Реализм.Романтическое и реалистическое в романе Евгений Онегин

       Исчерпывает ли, однако, формула Белинского –  даже при таком, более точном её понимании – содержание и смысл пушкинского романа? Очевидно, нет!

       Обратим теперь внимание на то, что сама степень  «сцепленности» героя и обстоятельств  была в пушкинском романе иной, не столь  безусловной и жестокой, как в  последующих реалистических произведениях. В сущности, в «Евгении Онегине» изображается не среда как таковая, не механизм имущественно-сословных отношений, в которые необратимо вовлечены персонажи, их помыслы, поступки, действия, но, скорее, социально-бытовой уклад, национально- характерный фон жизни героев, сфера их духовно-культурных интересов. Конечно, это способствует объяснению характеров, но всё же объясняет их не до конца. Немалое значение придавал Пушкин природным задаткам и свойствам, самой натуре человека. С другой стороны, и в «южных» поэмах для Пушкина была несомненна связь нравственного, психического облика героя с образом его жизни, особенностями общественного уклада. То есть, центральные персонажи романа – это не социальные типы в точном смысле слова, а типы культурно-психологические. Для понимания сути их характеров важно знать не то, чем они владеют и насколько они богаты, но то, что они читают, о чём мечтают, как любят, на каких литературных героев походят или стараются походить.

       Во-вторых, изображаемый социально-бытовой уклад – и в поместном, и в великосветском своём варианте – предстаёт в романе не как что-то однозначно отрицательное. Поэт различает в нем две стороны, две грани. Так, великосветское общество, само по себе пустое и праздное, открывает в то же время возможность приобщения к высотам европейской культуры, обостряет личностное самосознание, чувство чести и человеческого достоинства. Точно так же мир русской усадьбы в «Онегине» - это, конечно же, общество примитивных, ограниченных крепостников-помещиков, но это и жизнь на лоне природы в согласии с вековыми народно-патриархальными традициями, овеянная поэзией старины, столь близкой романтическому сознанию.

       И, наконец, самое главное: как ни велика власть общественных условий над  человеком, она, по мысли поэта, всё же не беспредельна. Мысль о зависимости человека от окружающих условий согласуется в пушкинском романе с идеей независимости от них, с мыслью о возможности и необходимости возвысится над средой, ибо полное слияние с нею, растворение в ней означает духовную гибель личности. Способность подняться над окружением, быть непохожим на других – важнейшая отличительная черта главных героев романа. Недаром они предстают под пером Пушкина как «типические исключения» и в этом смысле – как наследники героев романтических поэм. Можно сказать даже, что необходимость освободиться от влияния среды, преодолеть силу её притяжения выступает в романе как важнейшее нравственное требование поэта: мысль о гибельном воздействии дворянского общества – светского «омута» или поместного болота, - необходимость возвыситься над ничтожностью его повседневного существования проходит красной нитью через весь роман.

       Более того, своих любимых героев поэт судит как раз за то, что в  решающие минуты жизни они не выдерживают  испытания и уступают давлению окружающего мира, подчиняются его власти, его предубеждениям, предрассудкам, нормам. И как же дорого расплачиваются они за это! Страшась «общественного мненья», Онегин выходит на роковой поединок и после мучится виденьем «окровавленной тени». Ленский, «не имев, конечно, охоты узы брака несть», становится тем не менее женихом Ольги и – в вероятной перспективе – заурядным помещиком. Татьяна, выйдя замуж без любви, по воле матери, обречена жить не только с нелюбимым супругом, но и в глубоко чуждой ей атмосфере большого света.

       И всё же именно с главными героями  произведения, с их характерами и  судьбами связывает Пушкин решение  центрального вопроса – о возможности  духовной и нравственной свободы  в современном ему обществе. В  ходе действия романа Онегин и Татьяна становятся духовно всё более независимыми от своего непосредственного окружения, они – каждый по-своему – вбирают, впитывают в себя лучшие черты первоначально чуждого им уклада: петербургского большого света или патриархальной русской деревни. И в этом отношении они опять-таки сопоставимы с героями «южных» поэм, где поэт также пытался нащупать возможность синтеза двух противоположных начал: европейской культуры и патриархальной «естественности».

