Способы выражения грамматического значения

На почве этой фразеологии, даже если бы она получила широкое распространение за пределами художественной литературы и риторической публицистики, едва ли могло сложиться у слова когти переносное, фразеологически связанное значение (когти чего-нибудь - "губительная власть чего-нибудь", "терзающая сила чего-нибудь"). Образ, возникающий на базе предметно-конкретного слова, при наличии опорного прямого номинативного значения, обычно не стирается и не погасает. Сохранение яркой образности в этом случае - симптом того, что новое значение еще не выкристаллизовалось, не получило концентрации в самой смысловой структуре слова.

В других случаях  на основе расширения фразеологических связей у слова может сложиться  новое значение. Такова, например, картина  развития значений слова кодекс в  русском литературном языке XIX в. В 20-40-е годы, когда перед русской передовой интеллигенцией встает с особенной остротой вопрос об общественно-политических убеждениях, слово кодекс из юридической терминологии переносится в сферу вопросов мировоззрения, жизненной морали и общественного поведения. Круг фразеологических связей у этого слова расширяется. Например, у Баратынского в "Цыганке": "Развратных, своевольных правил Несчастный кодекс свой составил"; у Гончарова: кодекс сердечных дел ("Обыкновенная история"), кодекс дружбы ("Фрегат Паллада"); у Добролюбова: кодекс убеждений ("Мишура"); у Салтыкова-Щедрина: кодекс житейской мудрости ("Невинные рассказы"); у Достоевского: кодекс нравственности ("Зимние заметки о летних впечатлениях"), кодекс приличий и т.п.

В связи с  расширением контекстов употребления слова кодекс постепенно складывается то его фразеологически связанное значение, которое определяется в современных толковых словарях как "система, совокупность норм чего-нибудь - правил, привычек, убеждений" и т.д.

Таким образом, семантическая сторона языка составляет часть его структуры и определяет его качество так же, как звуковая сторона языка, его грамматический строй или словарный состав.  

III

Термин "лексическое" или, как в последнее время  стали говорить, "смысловое значение слова" не может считаться вполне определенным. Под лексическим значением слова обычно разумеют его предметно-вещественное содержание, оформленное по законам грамматики данного языка и являющееся элементом общей семантической системы словаря этого языка. Общественно закрепленное содержание слова может быть однородным, единым, но может представлять собою внутренне связанную систему разнонаправленных отражений разных "кусочков действительности", между которыми в системе данного языка устанавливается смысловая связь. Разграничение и объединение этих разнородных предметно-смысловых отношений в структуре слова сопряжено с очень большими трудностями. Эти трудности дают себя знать в типичных для толковых словарей непрестанных смешений значений и употреблений слова, в расплывчатости границ между значениями и оттенками значений слова, в постоянных разногласиях или разноречиях по вопросу о количестве значений слова и о правильности их определения.

Отсутствие ясности  в определении понятия "лексическое  значение слова" очень тяжело сказывается в практике словарного дела. В каждом толковом словаре пропускаются сотни, если не тысячи живых значений слов и изобретается множество несуществующих значений. Вот несколько иллюстраций из "Толкового словаря русского языка" под ред. проф. Д. Н. Ушакова. В слове аллегория выделено особое, самостоятельное значение: "Туманная, непонятная речь, нелепость (простореч.)". В качестве наиболее показательной иллюстрации его приводится фраза: Ты мне аллегорий не разводи, а говори прямо [10]. Но слово аллегория в общенародном языке не означает нелепости, хотя и может применяться для характеристике неясной, непонятной речи, например в речи гоголевского городничего из "Ревизора": "А ведь долго крепился давеча в трактире, заламывая такие аллегории и экивоки, что, кажись, век бы не добился толку". У слова багаж найдено значение - "Эрудиция, запас знаний" [11]. И тут значение смешивается с употреблением. Только в соответствующем контексте и притом чаще всего в сочетаниях с определениями умственный, научный, ученый и т.п. у слова багаж возникает этот смысловой оттенок. Слову баня приписано отдельное значение: "Жара, парный, разгоряченный воздух" (Какая у вас баня!) [12]. Но и это - лишь метафорическое применение основного значения слова баня. В прилагательном безголовый отыскивается переносное значение: "крайне рассеянный или забывчивый". Иллюстрация: Ах, я безголовая: печку затопила, а трубу не открыла. Уж очень я безголова [13].

Академический "Словарь современного русского литературного языка" открывает  в слове безразличный значение "ничем не отличающийся; одинаковый со всеми" и иллюстрирует его примером из "Обломова" Гончарова: "Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный" [14]. Такие случаи немотивированного выделения и неправильного определения значений слов в большом количестве содержатся во всех толковых словарях современного русского языка.

