Cеребряный век в литературе и искусстве

     А между тем объединение оставило яркий след в культуре, в памяти современников – как художников, литераторов, людей, близких к искусству, так и не профессионалов. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Эстетика  и поэтика акмеизма

     Литературное  течение акмеизма возникло в России в начале 1910-х годов.

     Группа  молодых поэтов, оппозиционно настроенных  по отношению к символистам, стремилась преодолеть утопизм символической  теории. Лидером этой группировки стал Сергей Городецкий, к нему присоединились Николай Гумилёв, Александр Толстой. Литературные занятия проводили Вячеслав Иванов, Иннокентий Анненский, Максимилиан Волошин. Поэты, обучающиеся стихосложению, стали называть себя «Поэтическая академия». В октябре 1911 года «Поэтическая академия» преобразовалась в «Цех поэтов» по образцу средневековых названий ремесленных объединений. Руководители «цеха» стали поэты следующего поколения – Николай Гумилёв и Сергей Городецкий. Был поставлен и решён вопрос о создании нового поэтического течения – акмеизма 
(от греч. – высшая степень чего-либо, цветущая сила). Акмеистами стали Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Михаил Кузмин и др.

     Первой  ласточкой акмеизма, его эстетической основой стала статья М. 
Кузмина «О прекрасной ясности». Статья диктовала принципы «прекрасной ясности»: логичность замысла, стройность композиции; «кларизм» по существу стал призывом к реабилитации эстетики разума и гармонии, противостоял глобализму символистов.

     Наиболее  авторитетными учителями для акмеистов стали поэты, сыгравшие когда-то заметную роль в символизме, - М. Кузмин, И. Анненский, А. Блок.

     При имени Гумилёва мы ныне вспоминаем о том, что он был основателем  акмеизма. А он был прежде всего  редчайшим примером слитности стихов и жизни. Все его годы воплощались в его стихах. Жизнь его – жизнь романтического русского поэта – воспроизводится по его творениям. Гумилёв оставил нам мужественное предугадание:

Земля забудет обиды

Всех  воинов, всех купцов,

И будут, как встарь, друиды

Учить с зелёных холмов.

И будут, как встарь, поэты

Вести сердца к высоте.

Как ангел  водит кометы

К неведомой  им мечте.

     Его ритмы имеют вес. Его строки светятся и благоухают. Его интонация повела за собой рать поэтов, оказавшуюся  непобедимым воинством. Талант, чистое вдохновение должно быть, по его убеждению, совершенным, и он упорно и сурово учил молодых поэтов ремеслу. Результаты превзошли все ожидания: через пять лет в России в больших городах возникли, по примеру петербургского, цехи поэтов – отныне уже невозможно было писать плохих стихов, уровень мастеров необычайно повысился, а те у кого был талант, могли проявлять его в совершенной форме.

     Он  был строг и неумолим к молодым  поэтам и к себе, он первым объявил  стихосложение наукой и ремеслом, которому нужно учиться, как учатся музыке и живописи. Он был мужественен и упрям, он был мечтателен и отважен. В нём сочетались мальчишество и воспитанность молодого человека, кончившего с медалью Царскосельскую гимназию, бродячий дух и непреклонный фанатизм поэта. Он писал стихи, насыщенные терпкой прелестью, обвеянные ароматом высоких гор, жарких пустынь, дальних морей. Странствующий рыцарь, аристократический порядок, он был влюблён во все времена, страны и эпохи.

     Когда началась мировая война, Гумилёв  ушёл на фронт. О его приключениях ходили легенды. Он получил три «Георгия», был тяжело ранен, но его душа расцветала в дерзкой героической красоте.

     Как истинный русский гений, он обладал  даром предвидения, предсказав себе в потрясающем стихотворении  «Рабочий»:

Он стоит над раскалённым горном,

Невысокий старый человек,

Взгляд  спокойный кажется покорным

От миганья  красноватых век

Все товарищи его заснули,

Только  он один ещё не спит,

Всё он занят отливаньем пули,

Что меня с землёю разлучит.