       Именно  сочетание внутренней свободы, естественности и утончённой светскости придаёт Татьяне особое очарование и нравственное величие в финальной главе романа. Соприкосновение с народно-патриархальным миром и сроднившейся с ним Татьяной побуждает Онегина внести серьезные коррективы в свою, казалось бы, незыблемую холодно-скептическую позицию, даёт новый импульс его последующей духовно-нравственной эволюции.

       Так в рамках социальной необходимости, в условиях неизбежной зависимости  от общества в сюжете пушкинского  романа перспективы и возможности «самостоянья человека», горизонты его личностной свободы. 

       3.6. Художественный метод романа «Евгений Онегин».

       Сделаем ещё шаг в изучение проблемы художественного  метода «Онегина» и зададимся вопросом: только ли неблагоприятными общественными условиями объясняются душевные драмы центральных персонажей романа? Может быть, и в них самих кроются причины их несчастий? Действительно, драматизм судеб героев во многом обусловлен, по мысли Пушкина, тем, что они все не умеют видеть жизнь и людей такими, каковы они на самом деле; они смотрят на мир сквозь призму привычных представлений, литературных образцов, заранее заданных стереотипов и норм.

       И правда: разве не сыграло роковую  роль в судьбе Ленского его увлечение  романтической поэзией и немецкой идеалистической философией, его наивное, прекраснодушное отношение к людям, к реальной действительности, опосредованное идеями и образами Канта, Шиллера и Гёте? А Онегин? Разве сумел он разгадать, в полной мере оценить – при всём его уме, трезвости, проницательности – самобытную натуру Татьяны, её высокую и прекрасную душу? Не потому ли её превращение в петербургскую княгиню – «законодательницу зал» стало для него полной неожиданностью?

       Так же и отношение Татьяны к Онегину  складывалось не только под влиянием непосредственных жизненных впечатлений, но в значительной мере было продиктовано литературными образцами. Усердная читательница иностранных романов, Татьяна воспринимала и Онегина как героя любимых ею произведений – сначала сентиментальных, потом романтических. После отъезда Онегина из деревни и чтения книг в его «опустевшем кабинете» у Татьяны сложилось представление о нём как о байроническом герое, типичном современном человеке «с его безнравственной душой, себялюбивой и сухой», не способном на подлинное чувство. Потому и не поверила она любви Онегина и ответила на его признание проповедью.

       Словом, герои пушкинского романа могут  быть названы не только жертвами общественных условий, но и жертвами собственного отношения к жизни, одностороннего взгляда на мир.

       И потому столь важное значение в романе обретает образ автора – человека духовно свободного, живущего полной, напряженной творческой жизнью, человека, который смотрит на действительность непредвзято, видит жизнь и людей в их истинном свете. Именно автору, возвышающемуся даже над любимыми своими героями, открывается необозримое богатство мира, его сложность, противоречивость, стремительная изменчивость. Вот почему так многообразны темы лирических отступлений романа: размышления о жизни, искусстве, любви, описания природы, воспоминания о прошлом и т.д. Всё это раскрывает вольный и широкий взгляд на мир героя-автора, выражает душевное самочувствие человека, влюблённого в жизнь, упоённого красотой бытия.

       Показательны  в этом отношении строфы, которыми завершается роман (не восьмая его глава, а роман в целом), - строфы, рассказывающие о жизни автора в Одессе. Проникнутые жаждой наслаждения, упоения, радости, они заключают пушкинское творение мажорным аккордом, который представляет собою разительный контраст трагической развязке его сюжета. Вообще, для пушкинского романа характерна «поэтика противоречий» - столкновение и взаимодействие разных точек зрения на действительность, ироническая демонстрация условности и относительности каждой из них.

       Скажем, в первой главе романа Онегин обрисован и как обычный светский денди, повеса и франт, и как человек, причастный высотам современной культуры, сопоставимый или связанный с людьми передовых, вольнолюбивых убеждений (Чаадаевым, Кавериным, героем-автором). Читателю предлагаются как бы два различных взгляда на героя, ни один из которых сам по себе не является истинным: верным оказывается и то, и другое одновременно или ни то, ни другое в отдельности. Точно так же «неподражательная странность» Онегина, глубокое, непритворное разочарование в жизни может быть истолковано как следование модным образцам, героям современных романов. Столь же неопределенно решается в романе вопрос о возможной участи Ленского, двойственно оценивается в нём и социальное окружение героев – поместное дворянство, высший петербургский свет.