Интересно наблюдать  колебания наших лексикографов  в решении вопроса, можно ли считать  особым значением возникающие и  развивающиеся формы переносного, образного употребления слова. Так, слово беззубый в своем прямом номинативном значении может сочетаться с названиями живых существ, а также со словами рот, пасть и синонимичными. Но это слово употребляется переносно. Переносное употребление его типизировано и фразеологически замкнуто в узкий круг выражений: беззубая критика, беззубая острота, беззубая насмешка и т.п. Естественно, может возникнуть вопрос, имеем ли мы здесь дело с несвободным, фразеологически связанным значением или только с употреблением, еще не приведшим к общественно-установившемуся, обобщенному значению.

В академическом  словаре русского языка под ред. Я. К. Грота, в словаре русского языка  под ред. Д. Н. Ушакова, в однотомнике  С. И. Ожегова утверждается наличие  в этом слове особого переносного значения. Но определения, истолкования этого значения у разных лексикографов крайне противоречивы. В словаре под ред. Д. Н. Ушакова переносное значение слова беззубый толкуется очень субъективно: "Бессильный, тупой, не способный повредить или обидеть" (беззубая злоба) [15]. В словаре С. И. Ожегова толкованию этого значения придается гражданский характер: "лишенный остроты, слабый, непринципиальный" (беззубая критика) [16]. Кроме слова непринципиальный, явно сюда не идущего, это толкование воспроизводит характеристику соответствующей фразеологии в академическом "Словаре современного русского литературного языка", но там переносное употребление слова беззубый с полным основанием не признается за особое самостоятельное значение.

В смысловой  структуре слова, как и в других сторонах языка, есть элементы нового, элементы живые, развивающиеся, и элементы старого, элементы отмирающие, отходящие  в прошлое. Например, слово ярый у  нас вытесняется синонимом яростный, образованным от ярость (само же слово ярость возникло как производное отвлеченное существительное к ярый).

В современном  русском языке ярый - за пределами  народно-поэтических формул (свеча  воску ярого) - обычно употребляется  в ограниченном кругу фразеологических сочетаний: ярый поклонник чего-либо, ярый сторонник, ярый любитель чего-нибудь в значении: "страстный, усердно преданный чему-нибудь, неистовый". Таким образом, ярый выражает лишь общую экспрессивную характеристику степени увлеченности кого-нибудь чем-нибудь. Прежние основные значения этого слова, хотя и не в полном объеме, как бы перешли к слову яростный - "неукротимый, ничем не сдерживаемый" (яростные атаки), "полный ярости" (яростный гнев). Однако любопытно, что в других параллельных образованиях такого же типа складываются совсем иные отношения между соотносительными словами, например: дерзкий и дерзостный, сладкий и сладостный, жалкий и жалостный, злой и злостный, тяжкий и тягостный, рад и радостен и т.п.

Наблюдения над  способами объединения разных значений в слове, а также над закономерностями словоупотребления приводят к выводу, что не все значения слов однородны или однотипны, что есть качественные различия в структуре разных видов лексических значений. Общеизвестно, что слово относится к действительности, отражает ее и выражает свои значения не изолированно, не в отрыве от лексико-семантической системы данного конкретного языка, а в неразрывной связи с ней, как ее составной элемент.

В системе значений, выражаемой словарным составом языка, легче всего выделяются значения прямые, номинативные, как бы непосредственно направленные на "предметы", явления, действия и качества действительности (включая сюда и внутреннюю жизнь человека) и отражающие их общественное понимание. Номинативное значение слова - опора и общественно осознанный фундамент всех других его значений и применений.

Основные номинативные значения слов, особенно тех, которые  принадлежат к основному словарному фонду, очень устойчивы. Эти значения можно назвать свободными, хотя их свобода обусловлена социально-исторически и предметно-логически. Функционирование этих значений слов обычно не ограничено и не связано узкими рамками тесных фразеологических сочетаний. В основном, круг употребления номинативного значения слова, круг его связей соответствует связям и отношениям самих предметов, процессов и явлений действительного мира, например: пить воду, квас, вино, чай, сидр, виноградный сок и т.п.; каменный дом, подвал, фундамент, пол, сарай и т.п.; щурить, прищуривать глаза; силлабический стих, стихосложение.

У слова может быть несколько свободных значений, в которых непосредственно отражаются разные предметы и явления действительности (ср. шапка - "головной убор" и "заголовок крупный шрифтом, общий для нескольких статей").