Упаду, смертельно затоскую,

Прошлое увижу наяву,

Кровь ключом польётся на сухую,

Пыльную и мятую траву.

И господь  воздаст мне полной мерой

За недолгий мой и горький век…

     Мы  не знаем подробностей его убийства (страна убила, расстреляла своего героя), но знаем, что, стоя у стены, он не подарил палача даже взгляда смятения и страха.

     Мечтатель, романтик, патриот, суровый учитель, поэт… Хмурая тень его, негодуя, отлетела от обезображенной, окровавленной, страстно любимой им Родины…

     Им  были написаны книги стихов: «Путь  конквистадора», «Романтические цветы», «Жемчуга», «Чужое небо», «Колчан», «Костёр», «Шатёр», пьесы в стихах; книга китайских стихов «Фарфоровый павильон», готовились к печати книги стихов «Огненныё столп», «Посредине странствия земного», «Поэма дракон»…

Сны серебряного  века не обходятся без Михаила Кузмина – поэта, изысканного стилизатора, близкого по своей манере к «Миру искусств». 
Исключительный слух и вкус позволяли Кузмину балансировать на той опасной грани гениальности, за которой – банальность и безвкусица. Ему, безусловно, помогли занятия в Петербургской консерватории. Только он мог сказать, что у него «не музыка, а музычка, но в ней есть яд». Он объединял слова и музыку, поклонялся XVIII веку и безумно любил его, хотя тогда хорошим тоном считалось принадлежать модернизму. Прозаик и литературный критик, переводчик и композитор, он писал музыку к спектаклю по пьесе Александра 
Блока «Балаганчик». Старший из всех акмеистов, теоретик акмеизма, о нём писала Ирина Одоевцева: «Кузмин – король эстетов, законодатель мод и тона»…

     А. М. Волошин о нём говорил: «Когда видишь Кузмина в первый раз, то хочется  спросить его: «Скажите откровенно, сколько  вам лет?», но не решишься, боясь получить ответ: «Две тысячи…» Несомненно, что  он умер в Александрии молодым  и красивым юношей… Но почему же он возник теперь, здесь, между нами, в трагической России, с лучом эллинской радости в своих звонких песнях и ласково смотрит на нас своими жуткими, огромными глазами, уставшими от тысячелетий?»

…Когда  мне говорят: «Александрия»,

Я вижу звёзды над стихающим городом…

… Я  вижу бледно-багровый закат над зелёным  морем, мохнатые мигающие звёзды

И светлые  серые глаза под мохнатыми  бровями,

Которые я вижу и тогда, когда не говорят  мне: «Александрия!»

Кузмин  был похож на свои книги. Он обладал  умением видеть поэзию во всех явлениях жизни, даже самых простых, обычных, ежеминутных:

Ложится снег… Печаль во всей природе.

В моём же сердце при такой погоде.

Иль в  пору жарких и цветущих лет

Печаль  всё о тебе…

     В образе природы и в мире обычных  предметов Кузмин видит лирику. Вечную тему мировой лирики – любовь – Кузмин повернул своеобычно, смело, дерзко, чем шокировал поначалу многих, но смущение прошло, и стало очевидно, что 
Кузмина вдохновляют не капризы больной чувственности, а любовь в самом чистом и глубоком значении этого чувства:

Моей  любви никто не сможет смерить,

Мою любовь свободе не учи!

Явись, о смерть, тебе лишь можно вверить

Богатств  моих злачённые ключи!