       Даже  характеристика отдельного, единичного предмета или явления тоже как  будто колеблется, двоится, выявляет в нем разные стороны и грани. Так, театр, куда приезжает Евгений, это и эмпирически-конкретный театр, место представления балета Дидло – с усталыми лакеями, бранящимися у подъезда кучерами, франтами, лорнирующими незнакомых дам, и Театр вообще – феномен русской культуры, овеянный славой крупнейших драматургов и актёров, «волшебный край», где всё дышит «вольностью». Аналогично построены образы бала (в первой главе), помещичьего дома («старинного замка») – во второй.

       Разные  стороны предметов, явлений, человеческих характеров и судеб, бросая друг на друга колеблющийся отсвет, создают  особый, стереоскопический эффект, усиливают впечатление многообразия, неисчерпаемости мира, непрестанной его подвижности, текучести, диалектической противоречивости, его неподдающейся однозначно-рационалистическому истолкованию сложности и бесконечного богатства.

       Противопоставление  печальной и жестокой реальности и безграничных возможностей жизни (а вера в такие возможности может быть названа отличительной чертой романтического мировоззрения) – важнейшая особенность «Евгения Онегина», ясно свидетельствующая о сопряжении в нем романтических и реалистических начал. Этот интерес к возможностям бытия и определил в значительной мере своеобразие художественного метода пушкинского романа.

       Из  сказанного ясно, что  художественный метод  «Евгения Онегина» не может быть определён  как безусловно романтический. Сама пограничность стихотворного пушкинского романа, стоящего как бы на рубеже эпох в творчестве Пушкина и русской литературы вообще, предопределила его самобытность, его небывалую художественную сложность, парадоксальную слитность и взаимопроникновение романтических и реалистических начал. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

       4.  Заключение.

       Мы  убедились, что русский классический реализм 19 столетия развивался стремительно и бурно, что в своей эволюции он прошёл по меньшей мере пять стадий, которые мы обозначили как реализм «синкретический», неразрывно сращенный с романтизмом (Пушкин, Лермонтов, Гоголь), «эмпирический» (Тургенев, Гончаров, Островский), «сверхтипический» (Достоевский, Толстой) «антипический» (Чехов).

       Отсюда  следует важный в методологическом отношении вывод: недопустимо смешивать теоретическую модель реализма – схематическое обозначение его сущностных признаков – и реализм в его конкретно-историческом  бытии – как явление живое, изменчивое, разнообразное, во многом различное в разных национальных культурах, на разных стадиях его развития.

       Сказанное отнюдь не означает, что такая общая  модель реализма (романтизма, классицизма) не нужна вовсе (а призывы отказаться от самой категории литературного  направления усиливаются сейчас в нашей науке). Просто пользоваться ею нужно сообразно с её назначением. Назначение же понятия «направления» состоит в том, чтобы отметить главные вехи движения литературы, обозначить важнейшие этапы и стадии литературного процесса.

       Конечно же, мы вправе соотносить с общей  моделью реализма те или иные литературные направления, выяснять меру их взаимного соответствия или несоответствия. Но мы не вправе искусственно подгонять под эту схему любые художественные произведения, которые считаются реалистическими, не должны непременно отыскивать весь комплекс признаков или общих свойств реалистического искусства в творчестве отдельного писателя или даже группы писателей, выступающих под знаменем реализма. А ведь этим и грешит практика школьного преподавания! Не потому ли так уныло-однообразны характеристики художественного метода крупнейших писателей-реалистов в школьных учебниках?

       Думается, что предложенный материал динамики русского реализма поможет учителю  и ученику увидеть не только то, в чем следовал каждый из великих  писателей-классиков канонам реализма, но и то, как он эти каноны преодолевал; поможет, следовательно, оценить его новаторство и творческую смелость. Не в этом ли состоит одна из главных задач школьного изучения литературы? 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

       5.  Литература.