Однако по отношению  к основному номинативному значению все другие значения этого рода в слове являются производными. Эту производность вторичных номинативных значений нельзя смешивать с метафоричностью и образностью. В той мере, в какой эти значения не отрываются от основного, они понимаются соотносительно с ним и могут быть названы номинативно-производными значениями. Часто они бывают уже, теснее, специализированнее, чем основное номинативное значение слова. Таково, например, у слова капля - капли номинативно-производное значение "жидкое лекарство, применяемое по числу капель". Оно свойственно формам множественного числа - капли. Например, у Грибоедова в "Горе от ума": "Не дать ли капель вам?" У Пушкина в "Скупом рыцаре": "Он составляет капли... право, чудно, Как действуют они". Ср. у Тургенева с повести "Клара Милич": "Прописал капли да микстуру".

Любопытно совмещение трех разновидностей номинативных значений в слове трение. Термин механики трение был использован для характеристики общественных отношений. Это произошло  в литературном языке последней трети XIX в., не ранее 70-80-х годов. Слово трение до тех пор выражало лишь прямое значение: "действие по глоаголам тереть и тереться", "состояние трущихся один о другой предметов", "движение одного предмета по тесно соприкасающейся с ним поверхностью другого". В механике это значение было переработано в понятие, и термин трение стал обозначать: "сопротивление движению, возникающее при перемещении тела, соприкасающегося с другим телом" (трение скольжения, сила трения и т.п.) [17]. При переносе на общественные отношения слово трение обычно облекается в формы множественного числа и вырабатывает значение: "споры, нелады, столкновения, разногласия между отдельными лицами или учреждениями, препятствующие нормальному ходу дел, враждебные столкновения". М. И. Михельсон отметил это новое значение в речи А. Ф. Кони "Памяти С. И. Зарудного" (В Собр. юрид. общ. 1899 г.): "Новая судебная практика, как всякое новое дело, вызвала различные трения и шероховатости..." [18].

В системе языка  номинативно-производное значение слова (так же, как и терминологическое, научное) не может быть оторвано от основного свободного. Поэтому утверждение, будто бы слово в своем основном значении может входить в основном словарный фонд, а в "переносном или специальном" находиться за его пределами, является ошибочным [19].

Два или больше свободных номинативных значения могут  совмещаться в одном слове  лишь в том случае, если одно или  два из них являются производными от основного (по крайней мере, понимаются как такие в данный период развития языка). Если же такой связи между значениями нет, то мы имеем дело уже с двумя омонимами. В решении этого вопроса очень помогает также анализ морфологической структуры слова. Глагол убрать в словаре под ред. Д. Н. Ушакова (и в однотомнике С. И. Ожегова) расматривается как одно многозначное слово, в котором будто бы сливаются значения: "взять прочь, унести, поместив куда-либо (убрать книги в шкаф, убрать посуду со стола), а также специальное: "сжав, скосив, увезти с поля" (убрать зерновые), и такие, как "привести в порядок", "украсить, нарядить" (убрать помещение, убрать комнату цветами). Но объединение таких разнородных номинативных значений (ср., например, убрать посуду со стола и убрать помещение, убрать комнату цветами) - явно ошибочно. Эти значения не выводятся одно из другого, они не являются производными по отношению друг к другу. Об этом свидетельствует и различие морфологической структуры двух глаголов: одного с приставков у- для обозначения направления движения в сторону (ср. унести) и другого - с непроизводной основой убра- (ср. убор "головной убор", уборная, убранство).

Кроме возможности  совмещения в одном слове разных номинативных значений, необходимо обратить внимание еще на то обстоятельство, что свободные номинативные значения, за исключением значений терминологических, научно препарированных, могут быть опорными или исходными пунктами синонимических рядов.

У многих слов, принадлежащих  как к основному словарному фонду, так и к прочей части словарного состава языка, есть стилистические синонимы в разных пластах или слоях лексики. Значительная часть этих синонимов лишена прямого, свободного номинативного значения. Подобные синонимы выражают свое основное значение не непосредственно, а через то семантически-основное или опорное слово, которое является базой соответствующего синонимического ряда и номинативное значение которого непосредственно анправлено на действительность. Например, глагол облечь является книжно-торжественным синонимом слова одеть и употребляется прежде всего для выражения значения одеть в соответствующем стилистическом контексте. Его основное значение не свободно-номинативное и не производно-номинативное, а экспрессивно-синонимическое, опосредованное по отношению к глаголу одеть. Ср. у И.А. Гончарова в "Письмах столичного друга к провинциальному жениху": "Да неужели ты никогда не испытывал роскоши прикосновения к телу батиста, голландского или ирландского полотна? Неужели, несчастный, ты не облекался в такое белье... извини, не могу сказать одевался: так хорошо ощущение от такого белья на теле; ведь ты говоришь же облекаться в греческую мантию; позволь же и мне прибегнуть в этом случае к высокому слогу: ты поклонник древнего, а я нового: suum cuique" [20].