     Начав когда-то с людьми «Мира искусств», Кузмин пошёл дальше их, оказался тоньше и восприимчивее к веяниям жизни. Кузмин подхватил носившиеся в воздухе идеи экспрессионизма и порождённого им самим сюрреализма и развил их с неподражаемой оригинальностью. Поэзия Кузмина не похожа на то, что создавали его современники. Совсем отдельная, опережающая развитие литературных течений эпохи и вместе с тем не отделимая от неё, она могущественно повлияла на современную поэзию. Наука о литературе до сих пор ещё не дала точного определения поэзии Михаила Кузмина. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Русский футуризм

     Русский футуризм возник в результате кризиса символизма как мировоззрение. И хотя само слово было заимствовано из итальянского искусства, поэт Владимир Маяковский утверждал в письме в редакцию газеты «Новь», что русский и итальянский футуризм – это, видимо, два параллельных течения, порождённых жизнью мегаполисов, нивелирующих все национальные и культурные различия.

     Маяковского футуризм привлекал пафосом отрицания  и разрушения старой культуры и поисками в области нового поэтического языка. В сборнике (в манифесте) «Пощёчина  общественному вкусу» (1912) футуристы изложили все свои эстетические принципы, заявив: «Только мы – лицо нашего времени… 
Прошлое тесно…»

     Поэтика Кубофутуристов формировалась под  непосредственным воздействием кубизма  в живописи. «Мы хотим, чтобы слово  смело пошло за живописью», - говорил В. Хлебников. Результатом этого процесса стал «словесный кубизм» Маяковского, который перенёс систему живописной композиции на создаваемые им поэмы. Футуристы стремились передать динамизм жизни, искали соответствие между временем – ритмом произведения и временем – ритмом реальной жизни.

     Создавая  новое искусство, они перемещали настоящее в будущее, разрушали  границы между искусством и жизнью, между образом и бытом, ориентируясь на язык улицы, на рекламу, на плакат: вызов  – во всём! Стихи Маяковского постепенно приобретают скандальную известность, но издаются во множестве разными издательствами, выходят отдельные сборники; поэт много работает, создаёт поэмы «Облако в штанах», «Флейта – позвоночник», «Война и мир»; пишет трагедию «Владимир Маяковский», которая была поставлена в Луна-парке в Петербурге. Он принимает участие в диспутах о современной поэзии, много ездит с выступлениями по России…

     Стихи Маяковского становятся предметом  обсуждения. Они поражают читателей  и слушателей. Поэт считает слово наилучшим орудием духовной революции, поэтому важными художественными приёмами считает контрастность и гиперболизм. Он был поэтом небывалой практической устремлённости. Он положил собой начало новой поэтической эпохи, новой связи человека с жизнью. Марина Цветаева сказала о нём: «Это был первый новый человек нового мира, новый грядущий. Кто этого не понял, не понял в нём ничего»

     Ещё до революции твёрдо решив «делать» новое искусство, Маяковский, с восторгом  принявший Октябрь, пошёл в ногу со временем. Тема революции и революционных преобразований становится ведущей, Маяковский в своём творчестве утверждает понятие советского патриотизма. Произведения его пронизаны любовью и верой в человека, его лирический герой влюблён в свою республику, в свой народ…

Я хочу быть понят моей страной, а не буду понят – что ж?!

По родной стране пройду стороной,

Как проходит косой дождь.

     Валентин  Катаев сказал: «За одно это четверостишье  – по-моему – ему нужно было поставить памятник».

     Серебряный  век отмечен женской лирикой. Зинаида Гиппиус, Марина Цветаева, Анна Ахматова… Были и другие, но с названными едва ли кто может сравниться.

     Поэты серебряного века создали грандиозный  поэтический свод. Большой талант всегда редкость, гений – тем  более. ХХ век не дал своего Пушкина, но искусство России начала ХХ века сотворило своеобразную книгу – «звёздами написана та книга, Млечный Путь – один её листочек».

     Д. Мережковский, А. Блок, М. Волошин, И. Анненский, В. Брюсов, К. 
Бальмонт, Б. Пастернак, С. Городецкий, С. Есенин… А. Скрябин, С. 
Рахманинов, М. Врубель, В. Кандинский, М. Шагал, Фальк, И. Машков, Н. Рерих – галерея величайших имён и личностей.