Говорил мало, смеялся редко. У него была старая дедовская библия, которую он любил читать, и часто думал что-то про себя стыдливо и печально. Никогда его в Лозищах умным не считали, и парни нередко издевались над ним, может быть потому, что он, несмотря на свою необычайную силу, драться не любил».³¹

    Как и его односельчанам, Матвею живется  несладко, он беден и безземелен. Когда-то его родной поселок Лозищи был вольной стороной, но теперь про былую вольность вспоминают лишь древние старики. А сами жители «..давно уже запахали в землю все привилегии и жили под самым местечком ни мужиками, ни мещанами. Говорили как будто по-малорусски, но на особом волынском наречии, с примесью польских и русских слов, исповедовали когда-то греко-униатскую веру, а потом, после некоторых замешательств, были причислены к православному приходу, а старая церковка была закрыта и постепенно развалилась... Пахали землю, ходили в белых и серых свитах, с синими или красными поясами, штаны носили широкие, шапки бараньи. И хотя, может быть, были беднее своих соседей, но все же смутная память о каком-то лучшем прошлом держалась под соломенными стрехами лозищанских хат».³²

    Эта память о вольной жизни толкала  многих крестьян искать лучшей доли в  чужих землях. В поисках такой свободной праведной земли они уходили из Лозищ и часто пропадали без вести. И только одному из них - Осипу Лозинскому -  повезло: в далекой Америке нашел он свое счастье. Вслед за ним в эту страну отправился и Матвей, надеясь встретить там воплощение заветной народной мечты о далекой земле, где сохранился золотой век, существует свобода, и люди живут счастливо и справедливо. «В той самой деревне, которая померещилась ему еще в Лозищах, из-за которой Лозищи показались им бедны и скучны, из-за которой они проехали моря и земли, которая виднелась им из-за дали океана, в туманных мечтах, как земля обетованная, как вторая родина, которая должна быть такая же дорогая, как и старая родина. Такая же, как и старая, только гораздо лучше… Такие же люди, только добрее. Такие же мужики, в таких же свитках, только мужики похожи на старых лозищан, еще не забывших о своих старых правах, а свитки тоньше и чище, только дети здоровее. И все обучены в школе, только земли больше, и земля родит не по только лошади крепче и сытее, только плуги берут шире и глубже, только коровы дают по ведру на удой...И такие же села, только побольше, да улицы шире и чище, да избы просторнее и светлее, и крыты не соломой, а тесом... а, может быть, и соломой,— только новой и свежей... И должно быть, около каждого дома — садик, а на краю села у выезда корчма с приветливым американским жидом, где по вечерам гудит бас, тонко подпевает скрипка и слышен в весенние теплые вечера топот и песни до ранней зари,— как было когда-то в старые годы в Лозищах. А посередине села школа, а недалеко от школы — церковка, может быть даже униатская. А в селе такие же девушки и молодицы, как вот эта Анна, только одеты чище и лица у них не такие запуганные, как у Анны, и глаза смеются, а не плачут. Все такое же, только лучше. И, конечно, такие же начальники в селе, и такой же писарь, только и писарь больше боится Бога и высшего начальства. Потому что и господа в этих местах должны быть добрее и всё только думают и смотрят, чтобы простому человеку жилось в деревне как можно лучше».³³ Мечта Матвея очень близка к реальной жизни, только люди здесь добрее и честнее, да живут они богаче. Но в Америке даже такой скромной мечте не суждено сбыться. Матвей предчувствует это: в одном из своих ночных кошмаров он видит кого-то «страшного, огромного, без лица», человека, кричащего ему: «Глупые люди, бедные, темные люди. Нет такой деревни на свете, и нет таких мужиков, и господ таких я нету, и нет таких писарей. И поле здесь не такое, и не то здесь в поле родится, и люди иные, И нет уже тебя, Матвея Оглобли, и нет твоего приятеля Дымы, нету Анны!.. Прежний Матвей уже умер, и умер Дыма, и умерла ваша прежняя вера, и сердце у вас станет другое, и иная душа, и чужая молитва».³⁴